Эдвард Эбби - Банда гаечного ключа
— Знаете, что я думаю? Проще простого. Разместим заряд здесь, заряд там, размотаем сотню ярдов провода, установим взрыватель, Бонни положит свои белые ручки на ударник –
— Не говори об этом, — перебил его Док. — Сенсоры …
Летние туристы проносились в своих двухтонных пикапах всего в полумиле от них, буксируя прицепы на пневматике, катера на колесах, багги с широкопрофильными шинами или лодки на верхнем багажнике, некоторые ехали на мотоциклах Кавасаки… Четверка махала им вслед. Леди с голубыми волосами, в темных очках с блестящими оправами тоже махали им, сверкая зубными протезами.
Вернувшись в лагерь а Национальном памятнике природы Навахо, они расстелили карты под вечно шепчущими пиниями на столе для пикников и начали разрабатывать планы. Можжевельник горел и мигал в камине, не давая остынуть кофейнику. Легкий, сладковатый аромат древесины, чудесное благоухание кофе, и запах чего-то еще: Хейдьюк снова уловил запах травки.
Он глянул на Абцуг.
— Брось эту дрянь в огонь.
— Ты же пьешь пиво.
— Я всегда пью пиво. На меня пиво ни черта не действует. Оно не влияет на мои суждения. Кроме того, пить пиво разрешается законом. Нам сейчас как раз не хватает, чтоб нас поймали из-за наркотиков. Один из этих смотрителей обязан появиться здесь в любую минуту. Запах этой горящей травки слыхать за полмили.
— Бонни пожала плечами.
— Док, вы что, совсем не можете подействовать на эту женщину? Заставьте ее бросить эту проклятую сигаретку в огонь.
— Ладно, ладно, ладно уже. — Бонни погасила свою маленькую сигаретку о столешницу и припрятала остаток в трубочку от Тампакса. — Господи, ты так нервничаешь. Что с тобой?
— Что с тобой? — спросил Хейдьюк.
Док задумчиво смотрел в вечерний лес. Смит разглядывал свои ногти. Бонни опустила глаза.
— Мне страшно, — сказала она.
Наступила неловкая тишина.
— Ну, черт, мне тоже страшно, — ответил Хейдьюк. — Поэтому мы должны быть очень — очень — очень осторожны.
— Хорошо, — сказал доктор Сарвис. — Достаточно. Давайте продолжим нашу вечернюю программу.
Солнце садится. Старая луна взойдет около полуночи.
Это будет сигналом.
Док стал негромко напевать на мотив «Зеленые одежды»:
— О, скажу вам, Син O'Фаррел,
Быть готовы мы должны,
Чтобы быть во всеоружьи
В час стареющей луны.
— Верно. И не забыть бы нынче вставить синие линзы в наши фонарики.
— Зачем это?
— Свет фонариков сливается с лунным светом. Не так заметно. Дайте мне вон ту карту, Док.
Они еще раз обсудили возможные планы. Хейдьюк, стараясь извлечь максимум выгоды из их единственного явного преимущества — неожиданности — предлагал свой «Большой Удар»: взять все сразу — железную дорогу, поезд с углем, экскаваторы, силосные башни, и ленточный конвейер — на восходе луны. Больше никогда, убеждал он, не будет уже такого шанса; все это начнут караулить и охранять: вооруженные мужчины станут патрулировать дороги, вертолеты — взрезать небо. Никогда уж не представится такая блестящая возможность. Остальные возражали, колеблясь, выдвигали разные трудности, предлагали альтернативы; Хейдьюк безжалостно разгромил их все.
— Слушайте, — говорил он, — это же так просто. Минируем мост через каньон Кайбито. Абцуг вовсе не нужно сидеть там одной всю ночь. Мина взрывается от давления: как только локомотив ее коснется — ба-бах! Это снесет одним ударом и мост, и состав с углем, и железную дорогу. Наверное, и линию электропередачи тоже; если нет, мы эту заразу обработаем позже цепной пилой Дока, как предлагал Смит. Тем временем в карьере я заложу заряды в двигатели этих драглайнов. Тр-ра-ах! Выведены из строя на месяцы. Простой, ребята. Пока я буду это делать, вы, старина Док, и Абцуг, и Смит, — вы, друзья, загружаете конвейер зарядом взрывчатки с пятиминутным запалом и посылаете его к силосам. Та-ра-рах! И возвращаетесь сюда в лагерь. Живете несколько дней. Ходите в походы, ездите на экскурсии в Бетатакин, Кит Сил. Потом тихонько уезжаете. Не привлекая внимания. Следите за полицейскими штата, переодетыми в индейских хиппи. Убедитесь, что за вами не следят. Никакой этой дурацкой травки в машине. Ведите себя, как туристы. Абцуг, ради Бога, одень платье. Док — ну, о Доке нам нечего волноваться: даже в детских ползунках он будет выглядеть гордо. (Док сердито нахмурился). Выбрось этот номерной знак Калифорнии. Если тебя остановит славный полицейский — улыбнись ему нежно. Попытайся запомнить, что полицейский — друг человека. Будь вежлива с этим сукиным сыном. Встретимся снова через месяц, когда пыль осядет. Там, в стране каньонов. Делать там нашу чертовски важную работу. Будут вопросы?
— Все это насилие, — сказал Док. — Мы же законопослушные граждане.
— Есть ли что-нибудь более американское, чем насилие? — Хейдьюк хотел получить ответ. — Насилие — это такое же американское блюдо, как итальянская пицца.
— Как китайская лапша, — сказала Бонни. — Мексиканское чили. Норвежские рогалики и лосось.
— Я не люблю возиться с динамитом, — говорит Смит. — Кто будет устанавливать заряд для силосов, пока ты будешь там валять дурака с этими драглайнами за девятнадцать миль к востоку оттуда.
— Я подготовлю заряд. Все, что вам с Доком нужно будет сделать — это положить его на ленту конвейера и поджечь запал. Абцуг будет караулить. Потом сразу в машину — и наутек. Когда заряд сработает, вы должны быть за две мили оттуда, по дороге сюда. Только убедитесь, что запал горит. — Хейдьюк глянул на них; огонь тихонько потрескивал. Снова сумерки.
— Джордж, — сказал наконец Док. — Вы такой энтузиаст. Вы меня пугаете.
Хейдьюк ухмыльнулся своей варварской улыбкой, принимая это за комплимент.
— Я и сам боюсь.
— Да, и, кроме того, ты не все продумал, — сказала Бонни. — Что ты скажешь, Лоуренс Аризонский, о том, когда –
— Зовите меня Рыжий Рудольф.
— … когда ходят поезда, Рудольф? Сколько человек в бригаде? А о них ты подумал? А если поезд доедет до моста прежде, чем мы осуществим остальную часть плана, что тогда? Вот тут наступает твой момент неожиданности.
— Я свое домашнее задание сделал. Груженые поезда отходят от железнодорожного узла Черная гора дважды в день — в 6.00 и 18.00. Из Пейджа они уходят порожняком в полдень и полночь. Таким образом, поезд проходит любую точку трассы каждые шесть часов. Мост через каньон Кайбито приблизительно посредине между конечными станциями. Груженые поезда проходят по нему где-то около 8.00 и 20.00
— Говори по-человечески.
— То-есть в восемь утра и восемь вечера. Мы засядем там около восьми вечера, пропустим груженый состав и посадим нашу мину. У нас будет шесть часов до того, как порожняк из Пейджа угодит на нее. Мы быстро рванем сюда, подготовим все и сразу начнем наш фейерверк около двух часов утра, как раз в то время, когда в каньоне взорвется порожняк. Три отдельных случая в трех разных местах; они решат, что это восстание индейцев. На самом деле –
— Мы во всем обвиним индейцев, — сказал Док. — Все очень любят индейцев теперь, когда мы их одомашнили. Вот мы и подкинем ключики кое-где. Тут — бутылку из-под Токая, там — книжку комиксов, или бутылку из-под бренди. И пошло. Йа-та-хей, Бюро по делам индейцев наследило на мосту. Средства массовой информации поднимут большой шум, и полдюжины индейских организаций кинутся заявлять о своей безупречной репутации и требовать доверия.
— Ты не ответил на все мои вопросы, — продолжала Бонни. — Что будет с бригадой поезда?
— Ага, — сказал он. — Вот как раз это понравится вам, пацифистам, больше всего. Эти поезда с углем — они автоматизированы. Никакой бригады. Состав никто не сопровождает.
— Вы в этом уверены? — спрашивает Док.
— Я читаю газеты.
— Вы прочли об этом в газете?
— Слушайте, вот уже год, как компания хвастает этими поездами. Компьютерное управление. Рука человека не касается контрольных приборов. Первый в мире автоматизированный поезд с углем.
— Даже наблюдателя нет?
Хейдьюк помедлил. — Может быть, на испытаниях он и был, — сказал он. — А сейчас — нет. Эти поезда курсируют уже с год без единого прокола. Пока мы не явились.
Пауза.
— Мне это не нравится, — сказал Смит.
— О, Господи, неужто опять начнем все сначала?
Тишина.
Какая-то птичка запела невдалеке, во мраке сосновой рощи: пу-ур-ви-ил… пу-ур-ви-ил… пу-ур-ви-ил…
— Знаете, чего мне хочется? — спросила Бонни. — Прямо сейчас? Рожок мороженого Баскин-Робинс с двойным карамельно-ореховым десертом.
— А знаете, чего я хочу? — спросил доктор Сарвис. — Я хочу …
