Франсуаза Малле-Жорис - Дикки-Король
Но, увы, торжественность момента тут же нарушают разрыдавшиеся вдруг Люсетта и Тереза, и к ним присоединяются три-четыре девушки того же возраста, запричитавшие срывающимися и жалобными голосами.
— Дикки сердит на нас! Он даже не смотрит в нашу сторону!
— Это несправедливо! А все потому, что за порядком следили «Дети счастья», а если бы мы были организованы…
— Это ты виновата, Жанина…
— Клуб скоро распадется!
— У них есть средства, а у нас…
Стоя в нескольких шагах от этих плакс, Дирк насмешливо замечает, что, дескать, нельзя стоять во главе фан-клуба, если голова не тем занята.
Вчера они пережили жестокое унижение. Дикки поблагодарил «Детей счастья». А фанатам не сказал ни слова! Подлинным фанатам! Что ни говори, а за полмесяца статус подлинного фаната не завоюешь!
— Я, например, дралась, — замечает хорошенькая рыжеволосая девушка. — Вцепилась одному в волосы и стала тянуть!
— И я, и я тоже…
— А чтобы их перекричать, — сказал парикмахер Марсьаль, — я запел так громко, что потом пришлось принимать таблетки «пульмоль», правда, Жан-Пьер?
— И все это потому, — резко подытожила Эльза, — что клуб остался без руководства!
Жанина делает робкую попытку возразить.
— Это правда! — кричат фанаты.
— Ты уже не справляешься!
— Сделай что-нибудь!
Подталкивая, будто танк, кресло своего брата, вперед прорывается Мари Бодуэн. Все сразу смолкают.
— Должен сказать, — произносит тихим голосом Жорж, — что мне, дорогая Жанина, столь многим обязанному Дикки, чрезвычайно больно думать, что он разочаровался в нас.
Печальный гул одобрения был эхом этих слов.
— Мне так хотелось чем-то отблагодарить его за то, что он для меня сделал! Помочь в тот момент, когда на него обрушилась людская злоба… Я никого не хочу обвинять, но все же в Кабри не удалось поставить мое кресло в зале. Я прекрасно понимаю, что говорю только о себе, но я ведь заметил, что мое присутствие кое о чем все же свидетельствует, не правда ли, внушает определенное уважение, способствует, пусть в незначительной мере…
— Он прав, — поддержал его Марсьаль с такой убежденностью, что даже стал заикаться. — А на а… на аренах нас посадили так высоко, что весь эф… весь эффект пропал, и все же я кричал, да, я орал, могу прямо это сказать, а где были другие в то время? В четвертом, в пятом ряду… Я, Жанина, рыдал от злости, рыдал, клянусь вам, правда, Жан-Пьер? Я знаю, что кое-кто иногда пропускал концерты в последнее время, потому что их приглашали в гости, ведь у нас столько друзей на побережье, но это все же не главное для нас, и если бы Жанина сказала, что возникли осложнения, мы бы на брюхе приползли, потому что для нас Дикки — прежде всего! Правда, Жан-Пьер?
— Правда, — коротко поддакивает Жан-Пьер. — Нам ничего не сказали по поводу распродажи билетов.
— И что же мог подумать о нас Дикки? Крысы бегут с корабля, вот что, наверное, он подумал! Тогда как мы жизни бы не пожалели… В Кабри я ведь пошел к нему в уборную сказать, что мы ничего не знали, что верны ему и теперь не пропустим ни дня, что все эти мерзавцы… в общем, все, что мы думаем, правда, Жан-Пьер? Так вот, он едва ответил мне. Он считает, что его предали!
Слезы навернулись у него на глаза. Жанина окончательно сникла, ее стареющее лицо являло жалкое зрелище, и если бы не волевое усилие, оно, наверное, совсем бы перекосилось. Она попыталась возразить, но безуспешно. Они были правы.
— Мы тоже могли бы пустить в ход кулаки, — добавил бледный от ярости Марсьаль.
— Вечно эти предрассудки!
— Мы могли бы подняться на сцену, могли…
— И что только подумал о нас Дикки!
Это был великий плач, искреннее самобичевание, жажда жертвы и преданного служения, даже если их отвергнут, не оценят… «Двойняшки» откровенно рыдали. Эльза была очень взволнована, хотя старалась не терять самообладания. Марсьаль и Жан-Пьер разглагольствовали о своей преданности и воинственных намерениях. Пятидесятилетние супруги Герен пытались что-то сказать о своей верности Дикки, но добиться, чтобы их выслушали, им не удалось. Ванхоф объяснял Жанине, что ей следует делать. Опоздавший мсье Морис откровенно признался, что вопрос о несостоятельности председательницы напомнил ему подобный же эпизод из его собственной карьеры, относящийся к 1952 году. Группа парней (в числе которых, естественно, был Дирк) предложила поколотить «Детей счастья». Просто так, без всякого повода.
— Но они все же помогли Дикки, — запротестовала Аделина.
— Если бы они были настоящими фанатами, они бы присоединились к остальным. А они все время держатся особняком, смотрят на нас свысока…
— Сегодня утром мы отправились из Йера автостопом, естественно, нам не нужны их подачки, но поскольку они оказались на той же площадке в кемпинге, я попросил у шофера немного горячей воды, заметь, горячей воды, не кофе, у меня был свой растворимый кофе, но кончился газовый баллон, так вот, он мне и отвечает: «Ты бредишь, в этом автобусе нет воды» — и в это время я заметил, как один из парней наливает воду в чашку, в метре от меня!
— Они просто сумасшедшие! Все время повторяют какие-то фразы, всегда одни и те же, читают их по какой-то книжечке…
— Кажется, по пятнадцать минут в час они молчат…
— Не пьют спиртного…
— Они хотят отнять у нас Дикки! — закричал кто-то.
И козел отпущения сразу найден: Жанина.
— Надо было провести собрание всех секций…
— Надо было предложить свои услуги для наведения порядка…
— Могли бы также и над песнями поработать. Мы знаем их, но это не производит особого эффекта. Жанина, ты должна была сказать нам…
— Жанина, ты могла бы выбрать группу фанатов, заранее послать их в города, чтобы они распространяли… ты могла бы…
— Но я здесь вовсе не для того, чтобы выполнять работу пресс-службы, — неосторожно вспылила Жанина.
— И все же надо было бы знать, — сказал Дирк, — для чего именно ты находишься здесь. Для того чтобы помогать Дикки или чтобы любовью заниматься?
Жанина не сдержала крика. Затем разрыдалась.
— Так и есть! Вы правы!.. Я должна была подумать…
Она признавалась в своем падении. Дейв поглотил ее. Ожидание, надежда, частые разочарования и удовлетворение страсти — иногда — заставили ее забыть о своем долге.
— Я ошибалась! Это так, вы правы… Я уйду с этого поста… Я уже недостойна… недостойна его…
И тут ее пожалели. Такая полная капитуляция, столь беспощадная самокритика и очевидное отчаяние вызывали сочувствие. Черная тушь, стекающая с ресниц по ее несчастному лицу, трясущиеся, совсем как у старухи, руки, и эти причитания… Потрясенные девушки бросились к ней.
— О нет, мы этого не хотели! Не плачь, Жанина!
И наступила великая минута всеобщего умиления, несколько испорченная сообщением (поступившим от проходившей мимо официантки, которая при виде этой трогательной картины от неожиданности остановилась), что в почтовый зал напитков не подают. Хриплым от волнения голосом Эльза заявила, откашливаясь, что «смерти грешницы» никто не жаждет. Г-н Ванхоф, увлеченный этим добрым порывом, сказал, что если прислушаться к мнению тех, кто знает толк в организационных делах, все еще можно поправить. Марсьаль и Жан-Пьер горячо поддержали его. Заговорили о том, что «не надо бросать первыми камень», и за несколько секунд Жанину снабдили таким количеством носовых платков, что она могла сложить из них целую гору!
— О! Великое братство артистов! — патетически воскликнул мсье Морис, стараясь повернуть дело так, чтобы его друзьям Геренам было сподручнее закончить сцену угощением всей компании. Даже Дирк оправдывался, говоря, что он лишь хотел «быть прозорливым» и предостеречь от опасности, которую влечет за собой присутствие «Детей счастья».
— Религия — это, знаете ли, ужасное дело. Я ведь немало где побывал и могу сказать вам, что это настигает вас как безумие. Муха цеце! Если ужалит, пропал. Вас заставят делать что угодно, повторять что угодно, вы отдадите свои деньги, еду, все. Я видел такие места, где люди мрут от голода, и трудно себе представить, что там есть храмы, мечети, все, что хотите, статуи, немыслимые украшения… А умирающие с голоду нищие еще приносят этим статуям еду и гирлянды цветов, которые они плетут, вместо того чтобы выращивать помидоры, приносят даже золото!..
— Уму непостижимо! — восклицает Аделина, та, что из Компьеня. В углу еще утешали Жанину, строили планы, как в ближайшие дни представить Дикки доказательства их безграничной преданности.
— Это какое-то потустороннее сознание, — заметил Дирк.
Клод сопровождал Дикки. Через несколько дней он вынужден был это признать. Что ж, он сопровождает певца. В первый день, чтобы доставить удовольствие, оказать услугу. Потому что ему было еще немного стыдно перед Полиной за скандал, который он учинил. Но стыдился он или гордился? На второй день из-за того, что уехал — хотя вполне мог там остаться — из гостиницы, так как в его номере текло из крана. Он не останется в номере, где течет кран! Водопроводчик прийти не спешил. А другие отели в Йере были забиты, конец июля, сами понимаете. Так лучше уж сопровождать. Больше разнообразия, и голова чем-то занята… К тому же Серж всегда заказывал в отелях, где останавливалась труппа, два-три резервных номера на всякий случай. В первые дни его смущало то, что он живет в отеле, а его крестница ночует в молодежных гостиницах, на пляжах и автовокзалах. Но она ему четко дала понять, что он-то как раз и есть страждущий герой. И что спать на автовокзале ей кажется даже забавным. Да будет так.
