Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2005)
И снова о страданиях жертвы. Нам, смертным людям, нельзя забыть и о безмерном страдании приговоренного к смерти преступника: «Когда официальные юристы говорят о предании смерти без страданий, они не знают того, о чем говорят, и, что особенно важно, они лишены воображения. Опустошающий и унизительный страх, которому месяцами и годами подвергается осужденный и которому не подвергалась жертва, является более страшным наказанием, чем смерть»17 . Камю устрашает сама «машинность» жизни после приговора, превращение человека в покорную вещь… Греки с их цикутой были гуманнее.
Все представленное в книге «Размышления о гильотине» если и не поколебало сторонников смертной казни, то заставило самого «впечатлительного» Камю согласиться на временные компромиссы: для благопристойности можно хотя бы давать приговоренному шприц со смертельной жидкостью, оставляя за ним право самому сделать себе безболезненный укол и перейти от сна к смерти… Это пессимистический компромисс. Камю не надеялся при своей жизни увидеть плоды собственной борьбы за отмену смертной казни.
Еще в июне 1959 года (за несколько месяцев до смерти) Камю уверен, что его «тяжба об одном из фактов цивилизации» может продлиться необозримо долгие годы. Однако последняя смертная казнь состоялась во Франции в 1977 году. А ее отмена произошла невзирая на широкую общественную поддержку этого института. В 1981 году известнейший адвокат Робер Бадинтер, став министром юстиции после победы на выборах Франсуа Миттерана, добивается законодательной отмены смертной казни. Сегодня во Франции 50 процентов населения выступают за возвращение и соответственно 50 процентов — против смертной казни.
От виселицы и гильотины к электрическому стулу, выстрелу в затылок или в сердце, наконец, к безболезненной инъекции… Учитывая реалии сегодняшнего дня, трудно предположить, что тексты Кёстлера и Камю могут оказать заметное влияние на умонастроение общества и законодателей (что уж говорить об исполнителях) в нынешней России, склоняющихся к возвращению смертной казни в арсенал российского уголовного права18 . Для перемен в этом отношении нам предстоит, похоже, многолетняя прежде всего исследовательская и просветительская работа.
От философии и морали — к социологии наказания
Написав этот исторический экскурс (Кант — Беккариа, Кёстлер — Камю), я стала размышлять о том, чем все это, собственно, может нам в России сегодня помочь, как сказаться в сегодняшнем споре.
Если иметь в виду нынешнюю вялотекущую отечественную «дискуссию», то можно заметить, что никакой «теоретический опыт» прошлого спорящих в общем-то не волнует. У нас в сегодняшних дискуссиях о смертной казни слишком часто доминируют откровенные эмоции возмездия («А вот посмотрим, что скажете вы, когда потеряете близкого человека…»), в лучшем случае выдвигаются моральные аргументы, впрочем, случаются апелляции к какой-нибудь (обычно анонимной) «статистике» (о практической бесполезности смертной казни для общества, поскольку она не уменьшает число преступлений), наконец, иногда приводится аргумент, указывающий на возможность непоправимой юридической ошибки… (Последний аргумент способен, похоже, еще как-то воздействовать на общество, мыслящее в категориях права, например, на американское общество. В последние годы в США именно этот аргумент заставил некоторые штаты ввести мораторий на применение смертной казни — впредь до точного выяснения, сколь в действительности часты подобные ошибки и как можно их избежать19 .)
Итак, для начала просто некоторые сведения.
За последние годы число стран-аболиционистов (установивших законодательный запрет на применение смертной казни в качестве наказания) весьма значительно выросло. При этом наиболее полно эту «общественную утопию» удалось реализовать Западной Европе. Именно здесь сегодня заметнее всего эволюция международного гуманитарного права: с 1 июля 2003 года Совет Европы утвердил вступление в силу полного запрета на смертную казнь. (Страны — члены Совета Европы подписали Протокол № 13 к Европейской Конвенции прав человека. Этим Протоколом вводится запрет на применение смертной казни даже во время войны. Ранее, согласно статье 15 Конвенции прав человека, государства, в случае войны или иной чрезвычайной ситуации, ставящей под угрозу существование нации, могли отступать от соблюдения положений Конвенции и применять в качестве наказания смертную казнь.)
Небольшое отступление в историю. В начале XX века более десяти европейских стран отказались от практики смертной казни в мирное время. К 1962 году в Западной Европе только в Соединенном Королевстве, Франции, Греции, Ирландии, Испании еще применяли (редко) эту меру наказания. Но вот уже более двадцати лет назад эти страны стали аболиционистскими.
За последние четыре десятилетия общее число стран, отказавшихся от смертной казни, утроилось. К сегодняшнему времени более половины стран мира либо отказались от смертной казни законодательно, либо не применяют ее на практике. При этом 84 страны сегодня — аболиционисты (не применяют смертную казнь ни за какие виды преступлений), 12 стран применяют смертную казнь только в период военных действий, 24 страны не применяют эту меру наказания на практике (в течение последних десяти и более лет). (76 стран оставили за собой право на смертную казнь и применяют ее.) В последние пятнадцать лет отмечено распространение аболиционистского движения на страны Африки, в меньшей степени оно затрагивает азиатские страны. Однако к концу тысячелетия лишь в 55 странах (после 1994 года) применялась смертная казнь. Помимо США, Кубы, Гайяны и некоторых островных государств Карибского бассейна это государства Ближнего Востока, а также многие другие страны Азии и Африки (лидеры — Китай, Иран, Демократическая Республика Конго, Саудовская Аравия, Туркменистан, США).
Согласно данным Международной Амнистии, в 2004 году в 25 странах мира было приведено в исполнение 3797 смертных приговоров; 7395 человек были приговорены к смерти в 64 странах20 . Из исполненных казней 97 процентов приходятся на долю Китая, Ирана, Соединенных Штатов Америки и Вьетнама. В Китае (по очень приблизительным данным) казнено 3400 человек, 159 человек — в Иране, 64 — во Вьетнаме, 59 — в США… Четверо казненных — несовершеннолетние (1 — в Китае, 3 — в Иране). Все это цифры официальные, возможно, несколько более «утешительные», чем реальная картина (так, некоторые специалисты полагают, что в Китае в прошедшем году могло быть казнено до 10 тысяч человек)…
По данным той же Международной Амнистии, в 2004 году на пространстве бывшего Советского Союза казнили в Беларуси, Киргизстане, Таджикистане, Узбекистане…
Многие западные эксперты говорят сегодня о том, что исторический процесс распространения отказа от смертной казни на все новые страны приостановился и в ближайшее время не предвидится его «размораживание». Не предвидится и изменение законодательных позиций «сверхдержав» США, Китая, России.
В России запрет на смертную казнь не носит законодательного характера. Действующий с 1999 года мораторий, который Россия объявила в связи с принятием ее в Совет Европы, подвергается постоянной атаке наших политиков (один из последних прецедентов — кампания за смертную казнь, развернутая деканом социологического факультета МГУ В. Добреньковым, сумевшим привлечь в свои сторонники многие известные имена21 ). Да и более 60 процентов населения (об этом свидетельствуют социологические опросы) приветствовало бы возвращение к смертным казням. Так что пессимизм российских противников наказания смертью, пожалуй, не менее оправдан, чем пессимизм Камю. Впрочем, в этом деле никогда нельзя сдаваться…
Как мне представляется, в сегодняшних условиях в России общественное обсуждение вопроса о смертной казни (в структурах законодательной власти, в среде правоведов, правозащитников22 , в СМИ, даже на телевидении в маловразумительном «формате» «ток-шоу») зашло как-то в тупик. В этих дискуссиях мы слышим одни и те же аргументы (и «за», и «против»), — повторяясь, они фактически уже теряют всякую свою «убедительность». Да и сами (не столь многочисленные) дискуссии ведутся на весьма абстрактном уровне отрывочного знания с привлечением моральных сентенций. Это имеет свое объяснение, в числе причин — пещерное состояние отечественной науки о наказании. Наша «криминология» (а о пенологии у нас вообще еще не говорят) весьма (за редким исключением23 ) консервативна и «проспала» приблизительно век. Почти все это время (исключая теоретически плодотворные конец XIX — начало XX века, когда в России начало развиваться «тюрьмоведение») наука о наказании была в нашей стране по букве и по духу — ведомственной, обслуживающей карательную систему. Между тем накопленное число (и многообразие) западных исследований наказания сегодня таково, что просто не представляется возможным освоение этого массива опыта. И все же нам надо спешно включаться в цивилизованный, в том числе теоретический процесс, непременно предполагающий сегодня акцент не столько на философии и морали, сколько на социологии наказания24 .
