Жеральдин Бегбедер - Спонсоры. Нет проблем, или Небольшие трансбалканские хроники из страны спонсоров
— Уж я-то им устрррою, костей не соберррут! — повторяет разгневанная Стана несколько раз.
Черт побери, и что ответить? Пусть даже все эти угрозы только для блезиру, я же все-таки Стану немножко знаю и представляю себе, на что она способна. Узнать, как она просила, о том, на какие дни назначены съемки эпизодов с шлюхой, я напрочь забыла — ну и бормочу в трубку, что, увы, новостей пока никаких, тут, в Будве, вообще сплошная неразбериха… Я изо всех сил стараюсь преуменьшить достоинства фильма и значение всего, что здесь происходит: одни только маленькие пустяковые роли, да-да, никакого масштаба, но обещаю — клянусь тебе, вот просто землю ем, — что, как только буду знать больше, сразу скажу.
Уф, вешаю трубку, оборачиваюсь и вижу… угадайте кого?.. Депутатку парламента, да, в форме медсестры именно депутатка парламента, ни малейшего сомнения.
Проходящий мимо Вук, который всегда в курсе всего, подтверждает подмигиванием: да-да, точно, это она.
Чуть позже является тренер-сценарист с новой версией эпизода. Он перестроил текст — так, чтобы психологически усилить роли, и значительно увеличил сцену с Аленом, тем самым возводя его в ранг актера второго плана. И тут Нелла Бибица снова заводит свою песню насчет стрижки.
— Придется подрезать тебе волосы сегодня же, это необходимо для крупных планов, да, это необходимо, говорит Алену режиссерша. — Они должны быть чуть-чуть короче, — уточняет она, видя, что артист вот-вот впадет в истерику.
Приговор обжалованию не подлежит, обсуждению тоже. Впрочем, для того, чтобы «чуть-чуть» подстричь Алена, из Рима в качестве подкрепления вызвали звезду парикмахерского дела, она причесывала Мастроянни, она стригла самого Феллини и даже Алена Делона, и она уже обсудила эту деликатную проблему с режиссершей… В общем, Ален в конце концов соглашается вверить свою шевелюру в руки римской звезды.
О согласии героя-любовника подстричься У итальянского парикмахера тут же узнает Мистер X со своей командой сербских цирюльниц, и у всей команды с ним во главе начинается острый приступ уязвленного самолюбия: вот, значит, как им здесь доверяют, вот как, значит, их здесь ценят, да их на этих съемках держат за полное дерьмо, и все, что тут делается, сплошное подтверждение того, что тут, с одной стороны, эксплуататоры, а с другой — плохо оплачиваемые эксплуатируемые… Короче, в результате острого приступа вражда между сербской и итальянской командами усиливается, в нее вмешивается сербский продюсер, который начинает орать и ссориться с итальянским продюсером из-за всей этой истории с нехваткой уважения, а на площадке поговаривают, будто он-то сам уже все бросил и свалил с фильма.
— Господи, что же с нами будет, — охает одна из сербских гримерш.
Нервы гримерши внезапно сдают, и она принимается голосить, закрыв лицо руками: да что ж это такое, сербов как будто прокляли, ничего, кроме несчастий, со времен войны, с тех пор, как их страны больше не существует. Они теперь никто, ничто и звать никак — для всех, все над ними издеваются, все их предали, начиная с собственного правительства и кончая продюсером. Ален тем временем пытается выучить новый текст с помощью тренера-сценариста, который теперь уже, видимо, сожалеет о том, что увеличил его роль, а итальянский продюсер ругается с английским.
Но тут, как и следовало ожидать, возвращается выходивший, оказывается, всего на минутку сербский продюсер, и киногруппа в полном составе делает вид, будто ничего не случилось.
— Мотор! — орет Марко в мегафон.
— Начали! — восклицает Нелла Бибица.
И съемки идут до рассвета, уже не прерываемые никакими серьезными инцидентами.
31
Когда мы возвращаемся в Будву, на часах ровно десять. Мы совершенно измотаны, как, впрочем, и должно быть после трудовой ночи. Дорога все такая же скверная, водитель-черногорец все такой же отчаянный. В микроавтобусе Мистер X всячески демонстрирует, как серьезно на нас обиделся из-за истории со стрижкой, и его поддерживает Стоян, бросая на нас полные невысказанных упреков взгляды. Ангелина тоже оказалась в их лагере, потому что ей вечером позвонила адвокат Станы и вела себя очень агрессивно, даже угрожала. Поскольку, эта адвокатша сказала, менеджер по кастингу не держит слова, она обещает данному менеджеру кучу неприятностей, ну а что адвокатша Ангелине сделает, ну, надавит на несчастного менеджера, что толку-то, если у менеджера, то есть у нее, у Ангелины, на самом деле с того дня, как начались еще даже не съемки, а только пробы, не было ни малейшей реальной возможности на этот самый кастинг повлиять…
Заходим в номер и едва успеваем скользнуть под простыню, как наши мобильники, которые мы забыли выключить, начинают на два голоса трезвонить. Всю квартиру перебудили!
— Алло, алло! — говорю я надтреснутым, ну прямо Цеца, голосом.
— Кха-кха, — откашливается в трубку Ален. — Да, а что? А? Что случилось-то? — кричит он, тараща глаза, весь растрепанный.
— Привет, Francuzi! — весело говорит мне Клеопатра.
— Ну и как, вы готовы к великому дню? — кричит Большой Босс прямо в ухо Алену.
И оба переходят прямо к встрече с почетным президентом Черногории, о которой договорились накануне, nema problema, встреча состоится сегодня, никаких проблем, увидимся, скорее всего, в районе шестнадцати часов, пока не понятно где, но это не имеет значения.
— Хорошо, хорошо, — отвечаю я Клеопатре, стараясь поскорее закончить разговор, — позже условимся окончательно.
— Никаких проблем, — отвечает своему собеседнику Ален и отключает мобильник. — Черт побери, просто не верится.
Он натягивает простыню на голову, что-то бурча насчет идиотизма звонков с подтверждением согласия на встречу, кому это надо, только спать мешают.
Но звонки продолжаются. Подтверждение: увидимся в шестнадцать ноль-ноль; отмена: нет, Francuzi, скорее в семнадцать ноль-ноль; снова подтверждение; окончательно договорились на семнадцать; переподтверждение: нет, в шестнадцать тридцать как штык, полпятого вас устраивает, ну, значит, в полпятого, алло, простите, вернее, в шестнадцать пятнадцать, то есть в четверть пятого; ну все, оʼкей, я договорюсь с секретарем президента, пусть пометит в своем ежедневнике… Мы по-прежнему понятия не имеем, где будет встреча с президентом, — сначала речь шла о его кабинете, потом решили, что там слишком официально и лучше встретиться с ним у него дома, на следующем этапе сочли, что встречаться дома рискованно с точки зрения безопасности, может быть, правильнее встретиться у его друга, но без этого самого друга, наконец последнее известие: встреча состоится в соломенной хижине на берегу моря или на яхте. Правда, я не уверена, что все поняла как надо.
Совершенно проснувшиеся Вук и механик тем временем совещаются в гостиной, обсуждая, какой тактики придерживаться. У них в руках авторучки и калькуляторы, они производят какие-то весьма приблизительные подсчеты того, сколько им предстоит получить. Хитрющий Вук, который до сих пор не подписал контракта, подумывает совершить вылазку в продюсерскую группу и выяснить, сильно ли их нагрел итальянский продюсер. Ален хочет пойти с ними, чтобы потребовать причитающееся нам: квартиру с видом на море и «мерседес» с откидывающимся верхом, шофером и кондиционером. С какой это стати Джон-Мордашка, талисман-эпизодник Стефано, Джереми Айронс и его помощница Жан-Ми раскатывают в таких машинах, мы, Francuzi, тоже имеем на это право, в нашем контракте это написано черным по белому.
И вот уже мы, вдохновленные сюжетом для небольшого скандала, шагаем во главе с Вуком к складскому помещению в новом квартале Будвы — здесь находится производственный отдел. Во всех офисах пусто, на месте только Ангелина, она же первая встает и последняя ложится. Всегда одинаково перегруженная и вымотанная, она целыми днями носится в одиночку туда-сюда с цифровой камерой на ремешке, чтобы отыскивать для фильма с мегабюджетом статистов, находить прямо в экспедиции исполнителей маленьких ролей с яркой индивидуальностью и потенциальной фото- и киногеничностью.
— Просто голову сломаешь, — вздыхает она, имея в виду бесконечно меняющийся график.
Не говоря уж о капризах режиссерши, которая чаще всего требует невозможного, вот посылает, например, Ангелину: пойди найди того смешного крестьянина, который когда-то такое торговал овечьим сыром на будвинском рынке, она, видите ли, мимоходом его заметила, и образ этого крестьянина навек запечатлелся в ее памяти, и теперь она вцепилась в этот образ — специально для того, чтобы осложнить жизнь Ангелине… Торговец сыром ей, видите ли, нужен на роль учителя-мудреца, это новый персонаж из бредового эпизода, придуманного Неллой и тренером-сценаристом. Они представляют себе этого учителя-мудреца с внешностью торговца сыром сидящим на золотом троне, а трон стоит на палубе военного корабля, того самого, где танцевала Милена, а палуба будет вся-вся покрыта красными розами, так надо для эпизода, а крестьянин-учитель-мудрец, одетый в длинную белую тунику, будет декламировать стихи черногорского поэта-епископа Петра Петровича Негоша.[90]
