Алексей Саморядов - Праздник саранчи
— Извините меня, — она взглянула на Ивана, коротко улыбнувшись. — Мы на улице познакомились или у Нины? — Она, сморщив лоб и нос, потерла ладонью затылок.
— На улице. Ночью, в беседке… Горбатый парень на гитаре играл, — улыбаясь, стал помогать ей Иван.
Он прислонился к стене.
— Да, наверное, кто-то играл… вы меня только извините, ради Бога! — искренне сказала она, глядя на Ивана, прижимая руку к груди. — Со мной никогда такого не было!
Иван беззвучно рассмеялся. Он с изумлением глядел на нее.
— Я у подруги была на дне рождения, — продолжала она. — И знаете, мы попробовали, вот просто из любопытства, там принес сто-то, и мы покурили какой-то наркотик.
И я прямо сразу отрубилась, потом бегала, еще что-то, я даже домой не помню как пришла. Я не знала даже, что так получится, извините меня! А что там было, мы познакомились или что? Я упала или что, врала что-нибудь?
— Да нет! — удивленно и весело ответил Иван. — Вроде не врала ничего.
— Да? Это хорошо, — успокоилась она. — А на гитаре, я помню, кто-то играл, не помню кто…
Иван сел на пол.
— Тебя же Катя зовут? — спросил он.
— Да, Катя, а вас? Ой, вы встаньте с пола, лучше сюда садитесь! — Она подвинулась.
Иван поднялся и сел на постель рядом с ней.
— Простите, как вас зовут? — Катя чуть повернулась к нему, обхватив колени, прижавшись к ним грудью.
— Иван.
— Очень приятно…
Она вдруг встала, подала ему руку. Он тоже встал. Они снова сели. Помолчали.
— Ты, Катя, учишься или работаешь?
— Я училась, теперь работаю, — заторопилась она.
— А на кого училась?
— Я акробатикой занималась в эстрадно-цирковом училище, а теперь вот в метро журналы продаю. — Катя улыбнулась, чуть махнув кистью руки.
— Так ты что, сальто делаешь? — обрадовался Иван.
— Почему же сальто? — обиделась она. — Акробатика, — многозначительно подняла указательный палец, — это все. Какое сальто, я могу, шейпинг преподавать, — сказала она еще многозначительней. — Это же целая культура!
Они снова замолчали.
— А мы что, познакомились в беседке? Я что-то говорила? — снова вкрадчиво стала расспрашивать Катя. — Я что-то делала?
— Слушай, если ты правда ничего не помнишь, я ничего не буду тебе рассказывать, — сказал Иван просто. — Давай будем говорить, как будто мы только что познакомились.
Катя как-то вдруг напряглась. Она сидела, глядя в пол, трогая себя за пальцы ног.
— Вы лучше скажите, — попросила она глухо. — Что ж я себя буду чувствовать, как дура… Что там было?
— Ну, мы обнимались… — начал издалека Иван. — Ну, целовались…
— И что дальше? — Катя вдруг начала краснеть.
Иван помолчал.
— Ты что, правда не помнишь? — спросил он.
— Что? — испуганно спросила она. — Я пошла к вам домой?
— Нет, все было на улице. В беседке.
Катя стала красной. Она вдруг встала резко и, как солдат на плацу — руки по швам, пошла вон из комнаты. Хлопнула дверь в ванную. Послышался шум воды. Иван посидел. Встав, прошелся тихо.
Он подошел я двери ванной, прислушиваясь, погладил дверь рукой.
— Слушай, как ты там? — позвал он Катю. Ему не ответили.
— Ты жива там? Ты держись, слышишь?
— Слышу, — глухо сказала Катя.
— Может, выйдешь? Чего там сидеть?
— Не выйду… Они молчали.
— Иван, вы случайно не больной? — спросила она серьезным голосом.
— Чем? — удивился он.
— Ну, болезнью какой-нибудь венерической.
— Не знаю, — засмеялся он.
Она вдруг тоже засмеялась за дверью.
— Теперь я, наверное, должен жениться, — улыбаясь сказал Иван.
— Вы женитесь, гляди, как же! Спасибо, хоть сказали. Может, я уже беременная…
— Может быть, — сказал Иван.
— Как вы могли, а? Ну, вот как вы могли, вы же взрослый уже человек! — Она вдруг заплакала.
Иван прислушался, постучал.
— Катя, ты чего? Да не плачь ты!
— Господи, стыдно как! — Она плакала навзрыд.
Иван уперся в косяк и выдавил дверь. Она сидела на краю ванны, полной воды и мокрого белья, и плакала, закрыв лицо руками.
Иван поднял ее, обнял, она уткнулась ему в грудь, всхлипывая:
— Ты иди домой, Иван, — говорила она глухим голосом, шмыгая несом. — Ты не виноват. Иди, мне стирать надо.
— Ну, не плачь.
— Да я не плачу!
Он стоял, не зная, как утешить ее.
— Можно, я еще приду? — спросил он.
— Приходи, чего уж теперь. — Она отодвинулась от него, вытерла ладонью лицо. — Хорошо, хоть ты был, а то урод какой-нибудь или старик. — Она опять шмыгнула носом.
Он подошел к двери, но остановился. Достал ручку, написал прямо на стене.
— Это мой телефон и адрес, — сказал он. — Я живу через три дома от тебя. Постираешь, позвони, — он улыбнулся.
Катя кивнула. Он вышел…
Иван работал, сидя за компьютером. Птичка, загнанная в квадрат, скакала на экране, на другом экране не останавливаясь вращалась «каракатица».
Вдруг в дверь постучали. Еще раз, сильней. Потом кто-то просто стал бить ногой в дверь.
Иван рывком распахнул дверь. На лестнице, улыбаясь и чуть пошатываясь, стоял Михаил. Под мышкой он держал какой-то сверток.
— Зарезать меня пришел? — Иван засмеялся, разглядывая товарища.
— Дурак ты, Ваня, старый дурак. — Михаил покачал головой. — Я в гости к тебе пришел! Пустишь?
Иван обнял его и повел в квартиру.
— Я вот тут водки купил, закуски какой-то, — Михаил скромно развернул сверток.
Он был немного пьян. Щурясь близоруко, он огляделся, ища, куда поставить бутылку. Иван отобрал у него водку и подтолкнул Михаила к накрытому столу, который приготовил еще днем.
— Давай выпьем! — сказал Михаил.
— Давай.
Ивам разлил водку в стопки. Они чокнулись.
— За тебя, Иван! — сказал Михаил. — Я тебя всегда любил и уважал за бешеный и ясный твой ум. Собака ты!
— За тебя, Мишка! — засмеялся Иван. — Добрая ты душа!
Они вылили и молча обнялись. Михаил сам тут же налил по второй.
— Я тебе ничего говорить не буду! — он замотал головой. — Делай, как ты считаешь нужным! — Он кивнул. — Только ты ее все равно не откроешь! Я весь день проверял.
Они снова выпили. Михаил вдруг принюхался.
— Бабами пахнет, — сказал он. — Прямо где-то здесь!
— Никого нет, — засмеялся Иван.
— Но ведь были! Были же? — Михаил толкнул его в живот. — Вся квартира у тебя бабами пропахла!
— Да ты ешь, ешь!
Иван сам взял со стола мясо, сыр и, осторожно обняв товарища, стал кормить его с рук.
— Иван! — жуя, заговорил снова Михаил. — Ты мне покажи машинку свою. Я посмотреть хочу!
— Что, интересно? — Иван потрепал его за ухо. — Ну, пойдем, покажу!
Обняв Михаила за плечи, он подвел его к своему рабочему столу. Михаил, оживившись, склонился над компьютерами, внимательно разглядывая кабели, провода. Потрогал какой-то черный ящик. Увидев на дисплее свою птичку в черном квадрате, он удивленно оглянулся на Ивана.
— Через три дня! — Иван кивнул, улыбаясь. — А может, уже завтра.
— А это что? — Михаил показал пальцем на «каракатицу».
— Это главное. — Иван облокотился о стол, стал объяснять: — Это ты| — Он показал на птичку. — Этот компьютер ловит тебя, он следит за каждым твоим движением. А этот, — он похлопал по третьему монитору, — наблюдает и анализирует. Он смотрит за вашим поединком со стороны. Он, как полководец в засаде, следящий за ходом битвы. А это! — Он с гордостью показал на вертящуюся на дисплее «каракатицу». — Это программа, которую я придумал. Она, как крыса, как тысячи крыс, — говорил он увлеченно. — Они грызут твою защиту со всех сторон, и те, что погибают, порождают новых, и так до бесконечности! Это — как ад. От этого нет спасения, — он радостно похлопал Михаила по плечу. — Через три дня. Мишка, они сожрут твою птичку!
Михаил молча смотрел на экраны мониторов. Потом наклонился и Поцеловал свою птичку.
— Знаешь что? — он улыбнулся. — Давай напьемся! По-настоящему, как раньше! Только не в квартире, а где-нибудь в кустах, на воздухе!
— Давай! — засмеялся Иван…
Они сидели на поляне во дворе и допивали вторую бутылку водки. На газете, расстеленной на траве, лежали остатки закуски. Стояла глубокая ночь, было тихо. И Михаил, и Иван — оба уже были пьяны. Михаил лежал облокотившись, улыбался как-то совершенно бессмысленно и счастливо. Иван сидел по-татарски, курил, глядя куда-то вдаль.
— Миша, а почему птичка? — спросил он.
— Так, — разомлевший Михаил покачал головой.
— Нет, но почему не рыбка, не собачка?
— Птичка — это я…
— Ну куда ты пойдешь? Ты пьян! — Иван, обнимая Михаила, пытался затащить его в подъезд.
Михаил непонятным образом все время выскальзывал из его рук и, мотая головой, пытался убежать.
— Я должен ехать домой! — говорил он. — Мне надо.
