Андрей Жвалевский - Как кошка с собакой
Петрова шмыгнула в бухгалтерию, схватила сумочку и бросилась наутек. У самого выхода она едва не столкнулась с замом по общим вопросам. Похоже, для него вечер удался особенно.
— А смысл? — спросил он Петрову в спину.
Дома она допила остатки водки, закуталась в плед и долго сидела, ожидая, когда ей станет тепло и не стыдно. Так и заснула.
Утро было хмурым. Вернее, не было утра. И дня не было. Была головная боль, слезы, сопли, стыд за вчерашнее, цитрамон, еще цитрамон… Опухшие глаза в зеркале, ненависть к себе-неудачнице и мужикам-кобелям, зависть к тем, кому вчера было весело, обида на несправедливую судьбу, слезы, слезы, слезы. Вся соленая жидкость, которую она накопила за предыдущие годы, вытекала из нее в подушку.
Вечером Петрова проснулась в неожиданно приличном состоянии духа. Похмелье прошло, стыд притупился. У нее даже хватило сил встать и умыться, почистить зубы и приготовить себе еды. И даже ее съесть.
Потом Ирина легла на диван и стала себя жалеть. Выяснилось, что она — бедная, несчастная, никто ее не любит, никому она не нужна, весь мир против нее, а счастья в жизни нет и не будет. А вот у других все хорошо, у них есть мужья, которые их защищают, и все их любят и холят и лелеют.
А этот Юрий, он просто, просто…
Почему у всех мужиков на уме только одно? Почему нельзя просто быть друзьями? Ходить, разговаривать, получать удовольствие от общения и не лапать руками коленки. От этого постыдного воспоминания у Ирины опять навернулись слезы на глаза. Самое обидное во всем этом было то, что Юре было все равно, чья это коленка. Он ничего о ней не знал, они ни разу не разговаривали, он понятия не имел, чем она живет и о чем думает, и тем не менее он, ни секунды не сомневаясь, тянет ее в койку. Как он может? Неужели можно получить удовольствие с незнакомой женщиной?
Как она могла в нем так ошибиться?
В два часа ночи Ирине надоело пялиться в потолок, и она включила компьютер.
ГрезыЯ с удовольствием смотрела на тепленькую распечатку, выползающую из принтера. Редкий случай — мне нравилось все. И цвета, и композиция, и логотип заказчика, который не я разрабатывала. А он мне нравился — вот такая я добрая.
Я поставила распечатку на стол и отошла подальше, чтобы насладиться общим впечатлением. Насладилась. Решила, что я все-таки гений.
Паша звонил два раза, остальные десять раз, когда ему хотелось позвонить, он слал замечательные эсэмэски — нежные, трогательные и проникновенные.
Вечером он появился у моей двери, неся в руках очередной букет цветов. Не могу сказать, что меня это не обрадовало. Безусловно, было приятно, но. Сердце не зашлось, руки не затряслись, и в ушах не зазвонили свадебные колокола. А это очень плохой признак.
Паша пригласил меня погулять, я согласилась. Вечер был теплый, мы просто шли по городу нога за ногу и болтали обо всем на свете. О школе, о друзьях, о первой любви, о фильмах, которые недавно смотрели, о книгах, которые читали. Было очень здорово вот так идти в никуда и болтать ни о чем.
Вдруг Паша сказал:
— Послушай, я весь вечер хочу тебе это сказать, да все кажется, что не вовремя. Жалко себе настроение портить.
— Что?
Настроение испортилось у меня. Я догадывалась, о чем он меня хочет спросить.
— Марин, только давай честно. Ты как ко мне относишься?
— Хорошо…
— И только?
Я решила, что вопрос — это тоже ответ.
— А ты?
Паша скривил гримасу.
— Марина, ты все знаешь, не заставляй меня унижаться и признаваться тебе в любви. Ты же мне все равно не ответишь.
Я не выдержала его взгляда и стала рассматривать свои ботинки.
— Марина, мне нужно все или ничего. Или ты вся, или нам лучше какое-то время не видеться.
Мне на глаза навернулись слезы.
— Мне будет тебя не хватать.
— Мне тоже будет очень тебя не хватать. Извини, я лучше пойду.
Мои слова уже летели Паше в спину.
— Но, может быть, потом мы сможем быть друзьями?
Он повернулся ко мне.
— А может быть, потом мы сможем быть любовниками?
Нам обоим нечего было друг другу ответить.
ЖизньИрина дописала этот кусок и шмыгнула носом. «Вот есть же где-то мужчины, способные понять нежную женскую душу! — подумала она. — И за коленки не хватается!»
Петрова потянулась и посмотрела в окно. Теперь она понимала, почему многие писатели предпочитают ночной образ жизни. Ночью мир совершенно другой. Солнечный свет один для всех, он безразлично согревает и тебя, и подругу Ольгу, и ее подлеца мужа. И еще большего подлеца Юрия. А ночью ты сидишь в круге лампы — и это только твое пространство. Темнота снаружи, конечно, страшная, но и загадочная. В конце концов, только от тебя зависит, кем ты заселишь эту темноту.
Ирина встала, подошла к окну, сдвинула штору.
Было уже заполночь, в доме напротив горело всего пяток окон. Фонари воровали улицу у темноты, но они были далеко внизу. Над крышами горело мутное зарево большого города. Петрова вспомнила небо над деревней Палки (ударение на последнем слоге). Они были там на картошке. Все девчонки гуляли тогда в темноте с парнями, и только она — с верной подружкой Олькой. Ходили по деревенской улице и смотрели на звезды. Время от времени навстречу попадались мужские силуэты. Сердце замирало, казалось — вот выйдут сейчас из темноты два принца, преклонят колени…
Но выходили или подвыпившие трактористы, или свои же ребята, где-то хлебнувшие дешевого вина. Они пытались заигрывать, но Оля и Ира гордо переходили на другую сторону неширокой улицы. Правда, длилось это недолго. Через неделю Ольке надоело бродить в неприступном одиночестве и она заарканила своего будущего первого мужа. После этого Петрова не гуляла — боялась.
«Господи, — пришел к Ирине запоздалый страх, — нас ведь запросто могли изнасиловать! Прямо там, на улице! Ну и дуры мы были…»
Ночь сразу перестала быть загадочной.
Петрова задернула штору.
Спать не хотелось, выдрыхлась за день. Прислушавшись к организму, Ирина решила, что неплохо бы перекусить. Начала с творожка.
По ходу дела решила придумать, что там дальше будет с Мариной. Паша оказался душевным, но… не вариант. Уж слишком душевный. Возвращаться к Володе? Рано. Пусть помучается. И что делать? Не оставаться же такой эффектной девице одной?
«А почему бы не остаться? — оказалось, зависть к удачливой Марине не исчезла, а пряталась где-то до времени. — Пусть поживет в одиночестве. В сериалах у главных героинь бывают черные полосы».
Петрова словила себя на том, что творожок уже умяла и принялась за чай с булочками.
— Гадость какая! — сказала она себе. — Зачем я покупаю эти булочки? И так никто не смотрит, а если растолстею…
Но булочка оказалась очень вкусной, выбрасывать ее было бы преступлением против человечества. Как минимум, против пищевой промышленности и сельского хозяйства. Ирина утешила себя тем, что сладкое нужно мозгу, когда он активно работает. Она это то ли где-то читала, то ли видела по телевизору.
Петрова заставила мозг работать еще активнее. Во-первых, чтобы быстрее пережечь углеводы. Во-вторых, она забыла, о чем думала.
«Марина… Она должна немного пожить одна, как я».
Ирина решила допить чай за клавиатурой.
ГрезыНа следующее утро Паша позвонил всего один раз. Он объяснил, что все прекрасно понимает, что восхищается мной, несмотря ни на что. И что я в любой момент могу на него рассчитывать. А звонить мне он больше не будет, чтобы не ставить в неловкое положение.
Я заверила, что наберу его номер сразу же, как только ко мне ворвутся бандиты или начнется извержение вулкана. Мы посмеялись, но настроение после разговора несколько увяло. Выходя из квартиры, я снова наткнулась на букет — напоследок Паша припас мне желтые розы. Цвет разлуки…
До работы я доехала в элегическом настроении. Рабочий день провела не плохо, но и не хорошо. Все время косилась на телефон. Дважды получала эсэмэски: один раз у меня требовали пополнения счета, второе сообщение было от Паши. Он прислал подмигивающего мужичка.
Стало немного легче. «Э-э-э, старушка, — подумала я, — да ты наркоманка. Подсела на мужское внимание, теперь ломка началась».
Я решила взять себя в руки. И обнаружила, что не подкрасила ногти. Это уже никуда не годилось. Я рассердилась на себя, решила занять мозги срочной работой и направилась к Владимиру Петровичу. В приемной приняла максимально беззаботный вид, но войти не успела — директор вывалился навстречу сам.
— Все готово, — заявила я. — Утверждать будете?
— Сегодня не буду. А коммерческий смотрел?
— Глаз не отрывал.
— А на макеты? — похоже, Владимир Петрович пребывал сегодня в небывало хорошем состоянии духа.
— Изредка. Ему все понравилось.
— Хорошо, отдай все ему, я посмотрю завтра.
