Исаак Башевис Зингер - Рассказы
— Я хочу, чтоб ты женился на Хадассе.
— Тебе-то какая от этого польза?
— Лучше ты, чем чужой человек.
— Ты станешь мне врагом.
— Никогда.
Авигдор любил гулять по городу, и Аншель часто ходил с ним вместе. Поглощенные беседой, друзья шли то к водяной мельнице, то к сосновому лесу, то к перекрестку, где стояла христианская часовня.
— И почему женщина не может быть, как мужчина! — сказал однажды Авигдор, глядя в небо.
— В каком смысле?
— Почему Хадасса не может быть, как ты?
— Что значит, как я?
— Ну, свойским парнем.
Аншель пришел в игривое настроение. Он сорвал цветок и начал обрывать с него лепестки. Затем подобрал каштан и бросил его в Авигдора. Авигдор разглядывал божью коровку, которая ползла по его ладони. Помолчав, он сказал:
— Меня хотят женить. Аншель так и встрепенулся:
На ком?
— На Песе, дочери Фейтеля.
— Это которая вдова?
— Она самая.
— Зачем тебе жениться на вдове?
— Другая за меня не захочет.
— Неправда. Рано или поздно найдется и для тебя девушка.
— Никогда.
Аншель начал уверять Авигдора, что это скверное предложение. Песя и собой нехороша, и неумна, вообще лупоглазая корова. Кроме того, она приносит несчастье, ее муж умер на первом же году после свадьбы. Такие женщины — настоящие мужеубийцы. Но Авигдор ничего не отвечал. Он закурил, глубоко затянулся и стал пускать кольца дыма. Лицо его приобрело зеленоватый оттенок. — Мне нужна женщина. Я не сплю по ночам.
Аншель изумился:
— Но почему же ты не можешь дождаться другой девушки?
— Моя суженая была Хадасса.
Глаза Авигдора увлажнились. Он рывком вскочил нас ноги:
— Ладно, хватит валяться. Пошли.
После этого разговора события развивались очень быстро. Два дня спустя Авигдор обручился с Песей и по сему случаю принес в иешиву медную коврижку и бутылку крепкой наливки. Назначили день свадьбы. Поскольку невеста была вдовой, приданого дожидаться не приходилось. Да и жених был сирота, спрашивать согласия было не у кого. Ешиботники пили наливку и поздравляли жениха. Аншель тоже отхлебнул немного и тут же поперхнулся.
— Ой, как жжет!
— Какой же ты мужчина, — посмеивался Авигдор.
После пирушки Авигдор и Аншель взяли том Гемары и сели заниматься, но дело подвигалось туго. Разговор тоже не вязался. Авигдор раскачивался взад и
вперед, дергал себя за бороду, что-то бормотал.
— Я пропал, — сказал он внезапно.
— Если она тебе не нравится, зачем же ты ввязался в это?
— Да я на козе готов жениться.
На следующий день Авигдор не пришел в иешиву. Фейтель-кожевник был хасид и хотел, чтоб его будущий зять учился отныне в хасидской иешиве. Ешиботники толковали между собой, что вдова, конечно, смахивает на бочонок, и мать ее — дочь молочника, а отец невежа, зато денег в этом семействе куры не клюют. Фейтель был совладельцем сыромятни; сама Песя вложила свое приданое в лавку, где торговали селедкой, дегтем, горшками и кастрюлями; там всегда было полно покупателей-крестьян. Отец с дочерью обязались одеть Авигдора с ног до головы, они уже заказали меховую шубу, пальто, шелковую капоту и две пары башмаков. Кроме того, он сразу получил в подарок множество вещей, принадлежавших первому мужу Песи: виленское издание Талмуда, золотые часы, хануккальный восьмисвечник, ларчик для благовоний.[139] Аншель сидел теперь за партой один. Во вторник, когда он пришел обедать к Альтеру Вишковеру, Хадасса обратилась к нему:
— Ну, что скажешь о своем напарнике — опять пристроился лучше некуда!
— А ты думала, он теперь никому не нужен?
Хадасса покраснела:
— Я тут ни при чем. Это отец был против.
— Почему?
— Они узнали, что у него брат повесился.
Аншель присмотрелся к стоявшей перед ним девушке — она была высокая, светловолосая, с длинной шеей, впалыми щеками и голубыми глазами. На ней было ситцевое платье и пестрый фартук. На спину спускались две косы. Прямо обидно, что я не мужчина, подумала Ентл.
— А теперь ты жалеешь?
— Еще как!
Хадасса выбежала из комнаты. Второе — клецки с мясом — и чай принесла служанка. Аншель успел доесть обед и мыл руки для послеобеденной молитвы, когда Хадасса появилась снова. Она подошла к столу и сказала сдавленным голосом:
— Поклянись, что ничего ему не скажешь. Зачем ему знать, что творится у меня в душе.
И девушка снова убежала, едва не споткнувшись о порог.
IIIРаввин предложил Аншелю выбрать себе нового товарища для совместных занятий, но шли недели, Аншель по-прежнему учился в одиночку. Никто в иешиве не мог заменить ему Авигдора. Все другие казались ему мелкими и телом, и духом. Они болтали чепуху, хвастались всяким вздором, по-дурацки ухмылялись, вечно что-нибудь клянчили. Иешива была пустой без Авигдора. По ночам Аншель лежал на лавке у вдовы и не мог уснуть. Сняв кафтан и штаны, он снова превращался в Ентл, девушку, которой пора замуж и которая влюблена в парня, обрученного с другой. Может быть, следовало сказать ему правду, думала она. Но теперь было поздно. Аншель не мог уже вернуться к девичьей жизни, не мог обойтись без книг, без школы. Ентл лежала без сна, мучимая странными мыслями, которые чуть не сводили ее с ума. Она задремала, но вскоре проснулась, как от толчка. Ей снилось, что она одновременно и мужчина, и женщина, на ней был надет и женский корсаж, и таллит с бахромой. Месячные у нее запаздывали, и она вдруг сильно перепугалась: всякое ведь бывает! В МидрашТалпиот есть история о женщине, которая пожелала мужчину и от одного этого забеременела. Только теперь поняла Ентл по-настоящему, почему Тора запрещает людям носить одежду, предназначенную для другого пола. Надев такую одежду, человек обманывает не только других, но и себя. Даже душа приходит в замешательство, очутившись в чуждом ей воплощении.
По ночам Аншель лежал без сна, а днем у него слипались глаза. Хозяйки в домах, куда он приходил столоваться, жаловались, что юноша оставляет полные тарелки. Раввин заметил, что на уроках Аншель перестал слушать учителя, а смотрел в окно, занятый собственными мыслями. Наступил вторник, и Аншель пришел обедать к Вишковеру. Хадасса поставила перед ним миску с супом, но юноша был так задумчив, что даже не сказал спасибо. Он взялся было за ложку и тут же выпустил ее из рук. Набравшись духу, Хадасса заметила:
— Говорят, Авигдор тебя бросил. Аншель словно очнулся от забытья:
— Что значит — бросил?
— Он больше не твой напарник.
— Он вообще ушел из нашей иешивы.
— И ты его совсем не видишь?
— Нет, похоже, что он прячется.
— Ну, а на свадьбу ты пойдешь? Аншель помолчал, словно не понимая, что говорит девушка. Затем сказал:
— Такого дурака поискать.
— Почему же?
— Ты такая красивая, а та похожа на мартышку. Хадасса покраснела до корней волос:
— Это все отец виноват.
— Не печалься. Найдется и тебе достойная пара.
— Никого я не хочу.
— Но все хотят тебя.
Оба умолкли. Глаза Хадассы расширились и налились грустью, которой не было утешения.
— Ешь, суп остынет.
— И я тоже.
Сказав это, Аншель и сам изумился. Хадасса посмотрела на юношу через плечо:
— Что ты такое говоришь!
— Это правда.
— А вдруг тебя кто услышит?
— Я не боюсь.
— Ешь-ка ты свой суп. Сейчас принесу второе.
Хадасса повернулась и ушла, постукивая высокими каблучками. Аншель болтал ложкой в супе, выловил фасолину и тут же уронил. Есть ему не хотелось, горло сжималось. Он отлично знал, что затевает скверное дело, но его словно толкала неведомая сила. Вернулась Хадасса, неся галушки с мясом.
— Что же ты не ешь?
— Все о тебе думаю.
— Что ты обо мне думаешь?
— Хочу на тебе жениться. Хадасса состроила гримаску:
— Об этих делах надо говорить с отцом.
— Я знаю.
— По обычаю положено прислать свата.
И она выбежала из комнаты, хлопнув за собой дверью.
Посмеиваясь про себя, Ентл подумала: "Видно, с девушками я могу играть, как мне заблагорассудится!" Она посолила суп, затем поперчила. Голова у нее слегка кружилась. "Что я наделала? Я, видно, с ума схожу. Иначе это объяснить нельзя…" Через силу Ентл начала есть, но вкуса не почувствовала. И только тут она вспомнила, что ведь это Авигдор хотел, чтоб Аншель женился на Хадассе. В затуманенной голове Ентл замаячил план: она отомстит за Авигдора и одновременно, через Хадассу, невидимо приблизится к нему сама. Хадасса — девственница, что она знает о мужчинах? Ей можно долго морочить голову. Ентл, правда, тоже девственница, но она немало узнала об этих делах из Гемары и из мужских разговоров. Два противоречивых чувства охватили Ентл: ликование и страх, ведь она собралась обмануть весь честной народ. Толпа глупа, вспомнилось ей ходячее выражение. Ентл вскочила на ноги и проговорила вслух: "Ну, теперь я и впрямь заварю кашу!"