Ева Хорнунг - Дог-бой
Чем больше Дмитрий размышлял о Ромочке и Марко, тем больше волновался. Они перепишут свои данные и представят поразительные выводы в свете новых сведений. Он запишет все, что сумеет вспомнить. Огромное значение приобретает дневник Натальи: придется пересмотреть его вместе с ней и кое-что переписать. За обоими мальчиками нужно установить пристальное наблюдение. Хотя бы на время надо поместить Ромочку в центр, оторвать его от собак. Дмитрий вспомнил: при них Ромочка никогда не ел. Он забирал угощение с собой, украдкой обнюхивал и запихивал под одежду. Дмитрий шел широким шагом, и кровь в нем бурлила. Он вернет обоих мальчиков в человеческое состояние! А заодно понаблюдает за адаптационными способностями детей и выяснит, как влияет на развитие общение, пусть и не совсем полноценное, лишь с одним представителем своего вида. Если Ромочка поселится в центре, возможно. Марко скорее выздоровеет. А если Ромочка перестанет доминировать, как в собачьей стае, малыш, возможно, научится говорить. В последнем Дмитрий был почти уверен. А сам Ромочка замечательно впишется в человеческое общество. Взять хотя бы Ваню Мишукова — его реабилитация прошла очень успешно; по развитию он уже догнал сверстников.
Дмитрий вспомнил один случай. Они с Ромочкой шли по коридору: Дмитрий впереди, Ромочка чуть поодаль. Ему никак не удавалось приноровиться к широкому шагу Дмитрия. Они шли навестить Марко. Ромочка что-то сказал Дмитрию — повторил раз, другой. Дмитрий слушал его невнимательно, потому что задумался. Вдруг он вздрогнул: Ромочка сильно ударил его по руке. Он обернулся. Ромочка стоял в двух шагах от него, скорчив злобную и вместе с тем беспомощную гримасу. Глаза полыхали злобой. Вспомнив то происшествие, Дмитрий невольно покачал рукой. Он вспомнил, как было больно. Жаль, что он не расслышал, что тогда говорил мальчик. Оказывается, он упустил нечто важное. Еще тогда у него могли открыться глаза!
Собачья стая подобрала Ромочку, когда ему было года четыре. Ну а Марко? Марко… родился позже.
Нет. Невозможно! Дмитрий тяжело вздохнул. Наверное, он все-таки чего-то не учитывает, и все гораздо проще. Дети растут в неблагополучной семье, взрослые не занимаются их воспитанием…
Дмитрий поднял голову. Ход его мыслей нарушил медленный поток пешеходов. Как далеко он, оказывается, ушел от центра Макаренко и от университета! Он посмотрел на часы. Половина пятого. А с работы он вышел сразу после обеда. Куда он забрел? Какое-то незнакомое место. Тротуары узкие, разбитые, все в трещинах — как будто больные, и дома уродливые. Попадаются совсем старые, полуразрушенные, и хрущевки поновее. Впереди какой-то затор. Многие пешеходы выбегают на проезжую часть и лавируют в потоке машин… Подойдя поближе, Дмитрий разглядел, в чем дело. По обочине ползла старуха в грязном пуховом платке. Она с трудом тащила две битком набитые авоськи с продуктами. Мимо проносились машины; они разбивали ледок на замерзших лужах, обдавая грязной водой их обоих. Дмитрий постоял рядом со старухой. Он хотел перевести ее через дорогу, но никак не мог решиться.
Наконец, он перешел на ту сторону сам и остановился на перекрестке. Куда идти дальше? Он не знал. Поблизости не было ни трамвайной остановки, ни автобуса, ни метро. Придется спросить, как пройти. По мостовой трусил черный пес с грустной мордой. Он бежал настороженно, но целенаправленно. Интересно, куда он бежит?
Дмитрий сам не знал, зачем пошел за черным псом — разве что из любопытства. Через пять минут пес вдруг замер на месте, принюхался, поднял ногу и пометил бетонную скамью. Покружил вокруг нее вроде бы без дела и обнюхивая землю. Полил деревце, росшее за скамьей. Оглядевшись, Дмитрий заметил станцию метро — сравнительно новую, хотя построенную еще в советскую эпоху.
Внутри его обдало теплом. Вздохнув с облегчением, Дмитрий направился к турникетам. У входа толпились бомжи — как мужчины, так и женщины. Они стояли вдоль стены с протянутыми руками, Дмитрий долго ехал на эскалаторе. Станцию вырыли глубоко под землей. Название было незнакомым, Дмитрий поискал взглядом схему. Надо понять, в какую сторону ехать и где делать пересадку на свою линию. Так-так… Предпоследняя станция.
Несмотря на уродливые переносные перегородки, многочисленные арки и колонны придавали станции величественный вид. На противоположной платформе толпились усталые пассажиры — судя по виду, рабочие из пригородов. На конечной станции этой линии можно пересесть на пригородную электричку. К стенке снова жались бомжи. Одни спали на кучах лохмотьев, другие зорко охраняли грязные тележки со своим нехитрым скарбом. Тележки закрывали пакеты или синий брезент. Бомжи как будто ждали поезд. Особенную прыть они проявляли при виде милиционеров. Дмитрий невольно обратил внимание на собак. Одна осторожно кралась вдоль внешнего края платформы, а другая бродила между людьми, но ухитрялась ни к кому не прикасаться. Она держалась настороженно, но ничего не боялась. На куске брезента сидела маленькая черная собачка; она бессмысленно выпучила черные глазки. Собаки передвигались совершенно бесшумно. Как их, оказывается, здесь много! Дмитрий понял, что замечал их и раньше, но не обращал на них особого внимания.
Дмитрий стоял в толпе рабочих и терпеливо ждал поезд в сторону центра. Впереди вильнул пушистый собачий хвост. Дмитрий подошел поближе. Крупный метис овчарки тоже стоял в толпе. Если кто-то подходил слишком близко, пес вежливо отодвигался.
Зашипели рельсы, послышался грохот, и из туннеля к платформе подполз поезд. Дмитрий поморщился от грохота. Пассажиры задвигались. Всем хотелось очутиться поближе к дверям вагонов. Большой пес вильнул хвостом и вместе с толпой двинулся навстречу подходящему поезду.
Пес подождал, пока откроются раздвижные двери и из вагона выйдет первая порция пассажиров, а потом ловко запрыгнул в вагон. Дмитрий последовал за ним. Пес стоял сбоку и смотрел куда-то вдаль. Люди не обращали на него никакого внимания. Дмитрий стоял недалеко от пса и, почему-то волнуясь, наблюдал за ним. Пес вывалил язык и часто задышал, глядя на дверь. Когда поезд тронулся, шерсть на загривке у пса поднялась дыбом. Он оскалился, как будто широко улыбался. Потом судорожно сглотнул, пустил слюну и снова тяжело задышал, по-прежнему хмурясь и не сводя с двери взгляда умных карих глаз. На следующей остановке пес затих и, униженно прижав уши к голове, огляделся по сторонам. Видимо, ему было неловко, потому что он путался под ногами у пассажиров, мешал им входить и выходить. Потом снова стал глазеть m станцию и занял более расслабленную позу. Когда поезд замедлил ход перед следующей остановкой, пес перестал пыхтеть. Пропустив людей вперед, он тоже вышел из вагона и задвигался в толпе людей. Дмитрий следил, как пес трусит к переходу на кольцевую линию и исчезает на ступеньках эскалатора, ведущего вверх.
Он снова сгорбился на сиденье. Поезд вез его в знакомую часть города. У Дмитрия снова закружилась голова. Его мир в чем-то перевернулся, расширился, чтобы объяснить некое явление, существовавшее и раньше, но прежде недоступное ему. Почему собаки всегда казались ему неодушевленными, символами, когда на самом деле каждая собака — личность и символична не более и не менее, чем он сам? Куда, например, направлялся метис овчарки? Есть ли у него хозяин? Как он научился пересаживаться на нужной станции? А может, он время от времени путешествует сам… ради удовольствия? По спине у Дмитрия пробежал холодок. Доехав до своей станции он вышел из вагона, а перед глазами все плыл образ большого четвероногого существа.
Наверх все было знакомо: его дом совсем рядом, за сквером. Вон и его окна на седьмом этаже. Из них видна березовая роща, особенно красивая сейчас, осенью, отреставрированная церковь и новый жилой квартал. Дома его ждет Наталья. Дмитрий надеялся, что она воспримет новость нормально. И все же ему не терпелось сообщить ей о своем открытии. Ходьба утомила его; от усталости дрожали ноги. И еще он натер пятки.
У фонаря рядом с воротами он увидел пса — большого, косматого. Поймав на себе его взгляд, пес опустил голову и убежал в тень, а потом скрылся за салоном связи «Мегафон». Еще три собаки чуть поодаль рылись в большом, сравнительно новом мусорном баке. Одна из них встала на задние лапы. Она все время виляла хвостом и крутила носом — явно что-то говорила своим собратьям. Еще один пес, черный, стоял под уличным фонарем, отвернувшись от остальных.
Вдруг Дмитрий понял: все псы заодно. Они — одна команда. Распределили обязанности. Один перевернул бак. Второй — разведчик. Третий — охранник. Причем охранник смотрит прямо на него.
Он отвернулся и толкнул ворота в парк.
Считалось, что в их просторном, хотя и плохо освещаемом, сквере по вечерам безопасно. Все знали, что милицейские патрули выгоняют оттуда пьяных, нищих и наркоторговцев. Наверное, милиция крышевала здешнюю территорию, но факт оставался фактом: сквер считался тихим и нищих в нем не было.
