Мартин Сутер - Темная сторона Луны
Он снял трубку и набрал номер Эвелин Фогт. Она отозвалась на пятый гудок.
Однако Венгер тут же повесил трубку. Известие о том, что Бланк жив, могло подействовать на нее сильнее, чем весть о его смерти.
Ефрейтор полиции Вельти вернулся с тренировки со своей новой собакой по кличке Рембо. Пока кобель Рембо был неуклюжей молодой овчаркой, и ему еще предстояло оправдать полученное в питомнике имя. Вельти ошибался, когда думал, что Рембо поможет ему забыть про Пашу. Все вышло наоборот. Рембо уступал Паше по всем статьям. Разве что как ищейка был получше. В этом деле пес проявлял недюжинный талант.
В своем ящике Вельти обнаружил конверт внутренней почты. Он был от экспертов по отпечаткам пальцев и содержал результаты сравнения. Согласно заключению, представленные отпечатки совпадали с отпечатками на атласе грибов.
Какой-то остряк снабдил экспертное заключение заголовком «Дело Паши». Похоже, время, отпущенное ему коллегами на приведение своих чувств в порядок в связи с гибелью собаки при исполнении служебных обязанностей, вышло. Частная кампания Вельти против «лесного человека» стала им явно надоедать.
Ему было все равно. Теперь он не сомневался, что «лесной человек» в самом деле был тем самым Урсом Бланком, который разыграл самоубийство и которого разыскивала полиция кантона в связи с делом о смерти Джо Гассера. Этого было достаточно, чтобы дело Паши превратилось в дело Бланка.
В отчете указывалось, что все отпечатки пальцев на атласе грибов — за исключением тех, что оставили сами полицейские, — совпадают с тридцатью двумя отпечатками, найденными в бывшем кабинете д-ра Урса Бланка. Далее перечислялись места, где эти отпечатки были обнаружены: на клавиатуре компьютера, на нижней стороне столешницы, на нескольких прозрачных папках, на компакт-дисках. Четыре отпечатка нашли на принтере. Чья-то рука поставила напротив этой цифры три восклицательных знака.
Вельти позвонил Кемпфу, эксперту, составившему отчет.
— Восклицательные знаки? Это скорее частное замечание. Парень из кабинета сказал, что принтер приобрели после исчезновения твоего клиента. Но я своими глазами видел, что это те же самые отпечатки. Глаз у меня наметан, тридцатилетний опыт что-нибудь да значит.
Вельти поблагодарил коллегу. «Чем старше, тем несговорчивей», — подумал он.
Блазер ждал Вельти у пропускного пункта. На машине они поехали в ресторанчик, расположенный в загородном квартале. На этот раз была очередь Вельти платить. Уже при входе им в нос ударил запах горячего сыра.
— Надеюсь, ты любишь раклетт? — удостоверился Вельти.
Блазеру было неловко признаться, что не очень. К тому же здесь ничего другого не подавали.
Вельти был страстным любителем раклетта. Он придал массе из картофеля, расплавленного сыра, соленых огурцов и лука своего рода художественную форму, посыпал перцем и паприкой и искусными движениями стал переправлять все это в рот.
Блазер тем временем рассказывал о своем визите к Венгеру.
— Интересно, зачем Отту понадобилось кривить душой, когда он увидел надпись «Потешный гриб Пиуса Отта», — произнес Вельти, одновременно уплетая раклетт за обе щеки.
— Вероятно, ситуация для него щекотливая.
— А ты раньше имел с ним дело?
Блазер покачал головой.
— Такие типы не деликатничают. Тебе нравится еда? — Вельти посмотрел на тарелку Блазера. Расплавленный сыр остыл и теперь покрывал картофель лоснящейся глянцевой пленкой.
— Спрашиваешь!
— Тогда ешь. Этого здесь à discrétion.[37]
Блазер послушно слепил себе кусок, продолжая рассказывать:
— МАОХ — некое вещество, усиливающее воздействие наркотических грибов. Так мне сказал Венгер.
Он сунул кусок в рот и начал пережевывать. Сыр стал похож на резину.
Вельти опустошил вторую тарелку и сделал знак официанту.
— Может, в случае с Гассером речь идет об убийстве?
— У жертвы был проломлен череп. Мы сделали предположение, что Гассер свалился с лестницы, а причиной пожара могла стать сигарета или косячок. — При этом Блазер протолкнул вязкий сыр глотком чая. — Чисто теоретически, конечно, его кто-то мог столкнуть вниз и затем поджечь дом. Вопрос только, с какой целью?
— Отпечатки пальцев на книге и версия о намеренном убийстве могут придать расследованию новый импульс. Между собой мы уже называем его «Делом Паши».
Ухмылка сошла с уст Блазера, когда официант принес две новые порции. Свою тарелку Вельти давно опустошил и перешел к рассказу о Кемпфе и его роли в истории с отпечатками. Блазер воспринял это как удобный предлог, чтобы прекратить борьбу с остывшим сыром, и отодвинул свою тарелку в сторону:
— Возможно, он прав. Похоже, Бланк за это время действительно побывал в своем кабинете.
Вельти был больше силен в обращении с собаками, чем в комбинаторном мышлении, и потому вынужден был признать, что эта мысль ему в голову не приходила.
— Не исключено, что на Бланка придется завести дело, — пробурчал себе под нос Блазер.
На выходе из ресторанчика Вельти заметил:
— Пожалуй, для такого закоренелого горожанина, как ты, в этом заведении слишком много сельского колорита.
— Ничего, в следующий раз поправим, — ответил Блазер.
— А грибы ты любишь? — поинтересовался Вельти.
Блазер косо посмотрел на коллегу, пытаясь определить долю иронии в его вопросе.
Следующий контакт представителя конторы «Гайгер, фон Берг, Миндер энд Бланк» с главой «Отт Файненсинг» носил неофициальный характер. Гайгер и Отт встретились в холле отеля «Империал». Ситуация становилась критической.
Накануне Петре Декарли звонили из полиции и бесхитростно поинтересовались, когда был приобретен принтер, что стоит в бывшем кабинете Бланка. Ничего не подозревавшая секретарша нашла документы и назвала точную дату: шесть недель назад.
— То есть значительно позже исчезновения доктора Бланка, — уточнил полицейский.
Лишь после этого она догадалась, о чем идет речь, и попыталась исправить положение. Но полицейский ее остановил:
— Нет-нет, не беспокойтесь. Ваши данные совпадают с показаниями доктора Гербера.
— Черт! — вырвалось у Пиуса Отта громче, чем хотелось бы.
Хорошо, что Гайгер выбрал кресла в самой дальней части холла, и попурри из произведений Гершвина, которое наигрывал пианист, как пушистый ковер поглотило неожиданный возглас.
— Сегодня в первой половине дня в конторе возникли двое из городской полиции. Они задали Герберу прямой вопрос: почему он не сообщил, что Бланк заглядывал в кабинет после своего исчезновения?
— И что он ответил?
— Если то, что вы говорите, правда, то Бланк побывал здесь тайком.
Отт откинулся назад и уставился в потолок с лепниной. Бланку удается улизнуть от него уже второй раз.
— Теперь они, конечно, у него на хвосте.
— Похоже на то.
— В сложившейся ситуации тебе следовало бы переговорить с Гублером.
— Я как раз собирался это сделать.
Отт еле слышно произнес:
— Мне нужно немного времени.
Гайгер понимающе кивнул. Он не стал спрашивать зачем.
18
Буковые кроны пламенели неестественным желтым огнем в лучах солнца. То тут, то там поодиночке торчали вечнозеленые ели. Отовсюду, со всех ветвей раздавался свист и щебет, все живое радовалось, что природа подарила почти летний денек в середине осени. Один лишь Урс Бланк надеялся на дождь.
Последние дни он снова и снова систематически прочесывал окрестности в тех местах, где росли тисы, одновременно прикидывая, как быстро низко парящее солнце своими косыми лучами способно высушить землю на склонах ущелья. Для большинства грибов сезон уже прошел. Если в ближайшее время не прольется дождь, то даже те из них, что растут до самого ноября, в этом году больше не покажутся.
Воспользовавшись сухой погодой, Бланк решил запастись дровами. Он оборудовал потайной дровяной склад под защитой скального выступа, замаскировав припасы осыпью силикатных горных пород. Его пещера тоже до половины была заполнена пересохшим хворостом и валежником разного размера. Очаг находился в самом дальнем конце. По вечерам, прежде чем устроиться спать, он разводил огонь. Едва заметный дымок от костра тянулся под потолком к выходу. Чтобы задержать тепло, он придумал использовать в качестве отражателя пленку из набора для выживания — завешивал пленкой вход в пещеру. Благодаря этому нехитрому приспособлению пещера быстро прогревалась и всю ночь удерживала приемлемую температуру.
Днем приходилось поддерживать жар. Для надежности он смастерил для горящих углей сосуд — слепил из глины, которой у ручья было предостаточно, и обжег. Угли, завернутые в сухой мох, в этом сосуде сохраняли жар по несколько дней.
