Эдуард Тополь - Элианна, подарок бога
— Come in! (Заходите!)
— Welcome! (Добро пожаловать!)
— What’re you looking for? (Что вы ищете?)
— Just a sec! I have everything you wish! (Секунду! У меня есть все, что хотите!)
Но неотразимая троица шла мимо, и только у темной витрины с надписью FOR RENT Вера придержала шаг:
— Спокойно. Разглядываем, но с большим сомнением. Делаем вид, что нас это почти не интересует…
Едва она закончила фразу, как дверь лавчонки со скрипом распахнулась, из нее выскочил толстячок-хасид и, поглядев на Марка, быстрой скороговоркой заговорил с ним на идиш. Но Марк смущенно поднял обе руки:
— Sorry! I don’t speak Edysh. (Извините, я не говорю на идиш.)
— Are’t you aid? (Разве ты не еврей?) — возмутился хасид.
— We came from Russia (Мы из России), — вмешалась Вера. — Talk to me (Говорите со мной.) Мой отец имеет деньги, но плохо говорит по-английски. За сколько вы сдаете эту щель?
— Это не щель, это магазин! — яростно возразил хасид. — Идемте, я вам покажу! Зайдите!
Но Вера не сдвинулась с места:
— How much? Сколько?
— Моя дорогая, сначала надо посмотреть! Вы зайдите! Я не кусаюсь! Это прекрасное помещение, даже есть задняя комната!
— Сколько? — снова спросила Вера.
— Шесть тысяч… — произнес он осторожно.
— В месяц? — изумилась Вера.
— Конечно, в месяц. Не за год же…
— Пошли, папа! — Вера взяла под руки «отца» и «жениха» и двинулась прочь по тротуару.
Но хасид, конечно, пошел за ними:
— Хорошо, хорошо! Вам я уступлю за пять с половиной!
— Три! — бросила Вера через плечо.
— Вы с ума сошли? «Три!» — возмутился хасид, но почему-то не отстал. — Вы даже не видели внутри! Ладно, так и быть! Для вас это будет пять двести!
— Три двести, — снова через плечо сказала Вера.
— Нет, вы только посмотрите на эту Софи Лорен! — обратился хасид к своим соседям по магазину. — Она торгуется, как моя дочь перед хупой! Хорошо, пусть я разорюсь, пусть я буду нищий — пять тысяч! Пять тысяч, и ни одна копейка меньше! Вы слышите, барышня? Как вас звать?
— Три пятьсот, — сказала Вера на ходу, но тут же остановилась и повернулась к хасиду: — Три семьсот, это мое последнее слово.
— Но вы же не видели магазин!
— Это ваше счастье, — и Вера достала из сумочки чековую книжку. — Выбирайте! Или я выписываю чек, или иду смотреть вашу халупу и могу передумать.
* * *
Дальнейшее развивалось со скоростью киношного бобслея:
800 долларов адвокату за регистрацию компании Vera Jewelry Enterprise Ltd.
260 долларов нотариусу за оформление договора на аренду этой «щели» на 47-й стрит.
670 долларов Марку и Виктору за ремонт и покраску будущего магазина.
5.740 долларов за новый прилавок, кондиционер, кожаный итальянский диван для VIP-покупателей, стальной сейф, кассовый аппарат, а также холодильник и прочее кухонное оборудование для задней комнаты.
И еще пару сотен на телефон, темные шторы, красивую вывеску и, конечно, мезузу [18] у входной двери.
Но это так называемые «мелкие орграсходы». Потому что главные деньги — почти сто шестьдесят тысяч долларов! — Вера отдала Бостонской ювелирной фабрике за первую (и очень скромную) партию товара — обручальные кольца, кулоны, браслеты и прочую «ювелирку», которые, впрочем, она отбирала с такой дотошностью, что к концу дня старик Бронштейн, хозяин этой фабрики, хватался за сердце и жаловался Шехтеру, приехавшему с Верой:
— Вейз мир! Если бы я так выбирал жену, я бы остался девственником!
— Но это же не Тиффани, — заметила Вера, надевая себе на руку очередной золотой браслет.
— Детка, пожалуйста, не оскорбляйте меня, старика! Кто такой Тиффани по сравнению с Ароном Бронштейном? Он же делает ширпотреб! А здесь вы имеете уникальные вещи!
Тут нужно сказать, что ювелирные изделия Арона Бронштейна были действительно чудо как хороши! Особенно, когда Вера примеряла на себя эти сверкающие бриллиантами колье, платиновые с рубинами браслеты и дивные серьги из жемчужных лепестков. А примеряла она все с таким пристрастием, словно отбирала вещи не на продажу, а для самой себя.
— Ладно, — в конце дня сказал Марку старик Бронштейн, когда Вера вручила ему cashier check, банковский авторизованный чек, на сто пятьдесят тысяч долларов и еще восемь тысяч наличными. — Я вижу, она у тебя серьезная девочка. Если вы застрахуете свой магазин у моего сына, я вам открою кредит еще на сто тысяч.
— Двести, — тут же сказала Вера.
Старик пожевал губами и снял телефонную трубку:
— Стенли, зайди сюда. Нет, зайди сейчас, у меня хорошая клиентка. Что значит: ты занят с мадам Голд? Так теперь ты будешь занят с мисс Бриллиант!
Старик положил трубку и сокрушенно покачал головой:
— Не знаю, почему я это делаю? Мало того, что я даю Стенли клиентов, так я еще и вам даю кредит на сто пятьдесят тысяч! Но имейте в виду: мой сын застрахует весь ваш товар! На триста тысяч! Мистер Шехтер, можно вас на пару слов? — и, отведя Марка в сторону, спросил, кивнув на Веру, стоявшую в дальнем конце его ювелирного цеха: — Слушайте, скажите мне, как аид аиду, она у вас чистая?
— В каком смысле? — не понял Марк.
Старик подозрительно уставился на Марка:
— Ты еврей?
— Конечно. А что?
— Ну, так я тебя спрашиваю: твоя дочка чистая? Она не кинется под моего Стенли, как все эти американки?
— Нет, конечно!
— Это просто ужас! — пожаловался старик. — Ему скоро сорок лет, мне нужны внуки, а я не могу его женить. Эти гойки сами бросаются ему на шею и еще ниже! И даже еврейки! Ты думаешь, чем он там занят с мадам Голд? А?
Шехтер пожал плечами.
— Зато я знаю! — сказал старик. — В наше время было цорес иметь взрослую дочь, а теперь цорес иметь взрослого сына. Как я могу его женить, если они ему и так дают, без всякой хупы? Но вы получаете у меня кредит, потому что я вижу: она у тебя чистая девочка, — и старик снова снял телефонную трубку: — Алло, Стенли! Ты уже когда-нибудь кончишь с этой Голд?
* * *
Стенли оказался сорокалетним и действительно неотразимым исполином двухметрового роста, с накачанной грудью Лаокоона, развернутыми плечами микеланджеловского Давида и обволакивающим взглядом лучистых черных глаз Омара Шарифа. С таких исполинов древние греки лепили атлантов, а художники эпохи Возрождения писали библейских Мафусаилов, Самсонов, Зевсов и прочих богов. Было совершенно непонятно, как такой титан может быть страховым агентом.
И хотя Вера считала себя «железной леди», а всех мужчин — мерзавцами и сволочами, она с первой же секунды почувствовала, как его глаза вобрали ее всю в себя и опустили куда-то в гигантскую обжигающую печь, отчего внутри Веры всё беспомощно затрепетало и сжалось, как у цыпленка, которого несут к топору мясника. «Бежать!» — в панике подумала она, но вместо этого ощутила только безвольную ватность в ногах и какое-то непонятно откуда возникшее сладостное томление рабской покорности.
А он даже не усмехнулся ее испугу, он сказал:
— Я, конечно, могу застраховать товар на любую сумму, но только до той минуты, пока он находится здесь. А как только вы вынесете его на улицу, сумма страховки возрастет так, что у вас никаких денег не хватит.
— Как же быть? — спросил Марк.
— Очень просто, — объяснил Стенли. — Обычно с новыми клиентами мы делаем так. Я еду в Нью-Йорк, осматриваю средства охраны вашего магазина и сначала страхую его. Не беспокойтесь, это недорого. А потом мы страхуем товар, и для его перевозки вы нанимаете броневик компании Steel Defense Inc., с которой работает наше страховое агентство Total Insurance Inc. В этом случае мы застрахованы от любых происшествий.
«Кроме одного…» — обреченно подумала Вера.
* * *
Ночью в Нью-Йорке, лежа в своей опустевшей после смерти матери (и, конечно, съемной) квартире на 16-й Брайтон-стрит, Вера до трех утра ворочалась с боку на бок и клялась себе, что нет, она не бросится под этот паровоз и не уступит пожирающему взгляду этих черных глаз. Никогда! Ни за что! Все мужчины сволочи, начиная с ее отца, который, по словам матери, бросил ее, когда она была на четвертом месяце. А потому — нет! Никакого Стенли! Это сломает все ее планы и всю ее жизнь! На кой черт он ей нужен?
Ей вспомнилась сцена, которую она уже три года пытается и не может вытравить из своей памяти. Тогда, три года назад, она была с Лешей — своим единственным бойфрендом — в бронксовском зоопарке, и они оба, как и другие посетители, буквально застыли от шока перед вольером обезьян. Потому что там, за решеткой, огромный орангутанг, сидя на развесистом дереве, имел — тут иначе не скажешь — с десяток обезьян, которые визжали, орали и прыгали по веткам вокруг него. А он, не вставая с места, своими длинными лапами хватал одну из них, насаживал, как на шампур, на свой огромный малиновый пенис, несколько секунд — под крики остальных макак — шарнирно поднимал ее и опускал по этому орудию, после чего буквально отбрасывал в сторону, хватал следующую макаку, повторял с ней ту же процедуру и хватал новую…
