Артур Хейли - Менялы
Он выяснил, что эту точку зрения не разделяет никто. Все остальные в верхнем эшелоне банка были счастливы новой связью с «Супранэшнл», и Роско Хейворд получал многочисленные поздравления за то, что договорился об этом. Тем не менее беспокойство не покидало Алекса, хоть он и не мог сказать почему. Безусловно, «Супранэшнл» в плане финансовом казалась в полном порядке: данные о её балансе свидетельствовали, что гигантский конгломерат просто излучает надежность. Да и престиж «СуНатКо» стоял в одном ряду с такими компаниями, как «Дженерал моторс», «Ай-Би-Эм», «Эксон», «Дюпон» и «Ю. Эс. стил».
Возможно, думал Алекс, сомнения и подавленное настроение объяснялись его уменьшавшимся влиянием в банке. А оно действительно уменьшалось. Это стало очевидно в последние недели.
Звезда же Роско Хейворда, наоборот, взошла высоко. К нему прислушивался и ему доверял Паттертон, и доверие это ещё больше возросло после поразительного успеха двухдневной поездки Хейворда на Багамы к Джи. Джи. Куотермейну. Мнение Алекса по поводу этого успеха расценивали — он это знал — как злобствование и зависть.
А кроме того, Алекс чувствовал, что потерял авторитет у Строгана и всех тех, кто формально считал себя в одной компании с Вандервортом.
— Ты должен признать, — продолжал тем временем Строган, — что сделка с «Супранэшнл» привлекательна. Ты слышал, что Роско уговорил их на десять процентов компенсации?
Условия компенсации оговаривались договором, который заключали в результате долгой торговли банков с клиентами. Банк требовал, чтобы определенная доля любой ссуды хранилась на текущем счету, где она не приносила никакой пользы вкладчику, но была доступна банку для его нужд и вложений. Клиент не мог пользоваться всей ссудой целиком, но банковский процент становился куда выше, чем казалось непосвященным. В случае с «Супранэшнл», как говорил Том Строган, пять миллионов долларов останутся лежать на новых текущих счетах «СуНатКо» — к большой выгоде «ФМА».
— Я полагаю, — сухо произнес Алекс, — ты догадываешься и об оборотной стороне этой милой сделки.
Тому Строгану стало не очень уютно.
— Ну, мне намекнули, что есть договоренность. Я не уверен, что это следует называть «оборотной стороной».
— Черт побери, но ведь это так! Мы оба знаем, что «СуНатКо» настаивала, а Роско согласился, чтобы наш отдел кредитования сделал большие вложения в пакет акций «Супранэшнл».
— Если это и сделано, то на бумаге ничего не осталось.
— Конечно, не осталось. Таких дураков нет. — Алекс пристально посмотрел на молодого человека. — У тебя есть доступ к цифрам. Сколько мы уже купили?
Строган замялся, затем подошел к столу одного из контролеров центра денежных операций. Он вернулся с листком бумаги, на котором были набросаны цифры карандашом.
— На сегодняшний день девяносто семь тысяч акций. — И добавил: — Последняя котировка была пятьдесят два.
— Вот будут потирать руки в «Супранэшнл», — мрачно заметил Алекс. — Наши покупки уже повысили цены на пять долларов за их акцию. — Он подсчитал в уме. — Таким образом, за прошедшую неделю мы вкачали в «Супранэшнл» почти пять миллионов долларов из денег наших клиентов. Зачем?
— Это превосходное вложение. — Строган попробовал разрядить атмосферу. — Мы серьезно приумножим средства всех вдов и сирот, а также фондов на образование, доверивших нам свои деньги.
— Или все растратим, нарушив их доверие. Что мы знаем о «СуНатКо» такого, Том, — все мы, — чего мы не знали две недели назад? Почему до этой недели отдел кредитования не купил ни одной акции «Супранэшнл»?
Молодой человек помолчал, затем сказал в свою защиту:
— Я думаю, Роско считает, что, став членом совета директоров, он сможет более пристально следить за компанией.
— Я разочаровался в тебе, Том. Ты никогда прежде не обманывал себя, особенно когда подлинные причины тебе известны не хуже, чем мне. — Строган вспыхнул, а Алекс продолжал:
— Ты представляешь себе, какой поднимется скандал, если только Комиссия валютно-финансового контроля наткнется на это? Здесь и конфликт интересов, и нарушение закона, регулирующего ссуды, и использование фонда вложений в интересах самого банка; а кроме того, у меня нет ни малейшего сомнения в существовании договоренности согласовать вопрос об акциях «Супранэшнл» с управленческим составом на следующем ежегодном собрании «СуНатКо».
— В таком случае, — резко произнес Строган, — это будет не впервые — даже для этого банка.
— К сожалению, это правда. Но душок от этой сделки лучше не становится.
Вопрос об этике в отделе кредитования всегда стоял довольно остро. Предполагалось, что в банках существует барьер — иногда называемый «китайской стеной» — между их коммерческими интересами и капиталовложениями клиентов. Но на деле он не соблюдался…
Поэтому Апекс понимал, что отношения между «Супранэшнл» и «ФМА» не единственные в своем роде. И хотя он это и знал, сделка ему все равно не нравилась.
— Алекс, — произнес Том Строган, — пожалуй, стоит тебе сказать, что завтра на комитете по денежной политике я намерен поддержать ссуду «Супранэшнл».
— Мне жаль это слышать.
Но эта новость не была для Алекса неожиданностью. И он подумал о том, через сколько времени он останется в полном одиночестве и такой изоляции, что его дальнейшее пребывание в банке станет бессмысленным? Это могло случиться скоро.
После завтрашнего заседания комитета по денежной политике, на котором предложения по «Супранэшнл», без сомнения, будут поддержаны большинством, вопрос о «Супранэшнл» будет стоять на совете директоров, который соберется в следующую среду в полном составе. На обоих заседаниях, Алекс был уверен, он будет единственным, кто выступит против.
Он снова окинул взглядом вечно бурлящий центр денежных операций, созданный для преумножения капиталов и доходов и не менявшийся в принципе со времен древних казначеев в храмах Вавилона и Греции. Он не считал, что деньги, торговля и прибыль ничего не значат. Алекс преданно служил всем троим, но не слепо, придерживаясь моральных устоев, стремясь разумно распределять достаток и следовать банковской этике. Однако когда намечалась особенно большая прибыль, как показывает история, людям с подобными представлениями затыкали глотку или их отодвигали в сторону.
Перед лицом ударной мощи больших денег и большого бизнеса — представленных сейчас «Супранэшнл» и большинством в «ФМА», — что может сделать один человек, выступающий против?
«Не много, — мрачно заключил Алекс Вандерворт. — А возможно, и ничего».
Глава 11
Заседание совета директоров банка «Ферст меркантайл Америкен» в конце апреля запомнилось по нескольким причинам.
Два пункта банковской политики были предметом бурного обсуждения: первый — предоставление кредита «Супранэшнл» и второй — расширение деятельности банка по долгосрочным вкладам и открытие множества новых пригородных отделений.
Еще до начала заседания было ясно, в какой оно пойдет тональности. Хейворд, необычно веселый и расслабленный, в ладно скроенном, новом светло-сером костюме, пришел заранее. Он встречал остальных директоров у дверей конференц-зала. По тому, как сердечно ему отвечали, было ясно, что большинство членов совета не только слышали о договоренности с «Супранэшнл» по каналам финансовой информации, но и от души приветствовали её.
— Поздравляю, Роско, — произнес президент «Мидконтинент раббер» Филип Джоханнсен, — вам поистине удалось впихнуть этот банк в основной состав. Набирайте силу, приятель!
Сияющий Хейворд ответил с признательностью:
— Я дорожу вашей поддержкой, Фил. Спешу вам сообщить, что у меня приготовлены и другие мишени.
— Не бойтесь, вы их поразите.
Вошел Флойд Леберр, густобровый директор из глубинки, председатель совета директоров «Дженерал кейбл корпорейшн». В прошлом Леберр никогда не был особенно близок с Хейвордом, но теперь тепло пожал ему руку.
— Рад слышать, что вы вступаете в состав совета директоров «Супранэшнл», Роско. — Председатель «Дженерал кейбл» понизил голос. — Мой отдел по продаже собирается прикупить акции «СуНатКо». В ближайшее время я хотел бы поговорить об этом.
— Давайте на следующей неделе, — согласился Хейворд. — Можете быть уверены, я сделаю все возможное.
Леберр отошел с довольным видом.
Харольд Остин, услышавший этот разговор, с пониманием подмигнул:
— Наша короткая поездка окупается. Ты на коне.
Сегодня, больше чем когда-либо, достопочтенный Харольд выглядел стареющим плейбоем: пестрый клетчатый пиджак, коричневые брюки, небесно-голубая бабочка на весело расцвеченной рубашке. Седые волнистые волосы были недавно подстрижены и уложены.
