Девушка с экрана. История экстремальной любви - Минчин Александр
Рано утром раздался резкий телефонный звонок. — Я свободна, ты хочешь, чтобы я приехала?
Через полчаса она вошла в квартиру. Сняла пальто, натянуто улыбнулась:
— Я сорвалась, прости.
— И все?!
— Я знаю, что ты меня никогда не простишь. Ты мне никогда не поверишь. После этого… Я не знаю, что мне делать.
— Закатывать неврастенические истерики, как вчера, безусловно, поможет.
— Алешенька, я не знаю, я на перепутье. Я не могу ждать тебя и видеться раз в три месяца. Если бы ты жил рядом, я бы ждала тебя сколько угодно. А так… Все беспросветно.
— Велика сила любви!
— Я люблю тебя, но тебе не нужны мои чувства. Я хочу ребенка от тебя, но ты не хочешь. У меня на полмиллиона счетов за разговоры с тобой, ты обещал… Но…
— Я ничего тебе не обещал, что ты придумываешь.
— Надоело, врешь ты все: ты мне сказал, что все оплатишь.
Она использовала тот же трюк.
— Безумная, ты все сочиняешь…
— Какой же ты жадный, ты абсолютно не любишь меня, не ценишь. Ты даже не хочешь заплатить за выражение моей любви к тебе. Все подруги говорят, что я идиотка, что звоню тебе. Я хожу и продаю в комиссионных свои новые вещи, чтобы звонить…
Да, купленные мной, думаю я. Хотя понимаю, что это неправда и она просто фарцует, чтобы иметь лишние деньги — для развлечений.
Она устраивает вдруг мне дикий скандал из-за телефонных счетов, я вышвыриваю ее на лестничную клетку и захлопываю дверь.
Все, все, это последний раз. Не хочу, не желаю, ненавижу. Себя!!!
За то, что расслабился, привязался, запутался. Это раковая опухоль на члене, которую нужно вырезать страшным скальпелем.
Меня бесят ее слова, эти лживые разговоры и провокации. Эта вечная игра, вечное вранье. Но самое страшное, во что я не могу, не хочу поверить, — даже ее голос возбуждает меня.
Литвинова в новой юбке и красивой кофте. Сама приглашает меня в свой кабинет. Забавно: в Америке я никогда не видел двойных дверей. В Москве у всех двойные двери. Какой смысл?
Почему я все время во всем ищу смысл? Я не о дверях. Жизнь бессмысленна!.. Для чего мы рождаемся? чтобы умереть. Какой тут смысл? Еще ни один философ, ни один мудрец за все тысячелетия так и не ответил на вопрос: для чего нам дана жизнь?
— С приездом!
— С наступающим Новым годом.
Я вручаю ей разные подарки. Она вручает мне рецензии на «После Натальи».
— Кто-то сводит с вами счеты: рецензия в «Зависимой газете», в которой не говорится ни слова о романе и выливаются ушаты грязи на вас.
— Как фамилия?
— Сморчков-Моськин.
— Забавная фамилия. Есть в Париже такой писатель Мандаринов. Сейчас он околачивается у вас.
— Знаю, приходил, хотел, чтобы мы опубликовали его порнографию, я категорически отказалась.
— Я выбросил его рассказ из антологии «Русская зарубежная литература», которую составил. Он человек злопамятный, через своего прихлебателя, такого неопрятного лысого педерастика, стал сводить со мной счеты. Бог с ним!
— Я так и поняла, что это личное. Хотя «Зависимая газета», в лице ее главного редактора, в типично советском стиле отказала нам в публикации ответа, придумав, что они «дважды об одной и той же книге не пишут». Хотя о книге там и речи не было.
Она расправила плечи.
— Но я довольна: плохие рецензии, как это ни парадоксально, продают больше книг, чем хорошие.
— Да?! — я удивлен.
— К слову о продажах: роман продается очень хорошо, в первые же месяцы. Если так и дальше пойдем, то будем печатать второй тираж 50 000.
— Ура! Я говорил, что нужно печатать сразу сто.
— Тут есть свои финансовые причины, почему это невыгодно. — Она вздохнула полной грудью, не дававшей мне покоя. — Но вам предстоит поработать с нами в этот раз: мы запланировали четыре интервью на радио, одно на телевидении, два журнала и один еженедельник. Кстати, мы дали красивый анонс романа в «Литгазете». Не видели?
Она протягивает мне копию, и я смотрю.
— Не говоря уже о том, что вам придется подписывать автографы в четырех крупных книжных магазинах.
— С удовольствием. Ради вас я на все готов.
— Да, завтра у нас в издательстве празднование Рождества и Нового года. Если вы сможете, буду рада видеть вас на торжестве. В четыре часа дня.
— Благодарю. Я постараюсь приехать.
— Если хотите, на три я вам назначу интервью с газетчиками?
Я сверяюсь со своей записной книжкой и соглашаюсь.
Она спрашивает, хочу ли я спуститься в их книжный киоск и подписать книги для их будущих покупателей.
Я хочу. Спускаюсь вниз и подписываю сто экземпляров. Две дамы стоят по бокам и с готовностью раскрывают книги на нужной странице.
Потом Литвинова приглашает меня в кафе на цокольном этаже издательства, где у них готовят домашние обеды. Я соскучился по всему домашнему…
В четыре часа дня разодетая и торжественная издательница провела меня в зал, где за накрытыми столами сидело уже человек сто с лишним. Легкий шум срезает серпом, когда встает директор издательства.
— Дорогие друзья! Сегодня у нас сразу три праздника: Рождество, которое грядет, Новый год, который на носу, а также издательство «Факел» из бывшего государственного стало акционерным обществом. И вы все, кто купил хотя бы одну акцию, стали акционерами. Приветствую вас, господа акционеры!
Раздаются аплодисменты. Нина Александровна переходит на более интимный тон.
— Я хочу от всей души вас поздравить с наступающим Новым годом! Пусть он принесет нам счастья, здоровья, радости и — прибыли издательству. Первый год самый трудный, больше нет государственных субсидий. Мы пустились в самостоятельное плавание, выше паруса!
Крики, аплодисменты, звон бокалов. Через минуту она встает опять. Я сижу рядом, на почетном месте, за столом буквой «П».
— А сейчас я предоставляю слово нашему гостю из Америки, писателю Алексею Сирину.
Растерявшись, я встаю, не ожидал, что она это сделает. Беру микрофон, и вдруг все поднимаются и, стоя, аплодируют мне. Более ста человек стоят и аплодируют. У меня влажнеют глаза.
Ради одного этого момента стоило угробить пятнадцать лет жизни. Не отдыхать в уик-энды и праздники, а стучать двумя пальцами по допотопной печатной машинке. И годы чистить, шлифовать, полировать написанное, не будучи никогда, ни разу удовлетворенным! Можете себе представить: пятнадцать лет прожить вместе с любимым (или любимой) и ни разу не получить удовлетворение!
У меня появляются слезы на глазах. Рукоплескания продолжаются еще несколько минут…
Горло сводит спазм, я начинаю:
— Дорогие друзья! Я даже не представлял, что меня знают в издательстве.
Раздается дружный смех и отдельные крики «браво».
— Прежде всего я хочу вас поздравить с грядущим Рождеством, которое в Америке наступило вчера, и с Новым годом! Я рад, что эта богатая традициями страна наконец обрела свободу! Пусть Новый год принесет вам исполнение всех сокровенных желаний. И счастья!
Пользуясь случаем, я хочу также лично поблагодарить г-жу Литвинову и г-жу Сабош за то, что они взяли на себя риск, выбрали мою книгу и издали ее. Совершенно неизвестного здесь автора.
То, что в вашем издательстве проделали с рукописью романа в прошлый Новый год, поразило меня до глубины души. Со мной работали шесть человек утром и вечером. Вы за три месяца подготовили книгу к печати. Такое невозможно даже в Америке!
(Бурные аплодисменты.)
— Я хочу выразить благодарность вам всем, вместе взятым и каждому в отдельности. За ваш великий издательский труд! За издательство «Факел»!!! С Новым годом!..
Последние слова тонут в шквале рукоплесканий. Я никогда не представлял, что они так ко мне относятся. Отнесутся.
Мы пьем водку, шампанское, закусываем нехитрой закуской. Везде лук, чеснок…
Ко мне подходят, знакомятся, представляются, просят автографы…
Я наполняю бокал Литвиновой шампанским и говорю: