Толмач - Гиголашвили Михаил
– Дальша етоть бандюхан на мяня у мялицие жалоба напясал – мол, Суров избил мяня молотом. А они с мялицие рука об рук, кянты, одна шайка. Взяли мяня в хород и мясяц в одиночка дяржали, хороводили. Били еженощно, штоб я им бумаха подпясал, штоб им дяньги со счету даю… Думаю, пусть убьють, ни копья не дам. Ну, пустили, сказали, идь и тысяча долляр принесь, тогда пашпорт дадим. Я – в сбяркассу, а там на счяту пусто. Хто снял, кохда – не знамо. И счет закрыт и деньга нет. Сучовина-кассирша лыбитси: «Сам закрыл, да с похмелюги не помнишь!» Это я-то?.. Мясяц в милиции маюсь!.. Плюнул в харя и побрел к дружку, он обода для тялег делаеть. Выбрал дубье и пошел с теми разбяраться, что фярму топтал и жег охнем. Одному холову разбил, а у друхово позвонок хрястнул, до сих пор в крясле на очко ездить… Так отомстил гадам. За кур и за сябя. Тяперя тут сяжу, помоши прошу.
Тилле покачал головой:
– Очень печальная история. Это все?
– Усе.
Тилле включил диктофон и в сжатом виде изложил рассказ невезучего куровода, а потом перешел к дороге в Германию:
– Теперь расскажите, пожалуйста, ваш путь из села до Германии. Как вы вообще сюда попали, без документов и денег?..
Выяснилось, что у Васи была тетка в Одессе. Он уехал к ней, крутился в порту, познакомился с моряками и те за триста долларов взяли его зайцем на корабль.
– Откуда деньги взяли, эти триста долларов?
– А у тетке. Одолжился.
– Дальше!
Задумчиво почесавшись, Вася громко хлюпнул носом, сглотнул соплю и продолжал:
– У Ляссабону выляз, в город попал. Все бялым-бяло, дома святлы, чисты. Жарко ужа с утря. И жратва всюду навалом. Воровал и ел. Под мост ночявал с бродяхам, один Диго, а друхой – Товариш. Обаче в Портухалие много люди Товариш зовуть – дела!.. А опосля на Страсьбурх пешим поперси…
– И вас никто по дороге не остановил? – усмехнулся Тилле. – Дорога неблизкая. И как это вообще возможно из Лиссабона в Страсбург пешком дойти, до меня не доходит.
Вася, выслушав вопрос, кивнул и охотно стал объяснять:
– А проселком надо идтить. Тута – шосса, а ты иди сябе тута. А в Страсьбурхе уже обяссилил. У поезду сял. Проводник-хад причяпилси: «Куды? Хто? Билет!» А я ховорю, как у Одесса рябяты научили: «Хермание! Азюль!» Он мяня с поезду снял, полицаю сдал, полицаи к сябе взяли, билет до Франкфурьт купили, у поезд сунули, сюды послали. Вот так-то было.
Тилле что-то быстро писал у себя на листе. Потом включил диктофон и уточнил:
– Значит, вы пришли в Германию из Франции, а туда попали из Португалии?
– Из нее.
– Очень хорошо. Так и запишем. Знаете, я вам почему-то верю. Но мы-то чем можем вам помочь? У вас дело чисто уголовное. У вас ферму разбили, вы мафию избили… Это к политике не имеет отношения. Так что не знаю даже, что вам сказать… И вообще: почему вы не остались в Португалии или Франции?.. Это такие же западные страны, как и Германия. Зачем надо было так мучиться, пешком полконтинента идти?
Вася осоловело посмотрел на него, сглотнул комок и произнес хрипло и тихо:
– Я слыхал, чта у Хермание хороших людев спасають. Тута вобше хорошо люди живуть, а мы нищи, босы, нету у нас счастьи. И не будять. Поэтом прошу дать человечью жизню, не бросать волкам обратноть у пасть. Курей моих они сожрали – и мяня сожруть. Как пить дать сожруть.
– А почему бы вам не открыть такую же ферму где-нибудь в другом месте России? – спросил его Тилле. – Что вам мешает поехать жить куда-нибудь в другое место, где вас никто не знает, и там начать дело? На Байкал, например? Или за Урал? Может быть, у вашей тети найдется еще немного денег, чтобы дать вам для начала?
– Хде?.. И хто мяня пустить?.. Опять бандюханы придуть, усе возьмуть. Не, лучшее тута, у Хермание, своя фярма открыть…
– Это уж конечно. Но учтите, на Западе большая конкуренция и слишком много всяких птицеферм, – заметил на полном серьезе Тилле и перешел к завершающим вопросам: не имели ли раньше проблем с органами безопасности и не хотите ли чего-нибудь добавить?
– Да ужа усе сказал. – Вася задрал руку и яростно начал чесать в подмышках.
Тилле засуетился, зашуршал бумагами:
– Все, закончили. Протокол возьмите у машинистки, а я должен уже идти. Как вам вообще нравится наша работа?.. – вдруг спросил он меня, когда Вася вышел. – Правда, неблагодарный и тяжкий труд?.. Следователи работают с вещами, а мы – только со словами. У следователей под рукой целый арсенал, начиная от обысков и кончая судмедэкспертизой, а у нас что?.. Диктофон и карандаш. Все. Дальше мы должны доказывать беженцу, что он – не верблюд…
– Даже если это и без очков видно, – поддакнул я.
Стараясь держаться от Васи подальше, я пошел по коридорам. Он шаркал впереди. У лестницы нам встретилась практикантка с оленьими глазами и спросила, как прошло интервью, не понадобились ли нам противогазы.
– Окна открыли.
– От кого он бежал?..
– Он имел куриную ферму, а бандиты ее разграбили.
Она кивнула:
– Веская причина для политубежища! – и в ответ доверительно сообщила, что в Кельне сдался целый автобус туристов из Белоруссии и, наверно, скоро будет работа: – Но самое интересное, что весь автобус рассказывает одну и ту же историю.
– Какую?
– А вот услышите. Но чтоб все одно и то же говорили?.. – она покрутила пальцем у виска.
По пути к вокзалу я думал о словах Тилле о верблюде. Вот приходит некто: «Я верблюд, пришел к вам просить убежища. В Сахаре львы преследуют, жизни угрожают!» – «Какой же вы верблюд?.. Где ваш горб, если вы верблюд?» – «Потерял в дороге». – «А где хвост?» – «Украли обезьяны». – «А копыта куда делись?» – «Отъели волки». – «А шерсть?» – «Сползла, линяю». – «А губы почему такие маленькие?» – «Похудел в побеге». – «А плюнуть прицельно можете?» – «Слюны нет, сушняк, волнуюсь очень». – «А как ваша подпольная кличка?» – «Дромедар моя кликуха. Если не верите – ваши проблемы, докажите обратное. И где тут коновал, мне на прием пора, уши мерзнут, простудиться боюсь! Где мои колючки на обед?» – «Ну ладно. Для вас есть три пути: в зоопарк, на бойню или обратно в Сахару. Идите на три месяца в клетку, посидите, отдохните, а там видно будет, что с вами делать».
Скоты в сапогах
Дорогой друг, движения особого нет, но это и к лучшему. Под лежачий камень вода не течет?.. Ну и не надо, зачем чтоб текла? Чтобы унесло потоком, костей не соберешь? И без водопадов проблем по горло, новые злые сюрпризы на каждом шагу ожидают.
Я сейчас только начал понимать, почему все врачи-рвачи такие румяные и довольные. Они – вампиры, чужими несчастьями питающиеся! Им это маслом по сердцу, когда они видят, как люди мучаются. Они, сволочи, видами этих мучений прирастают! Поясничник – настоящий травмофил, Ухогорлонос – заядлый ларингоман. С одной стороны, на мучения ближних всегда интересно смотреть (в прошлые века главным развлечением на базарной площади было), с другой – за это еще деньги получать. Это как если наркомана каждый день морфием колоть и ему за это еще деньги давать. Такой уж вид их врачебного вампиризма: они получаемый от больных негатив тут же в свой позитив перерабатывают, как пчела из нектара – мед: «А, ты больной и бедный, тебе плохо?.. А я – здоровый и богатый, мне хорошо!.. У меня денег много, скоро на Мальдивы с любовницей поеду, а ты по больницам таскайся!..» Накачаются эти человекофаги чужими муками, свою карму почистят – и следующего вызывают.
Вот, по ним таскаючись, я тоже научился свой нектар собирать. Если вижу, что кому-то хуже, чем мне, – сил прибавляется, ощущения такие странные, типа что не все еще потеряно, жить можно, вон другие с куда худшими исходными позициями существуют, а у тебя всего-то ничего – звон в ушах, огонь в костях или гной в залобных пазухах… А есть ли жизнь до смерти и есть ли смерть после жизни – за нас давно решено, нас даже не считают нужным в известность поставить, как и что там дальше намечается. И правильно. Зачем? И так сойдет. Меньше знать – крепче спать, а лучше – и вообще не просыпаться. Что ж… Даже сам бог, амритой закусывая, однажды раскаялся в том, что создал людей, решил потопом замести следы, но зачем-то спас Ноя… А зачем спас? Нелогично. Если решил всех топить – то топи уже, а чего сепаратировать?.. Но ной не ной – лучше не станет, и я не буду ныть, а буду кричать: «Уйдите, беси, на мхи и болоты!» – как меня аспирантка научила…
