Бен Элтон - «Номер один»
После короткой паузы, во время которой все убедились, что он закончил, собравшиеся разразились бурными аплодисментами, и на этой торжественной ноте совещание завершилось.
— Трент? — сказал Кельвин, собирая бумаги. — Зайди ко мне.
Он посмотрел на часы: было уже почти семь, а он хотел еще побриться.
— Трент, ты молодец, — сказал он. — Хорошая подборка, дружище.
— Спасибо, босс. Отличная речь про королевского наследника. Отпад. Сильно сказано. Нет никого круче шоу «Номер один», да? Мы можем его захвалить или зарезать.
— Не говори ерунды, придурок. Конечно, мы не станем его резать. Он хочет набрать голоса, и он получит этот шанс. Он дойдет до финала.
— Точно. Да. Конечно, дойдет.
— Поэтому должно казаться, что к нему относятся как ко всем остальным.
— Да. Мммм.
— Иначе станет понятно, что все подстроено.
— Ясно. Все ясно, босс.
— Его участие в шоу для нас гораздо важнее, чем провал, а значит, надо дать зрителям возможность узнать его лучше и полюбить. Они ни за что не полюбят его, если он будет на особом положении, верно?
— Да.
— Потому что если мы знаем что-то о самих себе как о нации, так это тот факт, что мы поддерживаем королевскую семью с ее дворцами и роскошью, потому что это доказывает, как мы хорошо живем, но мы при этом не хотим, чтобы королевская семья была на особом положении.
— Хм… понятно. Что-нибудь еще, шеф?
— Да… — небрежно сказал Кельвин, словно ему это только что пришло в голову. — Мне нужен ребенок, который не умеет читать.
— Хорошо. Отлично. По-нят-но, — ответил Трент, удивившись, но пытаясь не показать этого.
— И еще жертва домашнего насилия. Женщина, разумеется, не смей тащить мне какого-нибудь подкаблучника или педика с синяками, чей дружок любит грубый секс.
— Нет, конечно нет. Понял.
— И еще кого-нибудь, кто ждет операции… Да, тот, кто ждет операции, лучше ребенок.
— Хм… Ясно, шеф. Хорошо. Все понял. Хм, это будут конкурсанты?
— Нет, я с ними в отпуск поеду. Конечно, конкурсанты. Твою мать, Трент, я тороплюсь. Просмотри конверты и попытайся найти кого-нибудь, а если не найдешь в конвертах, найди где-нибудь еще. Просто сделай так, чтобы перед региональным отбором они были в толпе.
Трент знал, когда лучше не спорить.
— Хорошо. Понятно, шеф. Будет сделано. Ребенок, который не умеет читать. Женщина, жертва домашнего насилия, и кто-то, кто или сам ждет операции, или чей ребенок ждет операции. Какие-нибудь еще условия?
— Ну, разумеется, телегеничность. Миленькие, если получится, особенно ребенок и жертва. Пожалуй, «липучки», но не «сморчки». И было бы неплохо, если бы они хоть немного пели, но, разумеется, это не обязательно. Так, это все. Совещание закончено. Молодец. Продолжайте в том же духе. Увидимся в первый день прослушивания.
И Кельвин поспешно вышел из комнаты.
Ужин и непристойное предложение
В тот вечер ровно в восемь часов в маленькой квартире Эммы прозвенел звонок. Дел было много, но она была готова. Вернулась к семи, остановила выбор на маленьком черном платье от «Кукаи» с красной кружевной оборкой по линии декольте, и у нее осталось достаточно времени, чтобы накраситься и недостаточно, чтобы слишком беспокоиться о предстоящем ужине.
Кельвин прислал за ней «ягуар», прекрасный и роскошный, а на его заднем сиденье Эмма нашла розу, к которой была прикреплена записка со словами: «Роза от колючки».
Последние следы злости испарились. Он говорил «прости». Он сделал это ненарочно. У него был мозговой штурм, он страдал он недостатка соли в организме. Что-то в этом роде. Эмма была настроена вести себя с Кельвином жестко, но если он так искренне раскаивается, то было бы невежливо не простить его.
Они ужинали в отдельном зале на втором этаже «Айви», который, несмотря на попытки Эммы не глазеть по сторонам, поразил ее своей гламурностью. Кельвин с самого начала извинился за грубое поведение и с надлежащим раскаянием снова предложил Эмме ее работу плюс повышение, что она с радостью приняла. Затем Кельвин настоял на том, чтобы больше не говорить об этом, и вместо этого веселил ее занимательными историями о Родни, Берилл и американской поп-индустрии. Вскользь упомянув о своем несложившемся браке, он сделал незамысловатый вывод, сказав, что двое высокомерных, склонных к манипулированию суперэго людей совершили огромную ошибку и своим примером снова доказали, что только противоположности притягиваются друг к другу. Затем, когда вино было допито и подали кофе, Кельвин спросил, не поедет ли Эмма с ним в его дом в Белгрейвии.
Конечно, ей следовало бы ожидать этого, но она не ожидала. Она была не особенно тщеславна и, зная, что Кельвин может с легкостью выбирать себе женщин, не льстила себе мыслью, что этот ужин, с его точки зрения, может быть способом совращения. В глубине души она думала, что это будет скорее попытка избежать того, что она возбудит против него дело о противозаконном увольнении. В конце концов, дни, когда супербогатые работодатели могли творить с подчиненными все, что им заблагорассудится, слава богу, миновали.
— Ты хочешь, чтобы я поехала к тебе домой? — спросила она.
— Да. Именно так. Сейчас это было бы очень кстати.
— Выпить кофе? — слабым голосом поинтересовалась она, пытаясь соблюсти приличия.
— Нет. Кофе мы выпили. Я хочу, чтобы ты осталась на ночь.
Эмма была потрясена. Она не получала столь прямолинейного предложения со времени попоек на первом курсе в баре студенческого профсоюза, и ей это не очень понравилось.
— Кельвин, я не могу, — быстро сказала она.
— Эмма, пожалуйста, — сказал Кельвин. — Это много для меня значит.
— Много для тебя значит? Что ты хочешь этим сказать — много для тебя значит?
— Именно то, что сказал. Я хочу переспать с тобой. Для меня это очень важно.
— Для тебя это важно?
— Да.
Удивление Эммы прошло, уступив место не менее сильной злости.
— Господи, Кельвин, а ты говоришь все начистоту, верно?
— Ну, извини, если я излишне прямолинеен, но сейчас поздно, нам обоим утром на работу, и это для меня важно.
— А мне важно, с кем я ложусь в постель. Поэтому — нет, — твердо сказала Эмма. — Ни за что.
— Почему?
— Что значит — почему? Господь мой всемогущий, я в жизни подобного не слышала! Просто я не сплю с парнями, когда они об этом просят. Особенно когда это, черт возьми, практически приказ. Я так не могу. Должно быть… я не знаю, что-то большее.
— Что? Романтика? Я могу быть романтичным.
— Не верю.
— Эмма, ты должна сделать это для меня.
