Эрве Базен - Анатомия одного развода
Он хоть и начинающий, но сообразителен, этот доктор Ланель или Ренель, как там его, впрочем, не важно, наверняка в этом институте ему поручают случаи не слишком сложные.
– Бог ты мой, – вздыхает Алина, – ничего нет особого, все самое обычное. Ги любит отца. Тот нас бросил, чтобы жениться на своей любовнице. Но оставил за собой право на встречи с детьми, этим он и пользуется, чтоб восстанавливать сына против меня.
– Так часто бывает, – говорит психиатр. Он ничего не записывает. Только посматривает, будто исповедник или полицейский, но в общем довольно дружелюбно. Если он согласится, что отцовское влияние наносит вред, то его папка может стать полезной. Наверно, доктор нуждается в более полной информации и доволен, что получает ее от матери. Снова вопрос:
– А брат мальчика и его сестры так же реагируют на сложившуюся ситуацию?
– Конечно, нет, – отвечает Алина. – Двое старших – уже взрослые люди и во всем могут сами разобраться; Леон только что сдал на бакалавра и скоро будет изучать аптекарское дело. Агата сейчас в последнем классе лицея. Оба они настолько презирают отца, что почти не ходят к нему.
Рыжая голова мягко кивнула. Алина уже завелась. Обычно младшие дети не очень послушны, не так ли? Ги ведь всего одиннадцать, умишко совсем детский, и его поведение не должно удивлять, менее естественно это для Розы – ей-то уже пятнадцать с половиной, она отлично учится. Но тут надо принять во внимание желание противопоставить себя сестре, к тому же более красивой, чем она, и, конечно, более независимой; то же самое происходит и с Ги – тому приятно дразнить старшего брата, которого он прозвал Пашой, а с того времени, как Ги начал учить латынь, он еще называет брата ego nominor <Я, именуемый (лат.)> Леон. Хитрец мальчишка, а? Но озлобленный. Потому что его злит многое. У нас маленькая квартира, нет автомобиля, денег всегда не хватает. У них – дом, отличная машина, полный достаток. В Фонтене у Ги своей комнаты нет, а вот в Ножане есть. Отец использует его эгоизм, так как это ему выгодно. Может ли мальчик, сравнивая разные образы жизни, стать на сторону того из нас, кто больше любит его?
– Но ведь те же преимущества должны ощущать и старшие, – вдруг сказал психиатр. – Вы не думаете, что привязанность может иметь и другую причину, чисто эмоциональную?
Лицо у Алины скривилось.
– Если говорить о Розе, – прошептала она, – то здесь я могла бы предположить сентиментальные чувства, какие нередко возникают между отцом и дочерью. Но для Ги все это ужасно, у меня создалось впечатление...
– Впечатление? Какое?
Зеленые глаза стали внимательней, настойчивей, взгляд как сверло.
– Этим летом, – продолжала Алина, – во время каникул я отправила Ги в детский лагерь, а Розу – в Англию. После этого мне полагалось передать их отцу. Но с тех пор как они вернулись из отцовского дома, Роза холодна, точно лед. А вот Ги – только послушать, до чего он восхищен своей мачехой! И ребенком, которого она ждет! Как будто, доктор, это я, как будто обо мне он все это говорит. И напрасно я внушаю ему, что этот ребенок ему не будет ни братом, ни сестрой, раз родит его другая женщина; Ги смеет возражать: Все равно мы одного семени!
– И у вас создалось впечатление, – сказал психиатр, – что для Ги семья – я имею в виду полноценную, неразделенную семью: отец, мать, дети – восстанавливается в Ножане?
– У чужой женщины! Скажите, доктор, разве это не ужасно! – возопила Алина.
Доктор Тренель наклонился к диктофону:
– Раймонда, вы закончили? Можете привести ко мне мальчика.
Слегка подталкиваемый в спину, вошел улыбающийся Ги и нахмурился только за три шага от стола.
– Садись где хочешь, – сказал доктор, глядя в сторону.
Ги вразвалку, раскачивая плечами, прошел позади стульев и выбрал четвертый, самый дальний от матери, отодвинул его немного назад, уселся на самый край, придерживая сцепленными руками поднявшиеся при этом коленки. Ассистентка незаметно подмигнула врачу и положила перед ним на стол листок бумаги.
– Мы дали ему несколько небольших тестов. Совсем не плохо, я вас уверяю, – сказал психиатр. – У меня есть еще некоторые, присланные из лицея. Коэффициент более чем удовлетворительный. Мальчик совсем не глуп. Нам надо минут пять поболтать. Если вы, мадам, пройдете в соседнюю комнату, моя ассистентка составит вам компанию.
Алина в тревоге поднялась. Этот ребенок может наболтать невесть что. Ну, конечно, он тут для этого и находится. Однако есть факты, требующие пояснений, выводов...
– Знаете ли, доктор, – начала она, – Ги так робок...
С тем же успехом она могла бы обратиться к гранитному монументу.
Вы полагаете? – вымолвила статуя. – Он не казался слишком робким, когда ввязался в драку на школьном дворе...
Ассистентка уже взяла ее под руку; Алина покорно последовала за ней, но, обернувшись, заметила на стене грифельную доску с желобком внизу, на котором лежали цветные мелки. Психиатор, не обращая внимания на уходящую мать, уже говорил мальчику:
– Не нарисуешь ли мне домик? А сбоку от него дерево, а? Рисуй как хочешь и что хочешь, только быстро...
Когда Алина с сожалением закрыла за собой дверь, Ги большим красным кольцом изобразил солнце, а двумя зелеными черточками воткнул рядом тисовое дерево.
Алине вернули сына полчаса спустя; он вышел, ухмыляясь, с хвастливым видом, уплетая неизвестно откуда взявшийся бутерброд с сыром. Ассистентка попросила дать адрес отца, если понадобится связаться с ним. Алика ожидала этой просьбы и дать адрес не отказалась, но намеренно перепутала всех Давермелей и сделала так, чтобы Луи было невозможно разыскать: сказала, что он живет на улице Вано, в Ножане, невзирая на насмешливую улыбку сына, на которую ассистентка, однако, не обратила внимания.
– Было бы желательно, – сказала она, – чтобы мальчик к нам заходил время от времени.
– Вы ему ничего не прописали? – удивилась Алина. И, заметив, что женщина поморщилась, добавила:
– Я не знаю, может, надо что-то успокоительное?
– Лечить следует причину, а не следствие, – уклончиво сказала ассистентка. – Доктор Трекель скоро вам пришлет свое заключение.
Алина быстро вышла и направилась к кондитерской, где перед изумленным мальчиком появились ромовая баба, пирожное с вишнями и шоколадный эклер; мать подступала к нему и так, и эдак, забрасывая его вопросами: О чем он тебя спрашивал? Что он тебе сказал? Про отца говорили? Ги глотал, глотал, глотал все подряд, стал вдруг чересчур воспитанным – с полным ртом говорить не полагается, – и временами лишь вздыхал с явной скукой. Уже выходя из кондитерской, Алина догадалась:
– Они у тебя спросили папин адрес в Ножане?
