Наталья Нестерова - Сделайте погромче
– А невеста симпатичная? Не столетняя бабуля, которая путает кастрюлю со щами с ночной вазой.
– Какая тебе разница? Умеренно симпатичная, относительно молодая… Как говорится, всем хороша наша невеста: и по стати, и по лицу, только слегка беременна. В данный момент сидит перед тобой.
Гриша потерял дар речи. Только и мог изумленно выдохнуть:
– Нинка?
– Эмоции не приветствуются. Чего ты всполошился? У меня к тебе формальное предложение, отнесись по-деловому. Да – да, нет – нет.
Гриша видел, что за напускной веселостью таится вулкан переживаний. Смех сквозь слезы: царапнешь – вместо улыбки получишь рыдания. О том, кто Нине беременность обеспечил, спрашивать не следовало. Раз хватается за ближайшего встречного – значит, мужик сверкнул пятками. И все-таки Гриша не удержался от вопроса:
– А непосредственный отец?
– Без комментариев.
– Ясно. У меня есть время для размышлений?
– Вся оставшаяся жизнь, – поднялась Нина. Из последних сил улыбнулась. Не хватало при Грише рыдать. – Только одна просьба: не трепись, пожалуйста, об этом разговоре.
– Нина! Куда ты? Стой! Я согласен. Просто неожиданно очень.
– Благодарю! – Нина снова опустилась на стул. – Ты меня очень выручил.
Гриша потряс головой, словно наводя порядок в мыслях. Вырвавшееся из его уст согласие оказало на него же действие легкой контузии, даже оглох и амнезию заработал.
– Нина, мы что? Десять секунд назад решили пожениться?
– Да.
– Лысый кролик! И ты сказала, что несколько…
– Беременна.
– Японский крокодил!
– У тебя странные ругательства, изощренно зоологические.
– Гусары при дамах не выражаются.
– Мерси! Гриша, не паникуй. Ты легко можешь отказаться.
– От тебя? Слону в анус кактус! В смысле: я не такой дурак. Извини, словарные пласты перепутались.
– Вижу. Ты успокойся…
– Да я спокоен как замороженный кальмар… Действительно что-то на фауну тянет… И жутко хочется быть благородным.
– Твое согласие на мне жениться – верх благородства.
– Точно?
– Абсолютно.
– Тогда я озвучу простое и плотское.
Гриша не был бы Гришей, если бы с ходу не выдвинул своих давних желаний:
– Переезжаю к тебе, и спим в одной постельке?
– Это шантаж?
– Неуклюжее объяснение в любви.
– Спасибо! – искренне поблагодарила Нина. – Представить себе не можешь, как для меня сейчас это важно.
– Сегодня вечером прибуду в твою обитель со своими манатками? – развивал Гриша успех.
– Не торопись, пожалуйста.
– Сначала женись, потом увидим? Деньги и стулья всегда отдельно, только котлеты и мухи вместе.
– Все понимаю! Ты рискуешь больше, чем я. Дети, рожденные в браке… поди докажи, что не твои… алименты и прочее. Гриша! У тебя есть только мое слово, но оно верное. Ничего от тебя не потребую: ни денег, ни участия.
– Нинуля! Я ведь не про детей. И почему во множественном числе? Впрочем, мне до них… извини, как до вымерших динозавров… точно – на животном мире заклинило… Я нечадолюбив. Я про другое, про тесное так сказать… наше с тобой совместное…
– Ах, это! Не могу сказать. Сейчас – нет. В дальнейшем – не знаю. Мне требуется куда-то приплыть, а на берегу я разберусь. Ты идешь со мной в ЗАГС подавать заявление? – прямо спросила Нина.
– Иду. Но у меня еще одна пара.
– У меня тоже.
Оба преподавателя, Нина и Гриша, мысленно и лихорадочно перемалывавшие сложившуюся ситуацию, если не провалили занятия, то провели их с минимумом личного участия.
Нина очнулась, когда в аудитории недоуменный ропот превысил тихое бормотание. Оказывается, задавала один и тот же вопрос Ким Мэн Хо: «Который час?» Прилежный кореец отвечал: «Тли тсяца дыэвадцать минют». А Нина снова, как дятел: «Который час?» Темой урока было русское обозначение суточного времени. Кореец, бедный, уже пунцовый как помидор. Нина внутренне пришла в ужас (как долго она терзает Мэн Хо?) и учительским тоном строго велела всем писать сочинение на тему «Мой распорядок дня», с обязательным указанием времени, часов и минут, когда чистят зубы или обедают. А у нее появилась возможность подумать над последствиями своих поступков. Но, как и у студентов, все путалось. Они русское «без двадцати пяти восемь» и равнозначное «тридцать пять восьмого» не могли усвоить. А Нина не могла понять, к чему приведет внезапная шизофрения.
Григорий пришел в себя, когда студенты откровенно гоготали. Пересказывающий прочитанный текст шоколадно-коричневый эфиоп, уловив, что преподаватель не слушает, принялся нести (на приблизительно русском) околесицу. Студенты потешались недолго. Гриша объявил, что они для квалификационной комиссии по определению размера стипендий сейчас должны написать изложение романа Достоевского «Братья Карамазовы», с которым знаком всякий образованный человек, причисляющий себя к цивилизованным людям. Это были чистой воды враки, но студенты притихли, склонились над листами бумаги и дали Грише возможность подумать над тем, во что он вляпался.
В Москве, наверное, десятки, если не сотни ЗАГСов, но Нина знала местонахождение только одного, ближайшего от ее дома. Вчера она здесь была с Ваней. А сегодня пришла с Григорием. Заявления принимала все та же девушка. Она возмутилась:
– Вы же вчера с другим мужчиной заявку оставили!
Гриша издал клокочущий звук, подавился, закашлялся, маскируя свое удивление. Думал, что он единственный и неповторимый, удостоенный доверия Нины и оказавший ей небывалую услугу. А выходит, он в середине списка, составленного Ниной. Очередь дошла?
Извинившись перед девушкой, принимавшей заявления, Гриша задал Нине вопрос на смеси английского и испанского. В свое время они выяснили, что прилично владеют обоими языками. А самое главное – понимают друг друга, когда слова перемешивают. Третий человек может также знать иностранные языки, но не обязательно ориентируется в компоте из них.
– Ты решила для надежности нескольких мужиков сюда сводить? Кто-нибудь дойдет до финиша?
– Вы не граждане России? – напряглась работник ЗАГСа. – Тогда по другой анкете и другой очереди.
Нина устала до равнодушия. Все, что она делала, было очевидно глупо и бесперспективно. От глупости устаешь более всего.
Нина затравленно посмотрела на Гришу и произнесла с мукой на русском:
– Я хочу только умереть.
– Ой, что происходит? – окончательно переполошилась чиновница.
– Спокойно! – Гриша поднял руки. – «Умереть» – значит жениться, эвфемизм, жаргон, сленг брачующихся. Не слышали? Странно. А ведь вполне логичный перенос значения. Да, и вообще у вас, девушка, как у работника ЗАГСа «сдохнуть» равно «жениться» должно стать профессионализмом. Шутка. Что вы смотрите на меня, как на больного? Разве стремление сходить под венец не рассматривается как травма головы средней тяжести? – быстро говорил он. – С юмором, похоже, в этих стенах дело обстоит неважнецки. Мы с невестой, у которой чувство юмора весьма развито, хотели вас повеселить. В торжественный, так сказать, судьбоносный день, к которому мы шли через испытания и драмы, продирались через колючие ветки жизненных препятствий, оставляя на них свою кожу и кровь. Сквозь тернии к звездам. Не побоимся метафор и гипербол…
