Софи Кинселла - Минни шопоголик
Она приступает к этому, а Минни загребает целую пригоршню.
– Нет. – Элинор удостаивает Минни хорошо знакомым мне ледяным взглядом. – Не так.
Минни сидит неподвижно, сжимая в ручонке кусочки картона, словно проверяет, насколько серьезна Элинор. Они не сводят глаз друг с друга, и обе выглядят решительными…
О боже, они так похожи.
Никогда не замечала этого прежде, но у Минни те же самые глаза, тот же наклон головы и тот же властный взгляд.
Мои худшие страхи подтвердились. Я родила мини-Элинор. Хватаю меренгу и сую в рот. Мне необходимо сладкое, потому что я в шоке.
– Отдай мне, – говорит Элинор, и Минни, помедлив, протягивает ей кулачок с фрагментами пазла.
Почему Минни так хорошо себя ведет? Что случилось?
Элинор начинает сосредоточенно раскладывать пазл на столике. Черт побери! Она всерьез сказала, что любит пазлы?
– Как Люк? – спрашивает она, не глядя на меня.
– Он… он… хорошо. – Делаю глоток чая, жалея, что в него не добавили бренди. Я не должна была приходить; не должна была приводить Минни; если Люк узнает… – Мы скоро пойдем, – решительно говорю я. – Минни, еще пять минут.
Не могу поверить, что веду себя столь решительно. Прежде Элинор всегда заставляла меня и других плясать под свою дудку.
– У нас с Люком… разногласия. – Элинор не отрывается от своего занятия.
Я в некотором замешательстве. Обычно Элинор не касается запутанных семейных проблем.
– Знаю.
– У Люка есть черты, которых… я не понимаю.
– Элинор, я не могу в это встревать. Не могу обсуждать. Это между вами и Люком. Я даже не знаю толком, что произошло. Кажется, вы что-то такое сказали об Аннабел…
У меня разыгралось воображение или она слегка вздрагивает? Ее руки по-прежнему заняты пазлом, но глаза отсутствующие.
– Люк был предан… этой женщине, – через минуту произносит она.
Эта женщина. «Да, именно так он тебя и называет», – чуть не срывается у меня с языка.
Но конечно, я молчу. Пью чай и разглядываю Элинор. Кто знает, какие мысли скрываются под ее облитыми лаком волосами. Она думает о своей ссоре с Люком? Осознала наконец, что сама себе вырыла яму? Поняла, сколько потеряла?
Элинор для меня загадка. Хотела бы я проникнуть в ее сознание хоть разок и разобраться, чем она живет.
– Я виделась с ней всего однажды. – Элинор поднимает голову. – И она не показалась мне особо утонченной и элегантной.
– Именно это вы сказали Люку? – гневно восклицаю я. – Что Аннабел не была ни утонченной, ни элегантной?
«Неудивительно, что он порвал с тобой. Она умерла, Элинор! И он безутешен».
– Нет, – отвечает Элинор, и под глазом у нее дергается жилка. Наверное, это единственный квадратный сантиметр на ее лице, нетронутый ботоксом. – Я сказала не это. И я не понимаю, почему последовала столь неадекватная реакция на мои слова.
– У Люка не бывает неадекватных реакций! – возмущаюсь я.
Ладно, это не совсем правда. Должна признать, иногда Люк реагирует не слишком адекватно. Но мне ужасно хочется шарахнуть Элинор по голове серебряным чайником.
– Он любил ее.
Я не понимаю, утверждение это или вопрос.
– Да! Любил! Разумеется, любил!
– Почему?
Я смотрю на нее с подозрением: а не пытается ли она оправдаться? Но понимаю, что ее всерьез интересует ответ.
– Что значит – почему? Она была его матерью!
Мои слова словно повисают в воздухе. Меня охватывает какое-то непонятное чувство.
Потому что, конечно, Аннабел не была матерью Люка. Строго говоря, его мать Элинор. Разница в том, что Аннабел умела быть матерью.
А Элинор не имеет ни малейшего представления, что это такое. Если бы имела, то не бросила бы Люка и его отца, когда Люк был совсем маленьким. Она бы не отвернулась от него, когда он в четырнадцать лет приехал в Нью-Йорк. Никогда не забуду его рассказ о том, как он ждал ее перед домом, отчаянно желая встретиться со своей мифической гламурной матерью. И она все-таки вышла, безукоризненная и прекрасная, как королева. Люк говорил мне, что Элинор заметила его, поняла, кто перед ней… но притворилась, будто не заметила. Села в такси и укатила. И они встретились, только когда Люк стал взрослым.
Ясно, почему он был несколько одержим Элинор. А она вновь и вновь унижала его. Аннабел все прекрасно понимала и неизменно поддерживала его – даже когда Люк вырос и угодил в рабство к Элинор. Она знала, что Люк одержим этой Снежной королевой, знала, что та делает ему больно. И защищала его как могла.
В то время как Элинор… Элинор вообще ничего не понимала.
Какая-то часть меня готова сказать: «Знаете что, Элинор, забудьте, вы все равно ничего не поймете». Но другая рвется ответить на брошенный вызов. Я желаю, чтобы она поняла, хотя подозреваю, что это безнадежное дело. Глубоко вдыхаю и собираюсь с мыслями. Такое впечатление, будто я пытаюсь объясниться с ней на неведомом ей языке.
– Аннабел любила Люка. Любила и его достоинства, и недостатки. Такая вот безусловная любовь. И она ничего не ждала взамен.
За все то время, что я знаю Люка, Элинор вспоминала о сыне, только когда ей что-то требовалось от него. Даже наша свадьба, которую она пожелала закатить в «Плазе», целиком вертелась вокруг нее самой.
– Аннабел сделала бы для Люка все. И никогда не стала бы ждать награды. Конечно, она гордилась его успехами, но она любила бы его, даже не будь никаких успехов. Он просто был ее мальчиком. И ее любовь никогда не иссякала. Это было невозможно.
В горле стоит ком. Хотя мы мало виделись с Аннабел, ее смерть стала ударом и для меня. Иногда мне не верится, что ее больше нет.
– И кстати говоря, чтоб вы знали, она была элегантной и утонченной, – не могу не добавить я сердито. – А когда Люк стал проводить больше времени в Нью-Йорке и начал общаться с вами, она говорила о вас только хорошее. Она любила Люка и потому радовалась, что он счастлив, скрывала свою боль. И это было очень утонченно и элегантно, если вас интересует мое мнение.
С ужасом понимаю, что сейчас расплачусь. Только не это! Яростно вытираю слезы и сжимаю ладошку дочери.
– Нам пора, Минни. Спасибо за чай, Элинор.
Беру свою сумочку. Надо поскорей выбраться отсюда. Когда мы уже в дверях, раздается голос Элинор:
– Я хотела бы опять увидеть Минни.
Невольно оборачиваюсь. Она сидит очень прямо, лицо бесстрастное, как и всегда. Не знаю даже, слышала ли она, что я сказала.
– Я буду… – с трудом выговаривает она, – буду благодарна за вашу доброту, если вы устроите еще одну встречу с Минни.
Она будет «благодарна за мою доброту». Боже, как все изменилось.
– Не обещаю, – отвечаю я. – Может быть.
Мысли путаются в голове. Вот уж не думала, что эта встреча станет началом отношений. У меня и без того такое чувство, будто я предала Люка. И Аннабел. И вообще всех. Что я здесь делаю?!
