Валерий Залотуха - Свечка. Том 2
Страшно подумать, чем могла кончиться встреча трех, увы, теперь уже бывших сестер, если бы в тот момент не проходили мимо мужья двух из них, а именно Геннадий Николаевич Шалаумов и Николай Михайлович Нехорошев. Услышав шум, мужчины ворвались в бухгалтерию и не без усилий драку остановили, с разъяренными женщинами справились, но с их разъяренными языками справиться конечно же не могли. Тут-то и узнал Геннадий Николаевич то, чего никак не должен был знать, и в первую очередь – о негре Мустафе, который обладал однажды телом его дражайшей супруги, и о родившемся от этого обладания негритенке, которого пришлось оставить в роддоме, а то, что все это было еще «до него», Геннадия Николаевича – как белого мужчину – мало успокаивало. Тем более что тут же он узнал о том, кто был «уже при нем» – об одном шустром студенте, после общения с которым его дражайшей супруге пришлось делать в Москве аборт.
И Николай Михайлович просветился насчет сексуальных способностей писателя Сак-Саковского, чья книга с дарственной надписью занимала почетное место в книжном шкафу Нехорошевых. Сами по себе эти способности мало заинтересовали бы Николая Михайловича, если бы не были буквально проявлены на его Наталье Васильевне, которую никогда не ревновал, стопроцентно будучи в ней уверенным.
Ничего не утаила Светлана Васильевна в своем праведном, как ей казалось, гневе, сказала все, что знала, но и сама в ответ была кое в чем просвещена.
Заплаканная, с размазанным ртом и расквашенным носом Людмила Васильевна в красках поведала собравшимся, как много лет назад, после того, как Светка засиделась в парке на скамейке с заезжим артистом, на следующий день ее Маратик в своем кабинете, пользуясь служебным положением, ее фактически изнасиловал и не извинился.
Ах нервы, нервы, женские нервы – не наши, мужские морские канаты вы, а тонюсенькие, тоньше самого тонкого волоска дрожащие жилочки, и вот на вас-то до поры до времени все держится, а потом – бац! – и вот так вот рвется…
Последняя новость стала для Светланы Васильевны последним ударом. Если раньше она еще надеялась на восстановление своей разрушенной семьи, то теперь отказалась даже об этом думать. Единственное, о чем Светлана Васильевна жалела, что не знала этого, а то бы напомнила своему бывшему мужу тот далекий день, скамейку в парке за пограничником и спросила бы, глядя насмешливо и победно: «Думаешь, там ничего не было?» – и, помедлив, насладившись его растерянностью, крикнула бы прямо в лицо: «Было! Еще как было!» (Хотя на самом деле как раз и не было.)
Повторим, что на своей бывшей работе Светлана Васильевна оказалась после того, как побывала в своем бывшем доме, точнее, постояла на его пороге, и, как обещали, расскажем об этом.
… Постояв в раздумье перед родной обитой дерматином дверью, Светлана Васильевна нажала на кнопку звонка. И сразу же донеслось знакомое тявканье Мартышки, а чуть погодя открылась дверь. Светлана Васильевна надеялась, что сразу увидит Марата, но увидела его сестру.
Жозефина была в спортивном костюме, переднике, с белыми от муки руками.
Смотрела золовка сурово, ожидая, что невестка скажет.
Светлана Васильевна и сказала, что должна была сказать:
– Здравствуй.
Жозефина в ответ молчала, продолжая смотреть тем же суровым выжидающим взглядом. Светлане Васильевне нестерпимо захотелось плюнуть ей в лицо, но напряженную до предела ситуацию разрядила прибежавшая мопсиха. Светлана Васильевна обрадованно подхватила собачку на руки, прижала к щеке, и та, повизгивая и поскуливая, стала торопливо вылизывать хозяйке лицо.
– Ну, всё? – нетерпеливо спросила Жозефина.
– Не всё, – сказала Светлана Васильевна, вытирая ладонью мокрую щеку.
– Что еще? – Всем своим видом Жозефина показывала, что нет у нее ни желания, ни времени продолжать этот бессмысленный разговор.
– Где муж? – требовательно спросила Светлана Васильевна.
– Чей муж?
– Мой муж. – Тогда, до встречи в бухгалтерии, Светлана Васильевна еще считала Марата Марксэновича своим мужем.
– Брат спит, – еще строже ответила золовка, упирая на слово «брат».
– Разбуди.
– И не подумаю. Забирай свою сучку и уходи! – прокричала вдруг Жозефина, захлопывая дверь.
– Сама ты сучка! – успела бросить ей в лицо Светлана Васильевна и, еще немного постояв в раздумье перед закрытой дверью, пошла по лестнице вниз.
Сложив на груди лапки, мопсиха важно сидела на ее руках…
Мы поменяли местами последовательность произошедших в тот день событий не для того, чтобы поскорей подсыпать в наш в целом пресноватый текст перчику, а исключительно ради этого маленького создания – Машки, Мартышки ли, не знаем, как ее теперь называть, которая с периферии нашего внимания удивительным образом выходит на передний план.
Направляясь к своим тогда еще сестрам, Светлана Васильевна тешила себя надеждой, что они помогут пристроить бесхозное животное, отдадут кому-нибудь из соседей, так как сами мопсиху взять не могли: у Людмилы Васильевны был кот, а у Натальи Васильевны муж-алергик. О том же, чтобы взять любимую собачку с собой в К-ск и речи не было – приютившая Светлану Васильевну благодетельная женщина большую часть жизни прожила в деревне и не представляла себе собаку кроме как во дворе на гремящей цепи. Но, встретившись с сестрами, Светлана Васильевна сразу поняла, что помощи от них не будет, а в разгоревшейся между женщинами, будем прямо говорить, драке про мопсиху забыла, и то ли придавили ее, то ли просто испугали, но в момент, когда в бухгалтерию влетели еще ничего про своих жен не знающие Шалаумов с Нехорошевым, она пулей выскочила наружу и бесследно исчезла.
Не удовлетворенная сказанным, но переполненная услышанным, вне себя от ярости Светлана Васильевна выскочила из бухгалтерии на улицу и, совершенно забыв о любимом домашнем животном, села в «Василек» и покинула ненавистный «Ветерок», чтобы не видеть больше поганых рож своих бывших сестер, не слышать их мерзкого визга.
Но с ее отъездом визг в «Ветерке» не прекратился.
Той же ночью Геннадий Николаевич Шалаумов вытурил визжавшую свою супругу из квартиры, после чего довольно долго гонял несчастную Людмилу Васильевну по улице – в комбинации и расстегнутых зимних сапогах, поддавая кулаками и пинками, обзывая при этом негритянской подстилкой и другими последними словами.
Видимо памятуя о неберущейся волейбольной подаче Натальи Васильевны, Николай Михайлович Нехорошев не решился поднять руку на свою жену, зато выпил залпом из горла бутылку водки, после чего не упал, а пошел искать, где бы еще выпить.
Чуть погодя, к Нехорошеву подключился Шалаумов, и запили мужики так, что о них говорили уже в прошедшем времени, как о покойниках.
