Ирвин Ялом - Шопенгауэр как лекарство
— Впечатляет, Стюарт, — отметила Ребекка. — Полный список. Только ты упустил одну деталь.
— Какую же?
— Себя. То, что ты снова работал камерой и фотографировал все, что происходит, вместо того чтобы участвовать самому.
Группа часто обвиняла Стюарта в излишней беспристрастности. Несколько месяцев назад он рассказал, что видел кошмарный сон, в котором его дочь попадает в зыбучие пески и он не успевает ее спасти, только потому что вытаскивает из рюкзака фотоаппарат, чтобы заснять эту сцену. После этого Ребекка и прозвала его «фотокамерой».
— Ты права, Ребекка. Подожди, я выключу свою камеру и скажу, что абсолютно согласен с Бонни: ты действительно красивая женщина. Но это для тебя не новость — ты и так это знаешь. Ты даже знаешь, что я это знаю. Конечно же, ты красовалась перед Филипом, когда распускала и поправляла волосы — это очевидно. Как я к этому отношусь? Немножко ревную. Нет, сильно ревную — передо мной ты никогда не красовалась. Никто никогда не красовался передо мной.
— Я начинаю чувствовать себя грязной преступницей, — отозвалась Ребекка. — Терпеть не могу, когда мужчины за мной следят. Я что, подопытный кролик? — Она резко бросала каждое слово, не в силах справиться с накопившимся раздражением.
Джулиус вспомнил, как в первый раз увидел Ребекку: десять лет назад, задолго до того, как прийти в группу, она целый год у него лечилась. Это было утонченное создание с очаровательной фигуркой Одри Хепберн, нежным личиком и огромными глазами. А ее, первая фраза? «С тех пор как мне исполнилось тридцать, я замечаю, что, когда я вхожу в ресторан, никто не прекращает есть, чтобы взглянуть на меня. Это меня просто убивает».
В своей работе с ней Джулиус руководствовался двумя авторитетными источниками: во-первых, Фрейдом, который, рассуждая о красивых женщинах, прежде всего советовал врачу вести себя по-человечески: не сдерживать себя, но и не наказывать пациентку только за то, что она хороша собой. Вторым авторитетом была брошюрка под названием «Красивая пустышка», которая попалась ему на глаза еще в университете. В ней утверждалось, что красивая женщина настолько избалована вниманием и любовью окружающих, что просто не чувствует необходимости развиваться в других направлениях. Однако ее уверенность в своей неотразимости вовсе не имеет под собой надежного основания, и стоит ее красоте увянуть, как она тут же начинает сознавать, что на самом деле ей нечего предложить людям: она не потрудилась развить в себе ни искусства быть интересной собеседницей, ни особого внимания к другим.
— Я высказываю замечания — меня обзывают камерой, — тем временем гудел Стюарт, — а когда я говорю то, что чувствую, меня обвиняют в попытке кого-то прижать. Что вы от меня хотите?
— Я не совсем понял, Ребекка, — вмешался Тони. — О чем, собственно, сыр-бор? Что ты так взбеленилась? Стюарт просто повторяет то, что ты сама всегда говорила. Сколько раз ты признавалась, что знаешь, как вертеть мужчинами, что для тебя это совершенно естественно? Вспомни свои рассказы — как ты веселилась в колледже. А в адвокатской конторе, где ты всех мужчин свела с ума?
— Сделали из меня какую-то шлюху. — Ребекка резко развернулась в кресле и обратилась к Филипу: — Ты тоже считаешь, что я шлюха?
Филип, не отрываясь от своей излюбленной точки на потолке, тут же ответил:
— Шопенгауэр считал, что очень красивая женщина, как и очень умный мужчина, осуждены на одиночество. Он говорил, что окружающие часто бывают ослеплены завистью и отвергают тех, кто лучше их. По этой причине у таких люди обычно не бывает близких друзей среди представителей того же пола.
— А вот это неправда, — возразила Бонни. -
Возьмите Пэм — ее сейчас с нами нет, — она тоже красивая, но у нее полным-полно подруг.
— Да, Филип, — присоединился Тони, — что же, по-твоему, нужно быть тупым уродом, чтобы тебя любили?
— Вот именно, — отозвался Филип. — Но мудрый человек не станет тратить жизнь на то, чтобы гоняться за чужой любовью. Любовь окружающих — вовсе не признак ни добра, ни истины. Как раз наоборот — она нивелирует и отупляет. Гораздо важнее искать цель и смысл внутри самого себя.
— А как насчет твоихцелей и смысла? — спросил Тони.
Если Филип и уловил в голосе Тони язвительные нотки, то никак на это не отреагировал и спокойно ответил:
— Лично я, как и Шопенгауэр, хочу одного — желать как можно меньше и знать как можно больше.
Тони лишь молча кивнул, очевидно, не зная, что ответить.
В разговор вступила Ребекка:
— Филип, ты или Шопенгауэр — вы абсолютно правы насчет друзей. По крайней мере, я согласна на все сто. У меня действительно никогда не было близких подруг. А если у людей одинаковые интересы и одинаковые способности — как ты думаешь, может быть между ними дружба?
Не успел Филип ответить, как Джулиус вмешался в разговор:
— К сожалению, наше время подходит к концу. Я хотел бы узнать, что вы думаете об этих последних минутах?
— Пустая болтовня. Темный лес, — сказал Гилл. — Мы все время лезем в какие-то дебри.
— А мне очень понравилось, — сказала Ребекка.
— Не-а, забиваем себе головы, вот и все. — Это был Тони.
— Согласен, — откликнулся Стюарт.
— Простите, я не знаю, что со мной такое… — неожиданно сказала Бонни. — Я сейчас взорвусь или закричу или не знаю что… — Она поднялась, схватила сумочку и куртку и решительным шагом вышла из комнаты. Через секунду Гилл подскочил и вылетел за дверь. Наступила неловкая пауза. Несколько мгновений все прислушивались к удалявшимся шагам. Вскоре Гилл вернулся и доложил:
— В порядке. Сказала, что просит прощения, но сейчас ей нужно побыть одной — хочет выпустить пар. Она все объяснит на следующей неделе.
— Что это еще за фокусы? — возмутилась Ребекка. Вынув очки и ключи от машины, она громко защелкнула сумочку. — Меня просто бесит, когда она выкидывает такие штучки. Кошмар какой-то.
— Есть какие-нибудь мнения? — спросил Джулиус.
— ПМС косит наши ряды… — проворчала Ребекка. Тони заметил, как Филип недоуменно поднял брови, и пояснил:
— ПМС — предменструальный синдром.
Филип кивнул. Тони сложил руки и, подняв вверх оба больших пальца, торжествующе воскликнул:
— Ага, ага, вот и я тебя чему-то научил.
— Нам пора закругляться, — сказал Джулиус, — поэтому я хотел бы дать свою версию того, что произошло сейчас с Бонни. Давайте вспомним список Стюарта. Помните, как Бонни начала встречу? Она говорила про маленькую толстушку, которую никто не любит и которая чувствует себя хуже всех — особенно красивых девочек? Вам не кажется, что именно это и произошло сегодня? Бонни начала встречу, но очень скоро все про нее забыли — ради Ребекки. Короче, то, о чем она хотела сказать, повторилось в мельчайших подробностях — и сделал это не кто-нибудь, а мы с вами, друзья мои.
