Ивлин Во - Пригоршня праха
Когда лихорадка отпустила Тони на шесть-семь ночей кряду, мистер Тодд сказал:
— Мне кажется, теперь вы поправились и можете посмотреть книги.
В одном конце хижины к свесу крыши было прибито подобие помоста, образовав нечто вроде чердака. Мистер Тодд вскарабкался наверх по приставной лестнице. Тони полез за ним, шатаясь после недавней болезни. Мистер Тодд сел на помост, а Тони остановился на последней ступеньке и заглянул внутрь. На чердаке валялась куча тюков, связанных тряпками, пальмовыми листьями и сыромятными веревками.
— Очень трудно оберегать их от червей и муравьев. Две связки практически погибли. Индейцы, правда, умеют делать какое-то масло, оно помогает.
Он развернул ближайшую пачку и передал Тони переплетенную в телячью кожу книгу.
Это было одно на первых американских изданий «Холодного дома».
— Неважно, с чего мы начнем.
— Вам нравится Диккенс?
— Ну что вы, нравится — это слишком слабо. Понимаете, ведь я никаких других книг не слышал. Сначала мой отец мне их читал, потом этот негр… теперь вы. Я их по нескольку раз слышал, но они мне никогда не надоедают, с каждым разом узнаешь и замечаешь что-то новое: так много людей, и все время разные события, и много разных слов… У меня есть все книги Диккенса, кроме тех, которые сожрали муравьи. На то, чтобы прочесть их, уходит больше двух лет.
— Ну, — сказал Тони беспечно, — столько я у вас не пробуду.
— Что вы, что вы, надеюсь, вы ошибаетесь. Какая радость снова их услышать. Мне кажется, с каждым разом я получаю от них все больше удовольствия.
Они отнесли первый том «Холодного дома» вниз; днем состоялось первое чтение.
Тони всегда любил читать вслух и первый год после свадьбы прочел подряд несколько книг Бренде, пока в минуту откровенности она не созналась, что для нее это пытка. Читал он и Джону Эндрю зимой, в наступавших сумерках, когда мальчик сидел в детской перед камином и ужинал. Но такого слушателя, как мистер Тодд, у него еще не бывало.
Старик сидел верхом в гамаке напротив Тони, сверля его глазами, и беззвучно повторял губами каждое слово. Когда в романе появлялось новое действующее лицо, он обычно говорил: «Повторите это имя, я что-то его забыл», или «Как же, как же, я ее помню, она еще потом умрет, бедняжка». Он то и дело прерывал Тони вопросами, но не о деталях быта, как легко было бы предположить — порядки в канцелярском суде или общественные отношения в то время нисколько его не занимали, хотя, по-видимому, и были ему непонятны, а только о персонажах.
— Нет, вы мне объясните, почему она это сказала? Она правда так думает? Она упала в обморок, потому что ей стало жарко от камина или из-за того, что было в этом письме?
Он от души смеялся всем шуткам, а также во многих местах, которые Тони вовсе не казались смешными, просил повторить их по два-три раза, а позже, когда они читали про страдания бедняков в Одиноком Томе, слезы бежали у него по щекам и скатывались на бороду. Замечания его были просты. «По-моему, Дедлок очень гордый человек» или «Миссис Джеллиби не заботится о своих детях».
Тони получал от чтения почти столько же удовольствия, сколько и мистер Тодд.
В конце первого дня старик сказал: «Вы прекрасно читаете, и произношение у вас гораздо лучше, чем у негра. И потом вы лучше объясняете. Мне кажется, что мой отец снова со мной». После каждого сеанса он учтиво благодарил своего гостя: «Я получил сегодня огромное удовольствие. Какая печальная глава. Но, если я не забыл, все кончается хорошо».
Однако, когда они перешли ко второму тому, Тони начали приедаться восторги старика, к тому же он окреп, и им овладело беспокойство. Он не раз заводил разговор об отъезде, расспрашивал о каноэ, дождях и можно ли здесь достать проводников. Но до мистера Тодда намеки, казалось, не доходили, он пропускал их мимо ушей.
Однажды, перелистывая оставшиеся страницы «Холодного дома», Тони сказал:
— А нам еще порядочно осталось. Надеюсь, я успею закончить книгу до отъезда.
— Разумеется, — сказал мистер Тодд, — пусть это вас не беспокоит. У вас будет время закончить ее, мой друг.
Тут Тони впервые заметил в поведении своего хозяина некую угрозу. Вечером, перед закатом, за нехитрым ужином из фариньи и вяленой говядины, Тони возобновил этот разговор.
— Знаете ли, мистер Тодд, пора бы мне вернуться к цивилизации. Я и так слишком злоупотребил вашим гостеприимством.
Мистер Тодд склонился над тарелкой, хрустя фариньей, и ничего не ответил.
— Как по-вашему, скоро мне удастся достать лодку?.. Я говорю, скоро мне удастся достать лодку, как по-вашему? Невозможно передать, как я вам благодарен, но…
— Друг мой, за все, что я мог для вас сделать, вы с лихвой отплатили чтением Диккенса. И не надо больше об этом.
— Что же, я очень рад, что вы получили удовольствие от наших чтений. Я тоже, однако мне и в самом деле пора подумать о возвращении…
— Вот, вот, — сказал мистер Тодд, — с тем черным было то же самое. Он только об этом и думал. Но умер он здесь.
Назавтра Тони дважды пытался возобновить этот разговор, но хозяин уклонялся. В конце концов Тони сказал:
— Извините меня, мистер Тодд, но мне настоятельно необходимо выяснить, когда я смогу достать лодку.
— Здесь нет лодки.
— Так индейцы могут ее построить.
— Вам придется подождать дождей. Сейчас река обмелела.
— И долго надо ждать?
— Ну, месяц… два.
Они прикончили «Холодный дом» и дочитывали «Домби и сына», когда пошли дожди.
— Мне пора готовиться к отъезду.
— Нет, нет, это невозможно. Индейцы не станут делать лодку в сезон дождей. У них такой предрассудок.
— Вы могли бы меня предупредить.
— Разве я не упоминал об этом? Значит, забыл.
На следующее утро, пока мистер Тодд хлопотал по хозяйству, Тони, притворившись, как мог, что слоняется без дела, ушел через саванну к индейским хижинам. На пороге одной из них сидела группка пай-ваев. Когда Тони подошел, они не подняли на него глаз. Он обратился к ним с несколькими словами на макуши, которые перенял за время путешествия, но пай-ваи ничем не показали, понимают они его или нет. Тогда он нарисовал на песке каноэ, знаками показал, как работает плотник, поткал пальцами от них в себя, затем нацарапал на песке контуры ружья, шляпы и некоторых других наиболее общепризнанных предметов обмена и знаками показал, как он передает эти вещи им. Одна из женщин захихикала, остальные продолжали сидеть с тем же непроницаемым видом, и он удалился ни с чем.
В полдень за едой мистер Тодд сказал:
— Мистер Ласт, индейцы мне сообщили, что вы хотели с ними договориться. Проще передать все, что вам нужно, через меня. Вы понимаете, правда ведь, что они ничего не делают без моего разрешения. Они считают себя, и во многих случаях вполне правильно, моими детьми.
— Да, кстати говоря, я спрашивал их о каноэ.
— Так они мне и сказали… А теперь, если вы уже поели, мы могли бы прочесть следующую главу. Меня очень захватила эта книга.
Они закончили «Домби и сына». Почти год прошел с тех пор, как Тони покинул Англию; мрачное предчувствие, что его заточению не будет конца, нахлынуло на него с особой силой, когда он нашел между страницами «Мартина Чезлвита» исписанный карандашными каракулями документ:
«Год 1919.
Я Джеймс Тодд из Бразилии обитаю Барнабасу Вашингтону из Джорджтауна, если он закончет книгу Мартин Чезлвит отпустить его как кончет».
За сим следовал толстый карандашный крест и после него:
«Этот крест поставил мистер Тодд подписал Барнабас Вашингтон».
— Мистер Тодд, — сказал Тони, — я должен поговорить с вами откровенно. Вы спасли мне жизнь, и когда я вернусь к цивилизации, я постараюсь вас вознаградить, как только смогу. Я дам вам все, что вы захотите, в разумных пределах, конечно. Но сейчас вы держите меня здесь против моей воли. Я требую, чтобы вы меня освободили.
— Кто вас держит, друг мой? Я вас ни в чем не стесняю. Уходите когда хотите.
— Вы отлично знаете, что я не могу уйти без вашей помощи.
— В таком случае вам придется улещать старика. Прочтите мне еще главу.
— Мистер Тодд, я готов поклясться чем угодно: когда я доберусь до Манаоса, я подыщу себе заместителя. Я найму человека, который будет читать вам весь день напролет.
— Но мне не нужен никто другой. Вы прекрасно читаете.
— Сегодня я читал в последний раз.
— Ну что вы, — вежливо сказал мистер Тодд.
Вечером к ужину принесли только одну тарелку с вяленым мясом и фариньей, и мистер Тодд ел в одиночестве. Тони лежал, глядя в потолок, и молчал.
Назавтра в полдень опять была подана только одна тарелка, и мистер Тодд держал на коленях взведенное ружье. И Тони начал «Мартина Чезлвита» с того места, где они остановились.
Недели тоскливо тянулись одна за другой. Они прочли «Николаса Никлби», и «Крошку Доррит», и «Оливера Твиста». Потом в саванну забрел полукровка-золотоискатель, один из тех одиноких бродяг, что скитаются всю жизнь по лесам, поднимаются по течению мелких ручейков, намывают гравий, набивают унция за унцией кожаный мешочек золотым песком и в результате по большей части погибают от лишений и голода с золотишком на пять сотен долларов вокруг шеи. Мистера Тодда раздосадовал приход золотоискателя, однако он дал ему фариньи и через час выдворил. Но за этот час Тони успел нацарапать свое имя на клочке бумаги и сунуть его золотоискателю.
