Кэтлин Сейдел - Вновь, или Спальня моей госпожи
В четверг Алек пришел на работу, будучи не в состоянии думать ни о чем, кроме Дженни. Как она чувствует себя? Как провела ночь? ГДЕ? В своей спальне, или что-то толкнуло ее в ту комнату на третьем этаже? Сидела ли она в белом плетеном кресле, бездумно глядя на занавески в голубую полоску? Касалась ли подушек? Проводила ли ладонью по одеялу? Он бы все делал именно так… Но он-то любит ее. А в ее сердце нет места для любви к нему.
Почему она не может полюбить его?
Алек очутился в гардеробной, не помня, как забрел туда. Кто-то шел навстречу. Рита. Избежать ее не удавалось при всем желании.
Он кивнул ей холодно, учтиво — совсем как Лидгейт. Он — герцог, она — дочь торговца, делающая первые шаги в свете. Он не обязан заговаривать с ней.
Однако Рита была настроена иначе. Она явно не желала, чтобы на нее глядели как на пустое место. Поэтому остановилась прямо перед ним. На ней было предельно лаконичное красное платьице, обтягивающее тело столь туго, что ткань чуть ли не расползалась на груди. Если бы она чувствовала себя виноватой и хотела, чтобы ее простили, то вряд ли надела бы что-либо подобное. Но Рита была готова к битве.
— Ты невзлюбил меня, правда? Я тебе неприятна?
Сногсшибательная прямота! Герцог Лидгейт не в состоянии был ответить на такое. Алеку пришлось стать самим собой.
— Мне неприятно то, что ты сделала. А нравишься ты мне или нет… тебе всего девятнадцать. Пока рано судить. Ты слишком молода.
— Слишком что-о? — Ошеломленная, она уставилась на него.
Рита всегда козыряла своей юностью. Выставляла напоказ упругую кожу, нежные руки, гладкие, мраморные ноги, и гордилась тем, что молода. Это делало ее неуязвимой. Ее приводило в восторг, то, что она моложе всех в труппе — это было залогом стремительного и беспрепятственного восхождения к вершине. Ведь в столь юные годы она уже играет в сериале и имеет успех! Но вот перед ней стоит человек, для которого ее сверкающая юность — недостаток, и именно оттого она ему неинтересна!
— Сейчас мне трудно судить, хороша ты или плоха. — Алек постарался, чтобы голос зазвучал по-отечески мягко. — Спроси лет через десять…
Рита сверкнула глазами:
— Через десять лет и духа моего здесь не будет! — и пошла прочь, сердито постукивая каблучками. Красное платьице туго и нагло обтягивало роскошную задницу. Это выглядело предельно выразительно. Алек подумал, что такая задница в жизни ей ох как пригодится…
«СПАЛЬНЯ МОЕЙ ГОСПОЖИ»
Докладная записка
Дата: 6 ноября
Адресат: Весь состав
Отправитель: Кэтлин Йейтс, рекламный агент
В четверг, 8 ноября, репортер и фотограф из «Жизни мыльных опер» будут делать репортаж о чете Брайан О'Нил — Рита Харбер О'Нил, по предварительной договоренности с Деннисом Куантре, рекламным агентом. У них имеется допуск лишь на второй этаж.
Будем благодарны за помощь.
…Заметка в «Жизни мыльных опер». В труппе к этому отнеслись скептически. Конечно же, будут фотографировать счастливых новобрачных в процессе работы, как жених и невеста целуются на лестнице, держась за ручки…
Чтобы запечатлеть сладкую парочку в костюмах и гриме, фотограф попросил Фрэнсин встать со своего привычного места. Он был крайне вежлив, подчеркнуто вежлив, и Фрэнсин подчинилась, но ей это пришлось весьма не по вкусу.
— Леди Варлей спокойно относится к такого рода мелким неудобствам, — шепотом сказала она Алеку.
А потом Пэм и Барб Эллен пришлось слоняться по коридору в костюмах, пока фотограф снимал Риту, выходящую со своими вещами из их общей гримуборной. Карен и Трина, разумеется, предложили им переоблачиться в своей, но Пэм и Барб Эллен предпочли оставаться в костюмах и сердиться всласть; с полным на то правом.
— Надо было видеть, как она поднимала коробку со шмотками, — ворчала Пэм. — Подсунула ее под свои сиськи — и подняла. Ну и зрелище!
Вскоре стало ясно, что Рита и впрямь обосновалась в гримуборной Брайана, и это вовсе не рекламный трюк для фотографа.
На первый взгляд ее поведение было разумным. Брайан — хозяин самой просторной гримуборной во всем здании. Рита же ютилась в своей еще с двумя девушками. И тем не менее это вывело из себя всю труппу.
— Выметаться следовало ему! — горячился молодой актер. — Он получил такую комнату лишь потому, что был дружком Дженни!
— И вообще это мужской коридор! — перебивал один из старых и убежденных холостяков. — Женщинам здесь не место!
Но остановить Риту было невозможно, и к концу рабочей недели она с видом королевы фланировала по мужской части коридора.
У «большой счастливой семьи» появилось что-то вроде мачехи — сопливая проституточка, много моложе своих приемных детишек. Детишкам это совсем не нравилось.
Затем Рита опубликовала заметку под названием «Все за любовь: звезды мыльной оперы не боятся мести главного сценариста». В заметке была масса откровений новоявленной «звезды» типа: «У нас с Брайаном одинаковые мечты, одна цель. Вы не представляете, как мы обожаем друг друга!»
Актеры, играющие в мыльных операх, терпеть не могли таких статеек, да еще и в бульварных газетенках!
«Дженни многого добилась. Этого я не отрицаю. Но она совершенно не уверена в себе как женщина! Ей, пожалуй, даже не нравится быть женщиной. В этой роли она чувствует себя неловко! И до сих пор считает себя подростком…»
Весь состав «Спальни моей госпожи», словно сговорившись, отказался давать какие-либо комментарии назойливым репортерам. И даже команда «Аспида» хранила молчание…
«Нет, мести мы не страшимся. Да и что она может сделать? Наши персонажи слишком важны для развития сюжета сериала. А она всегда поступает только в интересах дела…»
Алек направился прямо в кабинет Дженни.
— Что тебе? — она встретила его в штыки.
На столе уже лежала газета. Неудивительно, что Дженни огрызается.
— Хотел узнать, как дела.
— Великолепно. Изумительно. Благодарю. Только вот женушка моего бывшего дружка утверждает, что куда-то запропастилась часть моей икс-хромосомы…
— Она шлюха, Дженни. Просто дрянь!
— Вовсе нет! Просто уверенная в себе женщина. Погляди. — Дженни схватила газету. — Здесь об этом ясно сказано! И потом, заведомую ложь не напечатали бы, верно?
Алеку очень хотелось обнять ее, начать утешать… Но она вырвалась бы из объятий — это он знал наверняка.
— Ты уже десять лет в шоу-бизнесе. Прекрасно знаешь, что о тебе пишут не всегда приятные вещи. И потом, бульварные газеты обожают вранье…
— Если бы это было вранье! К нему я привыкла. Оно мне порой даже нравится. Но, черт побери, это же чистая правда!
Нет. «Вспомни ту ночь… Вспомни, вспомни!» …Она явно вычеркнула ее из жизни как временное помрачение рассудка.
— А знаешь, откуда они черпают такую сногсшибательную информацию? От Брайана! Эта парочка обсуждает меня! Невыносимо. Он рассказывает ей все, что обо мне знает!
Алек понимал, почему это так ее волнует.
— А чего ты ждала? Ты ведь им враг. И обливать тебя грязью для них высшее наслаждение, это их объединяет…
— Прекрасно! Наконец-то в моей жизни появился смысл!
— Твою мать! — Рэй грохнул дверью гримерной.
Он очень редко позволял себе ругнуться.
— Что такое? — спросил Алек.
— Не знаю, плакать или смеяться, молиться или грязно ругаться… Я сейчас беседовал с Дженни. У моего героя зарождается роман. Впрочем, и у Колли Лайтфилда тоже…
— Ну и что здесь дурного? — ведь Рэй отличный актер, да и его персонаж весьма интересен.
— В этом замешана Рита…
— Понял.
Рэй растолковал, что назревает нечто вроде «любовного треугольника» — впрочем, слово «любовный» сюда не вполне подходило, потому что любовью там и не пахло.
Вскоре Робину — герою Рэя — предстоит узнать, что они с герцогом братья лишь наполовину. Он, оказывается, был плодом тайной любви их общей матери.
— А я и не знал… — протянул Алек.
— Я тоже. Но мы с тобой сами виноваты. Помнишь — то ли в мае, то ли в июне распинались перед Дженни о наших отцах? Мы говорили, что из нас получились такие крутые парни лишь потому, что у нас замечательные отцы. Она все намотала на ус. Ты — Лидгейт, то есть, пень. Я же — умница и славный мальчик потому, что мой отец заботился обо мне, хотя я даже не знал, что он мне отец…
— И кто же это? — Алек перебирал в уме героев, подходящих по возрасту.
— Понятия не имею. По-моему, Дженни сама не знает. Но наверняка выдумает что-нибудь сногсшибательное.
— А какое отношение все это имеет к Изабелле? — Так звали героиню Риты Харбер.
…Вдовствующая герцогиня — мать Лидгейта и Робина — берет с Робина обещание хранить тайну его происхождения, по крайней мере, до тех пор, пока естественным образом не решится вопрос с наследованием герцогского титула.
— Пока ничего не всплывет, я — законнорожденный. И если у тебя родится девчонка, то прямой наследник — я. И я могу спокойно умереть…
