Аллаверды Хаидов - Мой дом - пустыня
Охотник затаился, ожидая, когда козел подойдет. И тот действительно появился из зарослей.
Произошло что-то нелепое и страшное. Грянул гром, козел рухнул, подкошенный, но тут же стремительное, как молния, тело рванулось из кустов и упало человеку на грудь, сшибло с ног, и тот покатился по земле.
После первой атаки барс отскочил, свирепый и взъерошенный. Он ждал ответного нападения, чтобы с новой яростью сомкнуть клыки на горле врага, рвать его брюхо когтями задних лап. Но Двуногий лежал не двигаясь. Барс слизнул с усов незнакомую на вкус кровь и вызывающе зарычал.
Двуногий продолжал хранить молчание. Барс осторожно подошел, понюхал, потрогал лежащего лапой, каждую секунду готовый ударить. Двуногий был жив, но почему-то притворялся мертвым. Он не пытался укусить хотя бы раз: так не поступает даже суслик — один из них, пойманный барсом, довольно крепко цапнул его за нос, прежде чем испустил дух.
С врагом, который не сопротивлялся и не бежал, барс драться не мог. Его сородичи пользовались у людей дурной славой, но разве ведомо людям, что у барсов существует свое понятие чести?
Он повернулся, чтобы уйти. И увидел второго Двуногого.
Он увидел бледное жало пламени, но не услышал выстрела. Просто рухнула на голову гора — и свет померк.
Потом он вскочил и прыгнул. Не на Двуногого, а в промоину, оставленную горным потоком. Сзади трескуче рванулся воздух, а он мчался все выше и выше, к спасителям скалам. Из-под его лап с шумом сыпались камни — он не обращал на них внимания. Дальше, дальше, дальше от этих коварных Двуногих!
Добравшись до пещеры, барс забился в самый дальний угол. Он лежал там, пока не зашло солнце. Но и с наступлением темноты не оставил убежище, а только подвинулся к выходу из пещеры. Ныла нога, жгло голову, на которой пуля, ударившая вскользь, вспорола кожу. Недоумение и растерянность томили барса. Ночь, когда он чувствовал себя неподвластным владыкой, сегодня таила в себе что-то новое, угрожающее, неодолимое. Ночь стала не союзницей, а врагом, подкрадывающимся со всех сторон.
Барс лежал, обхватив лапами валун и положив на него голову. Прохлада камня немного приглушила боль. Но на сердце было тоскливо. И зеленые огоньки звериных глаз то разгорались, то гасли в кромешной тьме пещеры.
Перевод В. Курдицкого.
ВЕРНИТЕ ЕМУ ЛЕС
(рассказ)
Мнение доктора было окончательным:
— Как старшему брату говорю — чистый воздух... Только чистый воздух поможет нам, врачам, облегчить ваш недуг.
— Всего лишь облегчить? — спросил у молодого доктора, беседовавшего с ним, старик с лимонно-желтым морщинистым лицом.
— Не знаю. Возможно, вам станет лучше. А может быть, вы и совсем поправитесь. Я дал себе слово никогда ничего не утверждать категорически. Поверьте, я своими глазами видел, как поправляются больные, можно сказать, уже приговоренные, но видел, к сожалению, и обратное. Дело в самих людях...
Доктор начал рассказывать дедушке Абды какой-то случай из своей практики, но старик не слушал. На что ему история болезни человека, которого он в глаза не видел? Его интересует одно: его собственные легкие. Хрип, исходящий из груди при дыхании, многолетняя тупая боль заставили его сгорбиться, точно на плечи ему лег тяжелый камень. Доктор называет его болезнь бронхитом. Абды упорно, долгие годы боролся с этим бронхитом, однако ни курорты, ни лекарства не смогли изгнать болезнь. Облегчили, приостановили ее наступление, но не больше.
Покинув кабинет доктора, дедушка Абды не пошел домой. Хотелось побыть одному, подумать, прийти к какому-нибудь решению. Дома ждет жена, тревожится, бедная, сразу начнет расспрашивать. Что ей сказать? И внук, наверно, уже вернулся из школы — засыпет школьными новостями.
Дедушка Абды понуро зашагал к городскому парку. Выбрал там скамью в укромном уголке и погрузился в раздумья.
Один из друзей недавно напомнил ему о сосновых лесах России. Вот где целебный и чистый воздух! Солнечные лучи там с трудом пробиваются между ветвей столетних деревьев. Грибы бесшумно приподнимают рыхлую землю под деревьями, чтобы глянуть на белый свет. По сосновым веткам играючи прыгают белки. Самый сильный ветер, который в открытом поле гнет к земле кусты и деревья, безжалостно обрывает лепестки цветов, там, в бору, не в силах прорваться вниз, бешено мотает верхушки сосен и воет от бессильной ярости. А человек в это время, присев на какой-нибудь пенек, с улыбкой наблюдает за яростными порывами взбесившегося ветра.
Все это Абды видел своими глазами в годы войны. А в войне он участвовал с первых и до последних дней. Был в числе тех воинов, кто с боями прошел через зеленеющие леса Белоруссии. В ожесточенном бою за одну из белорусских деревень Абды был тяжело ранен. После войны он гостил в тех местах, за которые пролил кровь. Колхозники приняли его, как родного... Найдешь ли еще где-нибудь сосновый бор, подобный тому, что простирается за этой деревней?..
Однако дедушке Абды нельзя туда ехать. В Белоруссии зимы более суровы, чем в родной Туркмении. К этой перемене уже не привыкнешь.
Доктор говорит: нужен целебный воздух, обилие кислорода...
Сейчас нелегко припомнить, кто рассказывал, что на побережье Черного моря воздух особенно богат кислородом. Помнится, собеседник пытался объяснить: когда волны разбиваются о скалы или большие камни, рассыпаясь брызгами, мелкими колючими капельками, тогда меняется даже сильный состав воздуха. Ну что ж, если там много кислорода, если зимы там теплые, значит, остается сказать: «Где ты, берег Черного моря?»— и отправляться в путь. На сбереженные деньги можно купить небольшой домик и провести там остаток дней...
Так размышлял дедушка Абды, а между тем откуда-то из глубины души поднимался протестующий голос, звучал все громче, отметая эти доводы один за другим: «Нет, ты не смеешь уехать. Нельзя уйти от людей, с которыми ты ссорился и мирился, вместе ел хлеб и соль, вместе был в праздничные дни и дни печали!»
И будто нарочно, заслонив все остальное, возникли перед его взором крутые отроги Копетдага. У подножия одного из них, вдававшегося в пустыню, раскинулось родное село. Откуда-то из далекого прошлого хлынули торопливо полузабытые звуки... Что это? Ах да, шум родника. Вот он пробивается, бурля и пенясь, из расселины горы Карадаг (Карадаг — черная гора).
А какие пылающие и в то же время нежные краски! Густые заросли ежевики тянутся по обоим берегам родника, горы стоят в зеленом уборе леса...
Куда же еще ехать, как не в родное село?
Старик поднялся со скамьи.
И вот он уже у себя дома, где его давно дожидаются жена и внук.
Маленький Назар читает книгу про Буратино, но ему очень трудно перелистывать спокойно страницу за страницей. Каждое событие, каждое приключение он должен немедленно с кем-то обсудить. Впрочем, что значит «с кем-то»? С дедушкой, конечно. Так уж у них заведено.
Однако на этот раз дедушка будто и не видит книгу. Не дожидаясь вопросов Назара, он сам еще с порога спрашивает:
— Баллым, тебе хочется увидеть село?
И Назар поспешно отвечает:
— Хочется.
Не удивляйтесь, что дедушка назвал своего внука другим именем. «Баллым» — это, собственно, и не имя даже, зато звучит слаще любого имени. «Баллым» означает «медовый».
— А ты хотел бы всегда жить в селе?
— А кино там бывает? — ответил мальчик вопросом на вопрос.
— Да где ж его не бывает! Но село, Баллым, интереснее всякого кино. Ну-ка отложи свою книжку да подвинься поближе ко мне. Сейчас я расскажу тебе про свое село...
Назару очень хотелось поскорее узнать, чем окончилось путешествие Буратино с лисой и котом в Страну Дураков, поэтому откладывать книгу в сторону он все же не решился, заложил страницу пальцем и приготовился слушать.
Дедушка Абды рассказал так, будто и в самом деле он и его внук сами стали участниками незнакомого увлекательного кинофильма.
Вот они едут в поезде, все едут и едут и Назар представления не имеет куда. Потом — маленькая станция, машина, которая только их дожидалась, и снова поездка, теперь уже по открытой равнине, дальше и дальше на юг.
Назару уже ясно представляется, как их с дедушкой встречают знакомые, усаживают пить чай с горячим душистым чуреком, угощают фруктами. А потом, отдохнув, все вместе идут по берегу родника в горы. Там переплелись друг с другом кусты ежевики. От ягод чер-ным-черно, и какие же они вкусные — вроде бы и кисленькие и в то же время сладкие-пресладкие.
Назар даже облизнулся и спросил:
— Дедушка, а когда они созревают?
— Уже поспели, Баллым, нас дожидаются. Только успевай сгонять куропаток, они на всех ветках висят — тоже любят полакомиться ежевикой. И наконец мы подходим к самому истоку родника: вода выбивается прямо из-под горы, бурлит, кипит, а какая чистая, прозрачная. Такой прозрачной воды я больше нигде не видал.
