Лебедев Andrew - Любовь и смерть Геночки Сайнова
Он лег спать в девять утра.
А теперь, когда Матцулейт ворвался к нему в спальню, на часах было всего половина двенадцатого. Он спал два часа… Что за черт?
– Этот русский улетел, герр гауптман, этот инженер Иван который с бородой…
Генрих сел на кровати, спустив ноги на пол.
Молча натянул галифе, влез плечами в помычи подтяжек, натянул сапоги, поднялся с кровати, надел китель…
– Русский Иван выкатил "юнкерс" оберлейтенанта Грецки на техплощадку и занимался ремонтом гидросистемы. Потом завел двигатели… А потом дежурный не заметил, как Иван вырулил на взлетную полосу…
– Он взлетел? – спросил Витенштейн – Так точно, герр гауптман, взлетел совершенно спокойно…
– А сколько у него было горючего? – спросил Генрих, подпоясываясь ремнем с кобурой. – полные баки, герр гауптман – Всех виновных под военно-полевой суд, – прошипел Генрих, надевая фуражку и выходя из комнаты.
Но когда Генрих вспомнил лицо Ивана Максимовича, он мысленно… Только мысленно, вдруг пожелал ему удачи, чтобы тот благополучно долетел до своих, чтобы его не сбила своя же зенитная артиллерия, и чтобы не сбили свои же краснозвездные истребители…
Но только в мыслях Генрих желал Ивану Максимовичу удачи.
Придя в штаб, он потребовал от дежурного точного доклада.
А потом принялся сам готовиться к докладу полковнику Занделю – командиру гешвадера, куда входила его Генриха группа.
– Всех виновных под военно-полевой суд! – еще раз возгласил Витгенштейн.
И дежурный по аэродрому лейтенант Опельбаум, белый как снег пошатываясь пошел к себе в гостиничный номер, мысленно готовя себя к штрафной роте пехотного батальона где-нибудь на танкоопасном направлении наступления русских.
Прибывший через час офицер гестапо унтерштурмфюрер Шлёссер, был такого же мнения – погоны долой и в окопы – с магнитной миной в руках, бегать под огнем за "тридцатьчетверками"…
Но полковник Зандель участливо спросил господ – оппонентов, – а кто будет летать на "юнкерсах"? Господа из гестапо?
И бедного лейтенанта Опельбаума оставили в должности пилота. Только лишили его офицерского звания, переведя в унтер-офицерский чин.
Но Опельбауму это было безразлично.
В конце августа его сбили над Воронежем. Тридцатимиллиметровый зенитный снаряд попал в кабину и сразу убил и Опельбаума и его штурмана фельдфебеля Вольфа.
Выпрыгнувший с парашютом стрелок – оберефрейтор Хайнци попал в плен. И в пятьдесят первом году вернулся на родину в город Дрезден. ….
Иголку в стогу американского сена
Алексей принялся за поиски.
Прямо из аэропорта он поехал к Грише Розенбауму.
Офис Григория Ефимовича и его лаборатория находились на Брайтоне. Но отчего то Гриша не пожелал принимать питерского гостя у себя, а сразу повел Алексея в маленький ресторанчик с забавным названием "Одесские шуточки".
Не мудрствуя, взяли селедку, борщ, котлеты по-киевски и бутылку "столичной".
Официанты говорили по-русски совершенно без акцента, но пересыпали свою речь английской лексикой, как это делали в свое время студенты модных элитных московских вузов.
– Прям как и не уезжал! – улыбнулся Алексей, закусывая селедочкой.
– Храним, храним культурку то! – кивнул Григорий Ефимович.
– Ну, вы тут этакую одесско-тельавивскую Россию в миниатюре построили, такую, как вам бы хотелось там, да вам не дали, – хмыкнул Алексей.
– Америка на том и стоит, друже, – Григорий панибратски похлопал Коровина по плечу, – на том и стоит, что всякий приехавший сюда эмигрант, строит здесь свою выношенную и выстраданную мечту.
– Получается, что это типа всемирного парка воплощенных мечтаний народов мира, – хмыкнул Алексей.
– Именно, – согласился Розенбаум.
– Только я тогда чего то не понимаю, Россия что? Она в идеале из еврейских лавочек должна что ли в идеале состоять?
– Ну, это как кто ее видит, жизнь то здесь априори лучше!
– Ошибаешься, май френд, – в стиль и в тон принятому здесь обычаю смешивать лексику, возразил Коровин, – жизнь в России быстро меняется, нефть то у нас есть, а у вас ее нет.
– Ну, может оно и так, может и приподнялся у вас там кто ближе к скважинам да к трубе до перестройки сидел, но народец то всеже в Америку на заработки тянется, вот хоть бы и Кирюшка Сайнов… – ответил Григорий Ефимович с ухмылочкой.
– А я ведь его искать приехал, – посерьезнев сказал Алексей, – мне он нужен. Где он теперь?
– Не знаю, – развел руками Григорий Ефимович, – уже третью неделю как съехал с квартиры и ни слуху, ни духу…
– А в полицию ты обращался? – спросил Алексей.
– А зачем? – Розенбаум недоуменно пожал плечами, – он у меня ничего не украл, зачем мне в полицию? Страна у нас свободная, каждый волен ходить и уходить куда и когда ему вздумается…
– Понятно, – крякнул Алексей, – а мне что посоветуешь? В полицию или к частному детективу?
Григорий Ефимович посоветовал к частному детективу.
Если деньги имеются.
Деньги имелись.
И рассчитавшись за свою половину обеда, Коровин попросил у официанта телефонный справочник… …
Из огромного списка частных сыскных фирм и фирмочек Алексей выбрал ту, которая работала с русскими клиентами. Контора Владимира Райкина находилась неподалеку – на Парк – лейн – драйв. Шофер такси невозмутимо выслушал адрес, который назвал ему Алексей, провез его двести метров и остановился "эт зэ енд оф зэ дистенейшн"…
Коровин дал ему десятку и беззлобно выругался, – ведь мог бы сказать, что это рядом, скотина!
Райкин оказался бывшим московским ментом – работал на Петровке 38, ловил всякую шпану, но отчаявшись получить подполковника по причине "пятого пункта", в начале горбачевской перестройки, когда лимиты на эмиграцию были похерены, первыми же пароходом, самолетом и оленями, "которые заведомо – лучше", уехал в Америку.
Райкин выслушал Алексея, все внимательно с его слов записал, взял фотографии Кирилла, которые Коровин привез с собой и принимая аванс сказал, – - Я не советую вам самостоятельно искать парня, – сказал Райкин, – всякое может быть, в любую неприятность вы можете влипнуть вслед за вашим Кириллом, так что лучше доверьтесь мне и наберитесь терпения. ….
Иван Максимович Сайнов попал в контрразведку Степного фронта к майору со смешной фамилией Гарный.
Так бы в ином другом случае она и не была бы такою смешной, эта фамилия, кабы не обладал ее носитель совершенно карикатурной внешностью.
Гарный, которого сослуживцы за глаза звали либо "Угарный", либо "наш гарный хлопец", имел росту ровно сто пятьдесят пять сантиметров. Но при этом был большеголов, длиннонос и кадыкаст. А еще и обладал громогласным, как он сам говорил – "командным" голосом, с которым можно было бы руководить и танковой дивизией с заведенными моторами…
Уже третий допрос Иван Максимович умилялся удивительным сапогам своего следователя.
Да, сапоги у майора Гарного были что надо!
На высоких каблуках, что делали его майора выше на целых шесть с половиною сантиметров. Да со специальными ремешечками на щиколотках, да с пряжечками.
– Ну что? Будем и дальше фуфло гнать? – тихо спросил Гарный, едва конвоир завел Сайнова в кабинет.
У Гарного была отвратительная манера – становиться за спиной и стоять… Стоять над душой, то шипя в самое ухо, то гаркая чуть ли не в затылок допрашиваемому, – ну что? Не надоело фуфло гнать?
Историю про то, как Иван Максимович год готовился к побегу и как, наконец, осуществил задуманное, угнав у немцев "юнкерс", Гарный сразу отнес к категории "фуфла"…
– Это все туфта, это фуфло все что ты мне тут понаписал, – с какой то веселой злобной остервенелостью покрикивал Гарный при этом перед самым носом Ивана Максимовича размахивая листочками протокола, – нам все известно, наши люди ОТТУДА давно дали нам информацию о том, как тебя готовили к забросу…
При слове ОТТУДА, Гарный многозначительно мотнул головой в ту сторону, где по его предположению находилась линия фронта и тот аэродром, откуда Иван Максимович угнал "юнкерс" оберлейтенанта Зингеля.
– Кончай Ваньку валять, говори, кто твой немецкий начальник? Имя! Имя назови, скотина, пока я тебе яйца дверьми не начал щемить, а не то начну, то ты уж точно сразу все скажешь, а яиц то больше уж у тебя не будет – расплющу, сука!
– Запугивает, – думал про себя Иван Максимович.
Он знал, он хорошо усвоил лекции их полкового особиста Георгия Петровича.
В сорок первом они вместе попали в плен.
Георгий Петрович едва тогда только успел переодеться в гимнастерку с петлицами воен-техника второго ранга. И немцам сказал, что документы его сгорели при бомбежке аэродрома.
А Иван Максимович, в общем то спас тогда Петровича, подтвердив гестаповскому офицеру, что знает воен-техника Бирюкова, что тот действительно служил в их сто тридцать шестом бомбардировочном авиаполку старшим техником по ремонту…
![Катя Ткаченко - Ремонт человеков[Иллюзии любви и смерти]](/uploads/posts/books/125742/125742.jpg)
