Светлана Викарий - Вот моя деревня
Свидетелей не было. Разве что Черная старуха.
Пожар
Будто кто торкнул в грудь Халимона посреди ночи. Проснулся, словно от какой-то тревоги. Правда, накануне он слегка выпил в честь приезда сына Руслана из Калининграда. Теперь он обретался там, вместе с гастерами-узбеками таскал на этажи мешки с цементом на стройке. Уставал смертельно. А гастеры — жилистые, сухие посмеивались над ним. Русский, большой такой, а слабак.
В каком-то месте у Халимона заныло, а в каком определить он не мог. Поэтому решил выпить водички. Ржавой, местной водички, от которой у местных жителей ржавели и как семечки, летели зубы.
По темному небу блистали какие-то сполохи. Он приподнялся на своей кушетке у окна на кухне — Халимындра давно уже не пускала его в свою спальню… Как вдруг он понял: горел дом, соседский, в котором жили до осени недавние соседи Надя и Вовушка. Дом, проданный за материнский капитал дочери Василия и Елизаветы.
Он заорал дурниной, проснулся Руслан и Халимындра, и все они выскочили в одном исподнем. В соседнем дворе полыхало от души. Новые стекла евроокон трещали и плевались россыпью мелких колючих брызг. Шифер издавал устрашающий треск. Дым валил из-под крыши, воздух был наполнен удушающей вонью полимеров.
А на задах, с другой стороны в новую металлическую сетку забора, как рыба, запутавшаяся в неводе, билась полураздетая Ида.
— Лешка! Сы-ынок! Ле-ешка! Что же ты наделал?!
Пожарные приехали из Черняховска через сорок минут, но спасать было нечего и некого. Вынесли обугленный труп Лешки, спешно прикрыли тряпьем. Подъехала «скорая», забрала сердечницу Иду, но до города она не доехала.
Мертвые души
Никакими силами Вика не могла заставить Сашку читать Гоголя.
— Не могу, не могу я этот бред читать! — орал он, кидая книжкой в стену.
— У тебя девятый класс, придурок! Не получишь сертификат — никакого колледжа! На стройке будешь мешки с цементом таскать, как эти все Русланы восьмого вида!
— Буду!
Она пыталась уговаривать его, вдохновлять, оскорблять, потом начала претворяться равнодушной к его будущей судьбе. Ни одной мотивации он не поддавался.
— Сядем, давай, позанимаемся!
Необходимо было пересказать ему хотя бы сюжет и главные идеи поэмы Гоголя. Она пересказывала, не забывая интересные подробности и детали, и он снова кричал:
— Бред это! Бред! И что, правда, что он был девственником?
— Да причем здесь это?! Пойми, «Мертвые души» — это литературный подвиг гения! Гоголь ставит своей задачей понять истинное предназначение России и дорогу к ее спасению. Это патриотический подвиг! Гоголь, как гениальный художник переставляет акцент с мертвых душ, которые покупает Чичиков, придумав эту авантюру, — на живых людей — Коробочку, например. Она — мертвая душа!
— А что Коробочка? Нормальная тетка.
— Нормальная?!
— Нормальная! А что она сделала не так? Помещица, как помещица. Прожила свою жизнь, как могла. Хорошо встретила Чичикова. Ну, а Чичиков чем вам не нравится? Нормальный бизнесмен. Ну, придумал он эту авантюру… Так ведь гениальная мысль!
То ли с ног на голову, то ли наоборот! И только вечером по самому культурному каналу страны, когда чиновники в сотый раз за год обсуждали проблему новых стандартов в обучении, один нормальный учитель сказал истину, которой отказывалась верить вся страна:
— Дети в школе не должны изучать Гоголя. Они не готовы воспринять реальность великого писателя, в силу своего низкого интеллектуально-духовного уровня. У них совершенно другое представление о мире, в котором они живут.
Нет им дела до Гоголя и Пушкина. Нет. Корабль современности, с которого уже сбросили основное большинство, потерял на этот раз своих кормчих.
Индиго?
Вечером, когда все дела были закончены, Наталья Анатольевна и Виктория Анатольевна пили чай с шарлоткой. Яблочки были последние из сохранившихся.
Тихонько потрескивала печечка, воздух постепенно и ласково нагревался. К краю печки жались рыжий Мулик и камышовый Барсик, которого Надя оставила Вике в наследство. Зеленоглазый Барсик на правах старшего степенного брата заботился о Мулике, облизывал его, мурчал ему что-то отцовское.
В прямоугольнике окна виделась пока неприглядная серая картина: серо-белые, облезшие за зиму дома, замшелые ветви яблонь, перелетающие с ветку на ветку птицы. Черные галки, живущие под стрехой Натальиного дома, суетливо сновали туда-сюда, подновляли гнездо. Красавец петух вывел кур погулять вдоль канавы. Их радостное оперенье выгодно отличалось от иссиня-черного с отливом утиного.
По железке за бабы Дусиным домом простучал поезд. Его удаляющийся гул позвал сердце в дорогу, пробудил в сердце воспоминания о так и не увиденных просторах российской земли, о новых людях и судьбоносных встречах. Сорока перелетела из соседнего сада и примостилась на толстой ветке Викиной сливы, как раз напротив окна.
— Сорока. — Заметила Наталья. — Новость принесла.
Дело шло к весне. Вот-вот по стволам деревьев побегут могучие соки, и серый мир со свинцовой крышей балтийского неба окрасится изумрудами нежности, зацветет сирень — лиловая, голубая, сиреневая, белая, грудь раскроется навстречу теплому ветру, часто задышит, с радостью, с благоговением, и каждая клеточка тела с благодарностью примет Божью благодать дождей и солнца.
Они вспоминали о том и сем, о смертях накануне весны. Эволюционная кривая рвется, и это тоже закон. Рана, боль, но они нужны человеку — ведь большинство больно сонной болезнью, наследственной болезнью. А таким нельзя давать спать, сном это не лечится. Лечится только встряской. Проснуться и идти. Вот что надо.
Они говорили о детях, нормальных и видовых, потом переключились на детей индиго, и со страстью обсуждали эту интересную тему. Вика утверждала, что дети индиго — есть ни что иное как сигнал о вырождении человеческой расы, в том качестве, в каком существовала она до сих пор. Видимо, человечество как биологический вид уже изжило себя, но и как любой биологический вид оно эволюционирует, выстраивает новые ветви своего развития.
Наталья вспомнила, что Циолковский писал о «лучистом человечестве», о том, что оно обретет новую форму существования. Эта мысль некогда поразила ее.
— А я тебе про что! Дети теряют эмоциональность, становятся замкнуты, необщительны. Им удобнее жить в своем мире фэнтази и компьютерных игр.
— Да, да… Отстраненность от проблем жизни и самого мира, холодность… Мы называем это эгоизмом. А может это и не эгоизм вовсе.
— И ведь не понимают часто, казалось бы, такие простые вещи…
— Для них это глупые и ненужные условности. И подчиняются они только своему внутреннему кодексу… в их мире, кажется, нет место ничему, что тормозит их движение.
— А куда — движение? К чему?
— Им не нравится этот мир. Вот в чем дело. Они увидели другой…
— Где увидели? По телевизору… в своих компьютерных играх?!. Конфликт отцов и детей был всегда! Это закон эволюции.
— Может, в своих грезах увидели… — Вика хотела сказать еще что-то важное…
Но телефонный звонок прервал их диалог. Звонила Надя. Вот она, новость! Сорока продолжала сидеть на ветке, подтверждая фактом своего явления старую истину — надо верить, просто надо верить! Вика переключила телефон на громкую связь.
— Я дома, уже, дома! Ой, девчонки, счастливая, до потери пульса!
— Ну, а мы-то как рады… Все нормально? Хорошо долетела? Ты, главное, про Славика расскажи… Дождался тебя Славик?
— Да вот он, Славик. Рядышком! Славик, поздоровайся с моими девчонками!
В трубке послышалось Надино чмоканье и хриплое покашливание Славика.
— Девчата, привет из Сибири! Как погода там у вас?
— Погода у нас прибалтийская. Курортная. Трава вылезает, торопится.
— А у нас снег ноздреватый стал. Весна скоро. Но я свою астру-звездочку в шубу одел. А то с непривычки простынет.
— Он шубу мне купил! — радостно кричала шестидесятитрехлетняя девушка Надя, она же астра-звездочка. — Славик у меня — прелесть! Мы водочку пьем — «Пять озер», называется! Настоящая — сибирская!
Слышно было, что Надя со Славиком уже купаются в одном из озер своего счастья.
— Планы у нас такие… — продолжала в радостном возбуждении Надя. — Дом отремонтируем, мебель новую купим, кровать широкую, и потом расписываться пойдем, в мае.
— Кто же женится в мае, Надюха?!
— А мы и женимся! Мы теперь ничего не боимся!
06.03.2013 г.
