Анатолий Отян - Добро Наказуемо
– Почему пива нет? – весело спросил Курт.
– Придёшь ко мне на Рождество, налью, – не то в шутку, не то всерьёз, в тон Курту ответил повар.
Семён сел за стол, прикрученный как и стулья к полу, напротив Курта.
– Что это у тебя на глазу? – спросил Курт у Семёна.
– Бандитская пуля, – шутя ответил Семён?
– А ты что, полицейский? – засмеялся Курт.
К ним подошёл надзиратель.
– Разговаривать запрещено, – спокойно сказал он.
– Я только спросил, вкусная яичница или нет? – дурачился Курт.
– Ты, доиграешься, Руперт, что я доложу о твоём поведении.
– Молчу, как кролик, – и когда надзиратель отошёл, сказал: – он неплохой парень, не доложит, – а ты что, первый раз?
– Мг, – боясь разговаривать, промычал Семён.
– Повезло тебе, парень. В центре города, возле суда, старая тюрьма, как в средневековье. Наверное, забита до отказа, поэтому тебя сюда привезли.
После завтрака опять завели в камеру, а ровно в девять повели к следователю. Небольшая светлая комната. За столом сидит пожилой, лет пятидесяти шести мужчина с простым, как у крестьянина лицом, но молодыми глазами, с интересом смотревшими на Котика. Пригласил сесть и разглядывал своего подследственного, как будто хотел разгадать чем тот дышит. Минуты через три спросил:
– Вы Котик? – дальше все стандартные вопросы, уточняющие анкетные данные.
Когда с ними закончили, следователь, назвался Михаилом Шумахером, но улыбнувшись добавил, что к Формуле он не имеет отношения, и продолжил:
– Против Вас, Котик, возбуждено уголовное дело в вымогательстве.
Расскажите, пожалуйста, почему Вы пошли требовать у господина
Соколова деньги?
– Я бы хотел говорить в присутствии адвоката.
– Насмотрелись криминальных фильмов? У вас есть адвокатская страховка?
– Да.
– Удивительно, у русских её никогда не бывает. Какая страховая касса?
– Я точно не помню, из Гамбурга, зелёная обложка.
– Hamburg-Mannheimer Rechtsschutzversicherung?
– Да, точно, – обрадовался Семён.
– У Вас есть постоянный адвокат?
– Нет, но я попросил вчера жену найти.
– Мы могли бы предложить Вам адвоката, но это в случае, если бы
Вы получали социальную помощь, а так можете подбирать сами. Давайте договоримся, что Вы мне расскажете, я только запишу на диктофон, а подписывать Вы ничего без адвоката не будете. Я решу, какую меру пресечения к Вам применить, и может быть, Вы и сами подберёте себе адвоката. Согласны?
– Согласен, – не очень уверенно произнёс Семён.
– Тогда вперёд.
Семён начал издалека, как они росли вместе во дворе, как жили, как учились в школе, как он всегда опекал своего соседа. Как тот приходил к нему одалживать деньги, как он просил его вернуть их.
Семёну трудно было рассказывать, он подбирал слова и иногда следователь переспрашивал несколько раз и Семён пытался снова доходчиво объяснить. Когда он закончил свой рассказ, следователь спросил:
– Пострадавший Соколов заявил полиции, что Вы и в Одессе занимались рэкетом.
– Что??? – задохнувшись от возмущения, спросил Семён по-русски, и опомнившись продолжил по-немецки, – извините, я специально умолчал, что это он занимался рэкетом, а он, – Семён задумался подбирая подходящее слово, – Hundesohn (собачий сын)…
– Я просил Вас говорить всё и воздержитесь от характеристик в чужой адрес. Говорите по сути.
– Семён начал рассказывать, но в динамике раздался голос, что пора на обед.
– Продолжим в пятнадцать часов, обедайте.
За обедом Курт, опять севший за одним столом с Семёном, спросил его?
– Ты в волейбол играешь?
– А что?
– Можно пойти на прогулку, а можно в спортзал. Там есть волейбольная сетка и баскетбольные щиты, можно и гимнастикой заняться.
– Боюсь, что пока не смогу. Пойду на прогулку.
– Желание арестанта для нас закон, – ёрничал Курт.
Получасовая прогулка проводилась во дворе. Заключённых вышло на прогулку всего 5 человек. Им разрешили ходить по кромке двора, а два надзирателя стояли в углах по диагонали друг к другу. Они предупредили заключённых, что разговаривать нельзя, но эта строгость была условной. В углу двора, невидимого из окна Семёновой камеры, стоял вольер, как в зоопарке, размером 4Х4 метра, сверху закрытый сеткой. В нём тоже прогуливался человек, а над ним стоял надзиратель с автоматом. Такой же вольер рядом пустовал. Семён подумал, что в том вольере прогуливается, если можно так сказать, преступник, серьёзней, чем он, а может уже осуждённый, и пока он, Семён под следствием, то гуляет здесь, а потом ему уготована такая клетка.
Увиденное испортило и так плохое настроение, и Семён решил, что следующий раз пойдёт в спортзал. Там хоть весёлый мужик Курт будет.
Семён услышал за собой шаги и услышал русскую речь.
– Ты, паря побыстрее шагай, сердце кровь лучше разгонит, – говорил обгоняющий Семёна мужчина средних лет с давней небритостью.
– А как ты узнал, что я знаю русский?
– Такой бланш мог заработать в Германии только русский. Или в драке, или от полицаев. Угадал?
– К сожалению, угадал.
– Иди за мной поговорим. За что тебя?
– За добро, что делал приятелю.
– Э, парень. Тебя плохо воспитывали.
– Почему это?
– Папа с мамой должны были рассказать, что добро наказуемо.
Понял? Помолчим, на нас охранник смотрит.
Полчаса пролетели очень быстро. Когда он зашёл в камеру, то на столе увидел молитвенную книжку, такую же, какие читал в синагоге в своём доме. "Заботятся о моей душе. И откуда они узнали?" – подумал
Котик и вспомнил, что когда заполнял бланк для прописки, то в графе
"Religion" написал – JЭdische (иудейская), хотя в Бога не верил, но его соотечественники, прибывшие раньше, предупредили, что так нужно писать. Полистал книгу, просматривая страницы на русском языке.
– Вроде нигде не сказано, что нельзя делать добро и нельзя оказывать сопротивление человеку, направившему на тебя пистолет. Ну как бы там ни было, помоги мне Боже, если ты есть, русский, еврейский или китайский, – сказал Котик вслух и услышал:
– Котик, к следователю.
– Вот он сейчас и есть мой бог, – грустно подумал Семён.
Он продолжил рассказывать следователю историю с их кооперативом, и роль, которую сыграл в его развале Соколов.
– Как Вы думаете, – спросил в конце беседы Шумахер, – может он это делал по принуждению, или по собственной воле?
– Не знаю. Можно вопрос, господин следователь?
– Можно.
– Мне нужно позвонить домой вечером. Надзиратель сказал, что Вы можете разрешить.
– Могу, только Вам это не понадобится.
– Почему? – испугался Семён.
– Потому что Вы будете сегодня дома. Не возражаете?
– Нет, конечно.
– So hier (так вот), Котик, я решил взять с Вас подписку о невыезде за пределы земли Гессен, мне кажется, что вы не представляете опасности для общества вообще и для Соколова в частности. Рекомендую Вам не появляться в районе его жилья, а если встретите случайно, отойдите подальше. Прошу Вас, не подведите меня и в первую очередь себя. Ищите себе адвоката. Чем быстрее тем лучше, хотя такие дела у нас делаются не быстро. Недели Вам хватит. Вот моя визитная карточка, отдадите ему. Прочитайте и распишитесь.
Семён взял заполненный лист бумаги и хотел сразу расписаться, но следователь остановил его:
– Прочитайте, потом подписывайтесь.
Семён торопился, перескакивая через строчки, но понял, что не имеет права уезжать из земли Гессен до окончания следствия, и должен немедленно прибыть, если его вызывает прокуратура или полиция. Семён подписал. Хотел спросить, почему его не спрашивают о том, почему он оказал сопротивление полиции, но вспомнил одну армейскую историю ставшую, для него и его друзей своеобразным девизом: "Противогазы брать?"
Ещё когда Котик проходил курс молодого бойца, старшина Байда построил учебную роту и сказал, что сейчас они совершат трёхкилометровый кросс, и солдат Вышня спросил:
– Противогазы брать, товарищ старшина?
– Всем взять противогазы и через минуту в строй, – мгновенно отреагировал старшина.
Уже когда все бежали в казарму, рядовому Вышне достались все эпитеты – придурок и идиот из которых, были самыми мягкими. После того как все встали в строй, последовала команда:
– Одеть противогазы, бегом марш.
Те кто бегал в противогазе, оценит вопрос Вышни по достоинству. С тех пор, прежде чем что-нибудь спросить, Семён говорил себе:
"Противогазы брать?"
Вспомнив, Семён не задал вопрос и Шумахер, оторвав копию подписки, вручил её Котку со словами:
– Можешь идти и не делай глупостей.
– Danke, – сказал Михаил, и надзиратель отвёл его в камеру.
Минут через двадцать принесли одежду. Всё выглядело как новое, выстирано и поглажено.
Выйдя из здания, сразу же позвонил Вере и сказал, что поедет заберёт машину и часа через полтора будет дома. Пошёл на автобусную остановку и оттуда поехал на Бонамес. Машина стояла на том месте, где он её оставил, но подойдя к ней, увидел, что левая дверь не заперта, но всё что лежало в машине: солнцезащитные очки, часы, управляемые по радио, фотоаппарат, фонарик – осталось на месте.
