Татьяна Бонкомпаньи - Девушка из высшего общества
Спустя несколько минут машина остановилась у ее дома.
— Что ж, вот мы и приехали, — потянулась она к двери.
— Постой. — Он стиснул ее бедро. — Шофер откроет тебе дверь.
— Ой. — Лили опустила глаза и покраснела.
Он пальцем поднял ее подбородок и посмотрел прямо в глаза.
— Ты так легко смущаешься. Я чувствую в тебе женщину авантюрного склада.
Она потянулась к двери — к черту шофера! — и выскочила из машины так быстро, как только смогла. На улице Лили вдохнула полную грудь ночного воздуха, стараясь проветрить голову, которая кружилась от выпитого за вечер.
— Спасибо за ужин и за экскурсию, — сказала она Кристиану через открытое окно.
— Не за что.
— Увидимся. — Чувствуя себя ужасно неловко, Лили помахала ему рукой.
Открыв дверь в квартиру, Лили увидела Роберта в гостиной, сгорбившегося над коробкой с курицей, взятой навынос в «Дженерал Цо». Уилл уже спал в своей кроватке — по словам Роберта, он отпустил Хасинту час назад, — и Лили захлестнула волна вины — такая же сильная, как запах китайской еды. В «Джорнал» ей доводилось слышать разговоры работающих матерей о чувстве вины из-за того, что они почти не видят, как развиваются их дети. Тогда Лили казалось, что эти женщины лицемерят и глубоко в душе счастливы вырваться из дома почти на весь день. Но теперь-то она все понимала. На самом деле, нет ничего странного в том, что матери, любящей ребенка всей душой, хочется заниматься чем-то еще, помимо ухода за ним.
С ней произошло именно так. И хотя нельзя отрицать, что писать о стиле жизни она начала случайно, стоило понять, что все получается, и тема полностью захватила ее. Лили уже не могла жить без этого. Поиск возможности донести свои мысли до читателя приносил столько радости, что без работы над статьями она становилась раздражительной и мрачной. Ей начинало казаться, что журналистика — ключ к счастью, и эта мысль захватывала и тревожила одновременно. Захватывала потому, что она хотела совместить семейную жизнь, воспитание ребенка и карьеру, что практически нереально. А тревожила из-за того, что сама мысль отодвинуть семью на задний план и заняться другими делами заставляла ее с беспокойством копаться в себе.
«Неужели я плохая мать? Неужели я эгоистка?»
Из-за этого возникало и серьезное напряжение в отношениях с Робертом.
Какая ирония судьбы: надеясь вернуть любовь мужа, Лили снова с головой погрузилась в журналистику. Но чем больше она работала, тем сильнее они отдалялись друг от друга. Роберт хотел, чтобы она была счастлива, но, кроме этого, возвращаясь с работы, ожидал увидеть дома свежеприготовленный ужин и чистого ребенка. В этом и заключалась проблема: двумя руками за двадцать четыре часа женщина не может сделать большего, поэтому, когда она решает реализовать свою мечту, что часто требует свежего маникюра и присутствия на коктейльных вечеринках для заведения новых связей, ей ничего не остается, как забросить дом.
Роберт, несомненно, заметил, что еду в последнее время она готовила без вдохновения. Однажды вечером, когда на ужин была паста с купленным соусом песто и готовым салатом, он начал вспоминать жареную баранину на косточке, картофель с розмарином и салат с домашней заправкой из горчицы «Малле» и уксуса с растительным маслом.
— Когда я стану немного свободнее, буду готовить больше, — часто говорила она, но в душе возмущалась, что муж каждый вечер ждет от нее изысканных блюд. Если его не устраивает еда, мог бы сам приготовить что-нибудь вкусное.
Еще они начали ссориться из-за Уилла. Начав работать, Лили считала, что Роберт должен чаще менять подгузники и мыть малыша, и постепенно стала поручать это ему. В итоге он заявил, обвиняя ее, что она перекладывает на его плечи свои материнские заботы, а она его — в том, что он никак не изменит свое отношение к этому.
Однажды вечером, когда они спорили, кому купать Уилла, Лили потеряла терпение:
— Что-то я ничего не понимаю. Это твой сын. Разве ты не хочешь заняться им?
— Я могу это сделать как-нибудь по-другому, — пожал плечами Роберт.
У Лили тогда не хватило решимости продолжить спор:
— Что ж, отлично, сегодня он ляжет спать грязным.
И все же, несмотря на растущее чувство вины и усиливающееся напряжение в семье, Лили говорила себе, что поступает правильно.
«Как я могу быть хорошей женой и матерью, если недовольна собственной жизнью? Даже если мое счастье не приоритетно, я все равно не могу жертвовать им ради интересов других людей, правильно?»
Роберт отложил палочки и отодвинул коробку с курицей.
— Хасинта сказала, ты ужинала сегодня с кем-то? — Он похлопал рукой по дивану, приглашая ее сесть рядом.
Лили села, поцеловала его в губы и принялась расстегивать сапоги.
— Если честно, сегодня я была у тебя в офисе.
Роберт взял пиво с кофейного столика и сделал большой глоток:
— Правда?
— Я звонила, но ты был на конференции. На Сен-Барте Кристиан рассказывал мне про коллекцию. Я думала, кто-нибудь другой покажет мне галерею, но, судя по всему, это его детище, поэтому он сам провел меня по залам. А потом я и не заметила, как мы оказались за столиком в «Фелидиа», — пожала она плечами. — Извини, что не позвонила тебе. Мне показалось, ты сегодня тоже будешь работать допоздна.
— Тебе понравилось? — поинтересовался Роберт скучным голосом.
— Галерея или еда?
— И то и другое? Или что-то одно?
— Ну, мне понравилось смотреть на произведения искусства с такого близкого расстояния. Там собрана отличная коллекция, мы обязательно должны посмотреть ее вместе. И еда была отменная. Думаю, я теперь несколько дней не буду есть.
Лили встала с дивана и взяла сапоги. Она почти целый день провела на каблуках, поэтому стоять босиком на жестком деревянном полу было неудобно.
— Пойду переоденусь? Увидимся в спальне?
— Угу, — сказал он, не отводя взгляда от экрана телевизора. — Увидимся.
Глава 32
На следующий день Лили должна была встретиться с Джозефин за ленчем в «Ла Гулю» — французском бистро на Медисон-авеню, любимом месте светских персон, где они могли и на других посмотреть, и себя показать. Возвращаясь домой после завтрака у Дианы, она позвонила свекрови и попросила помощи с аукционом фонда «За спасение Бухареста». Лили надеялась: приглашение на ленч означает, что той удалось уговорить Дональда Трампа выполнить просьбу Лили.
— Как продвигается ремонт в Палм-Бич? — поинтересовалась Лили, когда после двадцатиминутного опоздания Джозефин села за их столик в главном зале.
Бартоломью начали ремонт кухни в «Блубелл-мэнор», и из-за этого, к несчастью для Лили, Джозефин в этот день пребывала в отвратительном настроении. Она только что закончила разговаривать по телефону с подругой — сорок минут без перерыва они обсуждали коктейльную вечеринку, состоявшуюся прошлой ночью в антикварном магазине на Уорт-авеню, и очень расстраивалась, что пропустила ее. Ремонт был запланирован еще на прошлое лето, но Джозефин не захотела видеть, как рабочие топчутся по дому, и в тот момент считала вполне допустимым несколько недель не ходить на вечеринки. Но сейчас она ужасно злилась на себя за то, что согласилась на ремонт в феврале и что ей не удалось уговорить Эдварда арендовать на зиму какой-нибудь дом или квартиру. И теперь они фактически оказались запертыми в Нью-Йорке без дела, не имея возможности увидеть никого из друзей. Для Джозефин эта ситуация была настолько прискорбной, что ее невозможно было описать словами. Расправив лацканы жакета косого кроя от Ральфа Лорена, она проворчала:
— Думаю, неплохо, но уж слишком он затянулся.
— Да, но мне кажется, этого следовало ожидать.
— Конечно, но в Нью-Йорке сейчас так скучно. Здесь нет никого… серьезно, ни единого человека, — жаловалась она. — Разве твои, как их там… подружки не разъехались?
— Честно говоря, уехали только три мамы из игровой группы Уилла, а остальные сейчас в городе. Думаю, некоторые остались из-за того, что слишком заняты делами в благотворительном фонде, — сказала Лили.
— Ах да. Не понимаю, почему вы планируете такие мероприятия на это время года? Когда я была в твоем возрасте, мы ничего не устраивали ни в январе, ни в феврале — в это время в календаре светских мероприятий творится полная неразбериха. Есть девушки, которые организуют шесть, семь или даже восемь благотворительных вечеров. Ужасная глупость, тебе не кажется?
— Гм, как сказать… Мне кажется, с тех пор кое-что изменилось. Нет ничего плохого в том, что кто-то хочет быть полезным.
— Изменилось, но не настолько, — фыркнула Джозефин. — Самые шикарные дамы твоего возраста участвуют в одном или максимум в двух благотворительных вечерах в год. И им удается не попадать на «Шестую страницу». Надеюсь теперь, когда ты каким-то образом оказалась в их числе, ты перестанешь, словно проститутка, позорить фамилию Бартоломью на весь город.
