Пол Боулз - Под покровом небес
– Порт, – позвала она очень тихо; он не шевельнулся.
Она вышла из комнаты на слепящий свет, ступила на песок, сплошь устилающий двор. В поле зрения – никого. И ничего, кроме ослепительно белых стен, неподвижного песка под ногами и голубых глубин неба вверху. Сделав несколько шагов, она повернула и возвратилась в комнату: появилось чувство, что она тоже не совсем здорова. Стула, чтобы присесть, в комнате не было – лишь койка и перед ней небольшой ящик. Она села на один из чемоданов. Рядом с ее рукой болталась прицепленная к его ручке магазинная бирка. С надписью: «Отправляясь в дальний путь, чемоданчик не забудь». Комната выглядела как непонятно что: просто какая-то кладовка. Из-за багажа, сваленного посреди пола, в ней не осталось места даже для тюфяка, который должны принести; сумки и чемоданы придется убрать – сложить, например, штабелем в углу. Она посмотрела на свои руки, посмотрела на ноги в лодочках из змеиной кожи. Зеркала в комнате не было; она потянулась к другому чемодану и, выхватив из него сумочку, извлекла из нее пудреницу и помаду. Открыв пудреницу, обнаружила, что в комнате стало темновато: света, чтобы разглядывать лицо в таком маленьком зеркальце, недостаточно. Встала в дверях и подкрасилась, медленно и аккуратно.
– Порт, – снова позвала она, все так же еле слышно.
Он продолжал дышать. Она убрала сумочку в чемодан, заперла его, бросила взгляд на наручные часы и снова вышла на залитый светом двор, на сей раз надев темные очки.
Господствующая над поселком крепость – скопище разрозненных зданий, защищенных извилистой внешней стеной, – сидела на высоком песчаном холме, будто оседлав его. Крепость представляла собой отдельный городок, чуждый окружающему ландшафту и откровенно воинственный по устройству. Охраняющие ворота часовые из местных смотрели на нее с интересом; она вышла. Поселок лежал перед ней внизу – все его одноэтажные домики под плоскими крышами песочного цвета. Она повернула в другую сторону, обогнула стену и немного еще поднялась по склону, пока не оказалась на вершине холма. От жары и яркого света у нее слегка кружилась голова, в туфли то и дело набивался песок. С этой точки ей слышны стали ясные, пронзительные звуки поселка, оставшегося ниже: вот детские голоса, лай собак… На дальнем плане – там, где смыкаются земля и небо, – все это окружала тусклая, быстро пульсирующая дымка.
– Сба, – сказала она вслух.
Это слово ничего ей не говорило, не связывалось даже с нагромождением бесформенных хибарок внизу.
Когда она вернулась в комнату, оказалось, что посреди палаты кто-то оставил гигантский белый фаянсовый ночной горшок. Порт лежал на спине, смотрел в потолок, а все одеяла он с себя сбросил.
Поспешив к его ложу, она его вновь укрыла. Вот только подоткнуть не получилось. Измерила температуру; она стала немного ниже.
– Что-то кровать какая-то… Спине больно, – одышливым голосом неожиданно сказал он.
Отступив назад, она осмотрела койку, тяжело провисшую между изголовьем и ногами.
– Потерпи, это нам скоро исправят, – сказала она. – А теперь будь умницей и не сбрасывай одеяло.
Он устремил на нее укоризненный взгляд.
– Не обязательно разговаривать со мной как с ребенком, – сказал он. – Я ведь по-прежнему… все тот же.
– Наверное, это я просто не подумав, – сказала она и смущенно улыбнулась. – Когда человек болен, это как-то само получается. Прости.
Он все смотрел на нее.
– Меня не обязательно ублажать или еще как-то… – После этого он закрыл глаза и глубоко вздохнул.
Когда доставили тюфяк, она попросила араба, который нес его, сходить за кем-нибудь еще из мужчин. Вместе они подняли Порта с койки и положили на тюфяк, расстеленный на полу. Потом под ее руководством сложили на кровати часть чемоданов. Арабы ушли.
– А где же ты собираешься спать? – спросил Порт.
– Здесь, на полу рядом с тобой, – ответила она.
Больше он ни о чем не спрашивал. Она дала ему выпить таблетки и сказала:
– Все. Спи.
Потом отправилась к воротам и попыталась там поговорить с часовыми, но по-французски они не понимали и только повторяли: «Non, m’si».[98] Пока она пыталась объясниться с ними при помощи жестов, в дверях ближнего дома появился капитан Бруссар и устремил на нее взгляд, в котором сквозило подозрение.
– Вы что-то хотели, мадам? – спросил он.
– Хотела, чтобы кто-нибудь сходил со мной на рынок, помог купить каких-нибудь одеял, – сказала Кит.
– Ah, je regrette, madame,[99] – сказал он. – Сейчас на заставе нет никого, кто мог бы оказать вам такую услугу, а одной туда ходить я не советую. Но если хотите, могу прислать вам одеяла из казармы.
Кит рассыпалась в благодарностях. Вернувшись во внутренний двор, она немного постояла, глядя на дверь отведенной им комнаты и преодолевая в себе нежелание входить. «Тюрьма какая-то, – подумала она. – А я как заключенная. Интересно, надолго ли? Бог знает». Она вошла, села возле двери на чемодан и уставилась в пол. Потом встала, открыла сумку, вытащила оттуда толстый французский роман, купленный еще до того, как они выехали в Бусиф, и попыталась читать. Дойдя до пятой страницы, услышала, что кто-то идет по двору. Это оказался молодой солдат-француз с тремя верблюжьими одеялами в руках. Она встала и, давая ему войти, отступила от двери со словами:
– Ah, merci. Comme vous êtes aimable![100]
Но он остановился снаружи и, не заходя в комнату, протянул свою ношу ей. Кит приняла у него одеяла и положила на полу у ног. Когда подняла голову, он уже шел прочь. Слегка озадаченная, она проводила его взглядом, а потом занялась подыскиванием среди своих пожитков каких-нибудь не очень нужных в данный момент вещей, которые можно подложить под одеяла для мягкости. Устроив в конце концов себе постель, она легла на нее и была приятно удивлена ее удобством. И сразу ей непреодолимо захотелось спать. До того времени, когда она должна будет дать Порту лекарство, оставалось полтора часа. Она закрыла глаза и через мгновение оказалась в кузове грузовика, везущего их из Эль-Гаа в Сба. Чувство движения убаюкивало, и она тут же заснула.
Проснулась от ощущения, будто ей чем-то провели по лицу. Резко села и обнаружила, что кругом темно, а по комнате кто-то ходит.
– Порт! – вскрикнула она. Но отозвался женский голос:
– Voici mangi, madame.[101]
Женщина стояла прямо над ней. Еще кто-то тихо прошел с карбидным фонарем по двору. Оказалось – подросток, мальчик; он подошел к двери и, не заходя внутрь, поставил фонарь на пол. Подняв взгляд, Кит увидела женщину; это была коренастая, кряжистая старуха, но ее глаза были молоды и красивы. «Это Зайна», – подумала Кит и обратилась к ней по имени. Улыбнувшись, женщина наклонилась и поставила поднос у постели Кит. Затем вышла.
Кормить Порта было непросто: по большей части бульон проливался мимо рта, тек по шее.
– Может, завтра сможешь все-таки сесть и поесть как следует, – сказала она, вытирая ему рот платком.
– Может, – еле слышно проговорил он.
– О господи! – спохватилась она. Проспала! Время принять таблетки давно прошло.
Пусть с опозданием, она ему их все же скормила и дала запить глотком тепловатой воды. Он скорчил гримасу.
– Ну и вода, – сказал он.
Сунувшись носом в горлышко, она понюхала. Из графина воняло хлоркой. По ошибке она бросила туда таблетку галазона дважды.
– Ничего, – сказала она. – От этого хуже не будет.
Поела с удовольствием: готовила Зайна и впрямь отменно. Еще не закончив есть, бросила взгляд на Порта; тот уже спал. Подобным образом таблетки действовали на него каждый раз. Подумалось, не пойти ли после еды немного прогуляться, но было опасение, что капитан Бруссар мог отдать часовым приказ не пропускать ее. Она вышла во двор и несколько раз обошла его по кругу, глядя на звезды. Где-то в другом конце крепости играли на аккордеоне; музыка доносилась еле-еле. Она вошла в комнату, затворила дверь, заперлась, разделась и легла на свои одеяла рядом с матрасом Порта, придвинув поближе к изголовью лампу, чтобы читать. Но свет был слабоват и неровен, он колебался так, что начинали болеть глаза, да и запах от лампы шел прескверный. Скрепя сердце задула пламя, и комната вновь погрузилась в кромешную тьму. Едва успев лечь, она снова вскочила и принялась шарить рукой по полу в поисках спичек. Зажгла лампу, которая, с тех пор как она ее задула, стала вонять, похоже, еще сильнее, и проговорила как бы про себя, беззвучно шевеля губами:
– Каждые два часа. Каждые два часа.
Проснулась ночью от щекотки в носу. Сперва подумала, виноват запах лампы, но, проведя рукой по лицу, почувствовала на коже песок. Провела пальцами по подушке – та оказалась покрыта толстым слоем пыли. Тут до нее дошло: снаружи-то вон ветер как шумит! Шум был похож на гром морского прибоя. Опасаясь разбудить Порта, она пыталась подавить чихательный позыв, но тщетно. Встала. Ей показалось, что в комнате холодновато. Накрыла Порта его халатом. Потом вынула из чемодана два больших носовых платка и на бандитский манер обвязала себе одним из них нижнюю часть лица. Другой собиралась как-нибудь приспособить Порту, когда разбудит его, чтобы дать таблетки. Это будет всего через двадцать минут. Она легла и снова расчихалась от пыли, поднявшейся, когда она шевелила одеяло. Потом лежала неподвижно, слушая, как беснуется за дверью ветер.
