Павел Лаптев - Сказки уличного фонаря
— Вот эт да! — удивился Вадик. — А я его раньше не видел.
— А ты работаешь месяц всего, — сказал напарник. — А он в отпуске был, где-то на Канарах, продвигал нашу страну в ВТО.
— Куда? — не понял Вадик.
— Хрен его знает куда, — сказал напарник. — Где тебе ни холодно, ни жарко. Кстати, ты знаешь, почему у тебя зарплаты хватает только на то, чтобы пожрать и чуть-чуть на удовольствия.
— Почему? — не знал Вадик.
— Потому, что если тебе дать много денег, то ты станешь свободным. А это что значит?
— Что? — не знал Вадик.
— То, что будешь не управляем. Не захочешь сидеть в этой прокуренной комнатухе и поднимать шлагбаум. А они, — кивнул на улицу, — не станут гробить своё здоровье у мартеновской печи. Понял?
Вадик пожал плечами.
— А ещё ты начнёшь выбирать, — сказал напарник, — и не того выберешь на выборах и не то купишь.
— Да? — удивился Вадик таким истинам.
— А ещё, Вадик, у тебя появится власть над другими.
— Надо же? Как всё просто! — радовался Вадик.
— Века проходят, власти меняются, империи рушатся, а всё это остаётся неизменно, — заключил напарник.
Через некоторое время им на пункт позвонил начальник службы и сказал, что подписан приказ об увольнении Вадика. Вадик собрался и пошёл с завода. По пути домой он зашёл в супермаркет, подошёл к банкомату, сунул карточку в щель, набрал пин-код и сумму зарплаты. Аппарат пропищал и резко выдал пачку купюр. Вадик взял её и сунул в карман. Карточку не взял. Потом вышел на середину зала, достал деньги и бросил их вверх.
— Нате, жрите, гады! Подавитесь! — крикнул при этом Вадик. — Идите в своё Вэ-тэ-о! — и выбежал из магазина.
Деньги разлетелись по кафельному полу к великой радости посетителей магазина. Бесконечно бы глядеть, как кружатся, раздуваемые ветром новой российской демократии эти маленькие бумажки с нарисованными памятниками архитектуры, построенными ещё в годы советского тоталитаризма.
ПЕРЕХОД
— Не проходи мимо, доктор! — хриплое эхо понеслось по стенам подземного перехода и вылетело вверх на свет.
— А? — обернулся, вздрогнув, врач, проходя мимо сидящего возле стены человека в фуфайке, с чёрным баяном ТУЛА.
— Повысь уровень своей кармы, — непонятно сказал бомж.
— Что кармана? Не понял. А… — понял врач, достал из кармана мелочь и положил в лежащую кепку бомжа.
Тот посмотрел в кепку, нахмурился и сказал:
— Да… Не на много повысил.
— Извините. Больше нет мелочи, — сказал врач, разведя руки с чемоданчиком.
— Интеллигент… Извините… А ты бумажку кинь и увидишь…
— Чего? — не расслышал врач.
— Как закаляется сталь, — ответил бомж и запел, подыгрывая на баяне. -
Я не видел, как закаляется сталь,
Но я знаю, что это не сон, это явно не сон,
И я видел, как дым от костра её розовым стал,
И я слышал, что это был звон ослепительный звон…
— Извините, мне некогда, — попытался прервать его врач.
Но бомж не останавливался:
Моя карта мира висит на стене,
Я могу на ней ставить кресты.
Врач о своём, волнуясь уже:
— В пробку попали, поэтому Скорую пришлось оставить…
Но бомж как не слышал, продолжал петь:
Но не буду я знать, кто же был в той войне,
И куда улетали мосты.
— А больной на той стороне, поэтому…
И куда улетала от зарева ночь,
И зачем всё кружил орёл.
— Через переход приходится к больному идти…
И как чьи-то руки воздвигнулись к небу, И над кем-то сиял ореол!
— Хорошая песня, но… — кивнул врач и попятился задом.
— А может, мне тоже врач нужен! Может я больной! — крикнул зло бомж и снял руки с баянных кнопок.
— Больной… — спросил врач, остановившись. — А что у Вас?
— Всё! — выпалил бомж. — И тут болит. И тут, и тут…
— Печень, сердце?
— А обособливо — душа, — тупо улыбнулся бомж.
— По этому органу — к попу, — натянуто улыбнулся ему врач.
— К попу! — обидно произнёс бомж. — Вы интеллигенты с девятнадцатого века пытались лечить души, а теперь, когда натворили дел, отнекиваетесь. Попов ругали, а теперь свечки в руки и морду в кинокамеру…
— Кто пытался? — как обиделся врач.
— Масоны, декабристы, разночинцы, социал-демократы — так сказать передовая часть общества. Вы выписывали лекарства идеального общества на Земле, так сказать — рая. А в итоге — ваши таблетки оказались ядом, который и вас отравил. Да и народ тоже…
— Ну, если про интеллигенцию — Вы не правы, — начал дискутировать врач, уже позабыв о долге.
— А в советское время приспособились и равнодушно и трусливо смотрели, как народ гноили в лагерях. А… — рукой махнул бомж на врача, что чуть не упал.
— А Солженицын, а многие диссиденты — это разве приспособились? — спросил гневно врач.
— Это единичные врачи от Бога, золотые руки. А в массе своей…
— Масса и привела к краху коммунизма! — перебил бомжа врач.
— Где привела? На кухонных пьянках? — усмехнулся бомж, достал бутылку из-за пазухи и предложил. — Выпьешь?
— Нет, извините, — отказался врач.
— Как хочешь, — бомж выпил из горла, потом посмотрел прищурясь на врача и сказал. — Интеллигент, вот ты меня презираешь.
— Да нет, что Вы… — не согласился врач.
— Презираешь. Где-то в глубине души ты ставишь себя выше меня. А, собственно, чем ты от меня отличаешься? А? Такой же бомж, — настаивал пьяно бомж. — Не так? Земля в России государственная, тебе не принадлежит. Дом твой или квартиру могут отобрать за неуплату, недра принадлежат олигархам. У тебя ничего нет! Даже душа твоя принадлежит массовой культуре, которую ты принимаешь дозами из магнитолы, сидя в Скорой, дома после работы, глядя в телевизор, потребляя суррогаты культуры, закусывая шоубизнесом и запивая пепсиколой.
Врач походил взад-вперёд возле бомжа, потом выпалил:
— А Вы, значит, свободны, аки птица!
— Я — свободен! — ответил бомж, — Потому что беден и ни к кому и ни к чему не привязан. А поэтому по-своему счастлив. Я не забочусь о пище, потому что Господь сам обо мне заботится, а забочусь токмо о душе, — сказал, испил содержимое бутылки и убрал её за пазуху.
— Да, ладно — не заботитесь, — сказал врач. — А сейчас чем занимаетесь? Не зарабатыванием на пищу?.. О душе… Душа, если уж говорить на Вашем языке, должна быть в чистом и здоровом теле, как в храме, а у Вас…
— А у меня вот здесь болит, и здесь, — показал на живот бомж. — Поэтому ты, как врач, давший клятву Гиппократу, обязан мой храм вылечить, а не проходить мимо.
Врач помолчал немного, собираясь ответить:
— Я могу сказать одно…
— Вот — истина! — перебил его пьяный бомж. — Тебе, доктор, за меня не заплатят.
— Я могу сказать одно — никакие лекарства Вам не помогут прежде, чем Вы не займетесь правильным питанием, гигиеной и отказом от алкоголя.
— Ладно, ладно, я понял, — кривлялся бомж. — Тебе за меня не начислят зарплату и премию, ведь у меня нет медицинского полиса, да и паспорта нет…
Врач достал из чемоданчика таблетки и предложил:
— Вот Вам но-шпа от спазм, вот анальгетик против болей, а это… — показал тёмный флакончик.
— Спирт? — обрадовался бомж.
— Нет. Йод.
— Надо же! — мотал головой бомж. — Заходи почаще, доктор. Теперь путь знаешь.
Врач захлопнул чемоданчик, собираясь идти, посмотрел вперёд на свет и усмехнулся:
— Ох, цивилизация!
— А что такое цивилизация? Америка? Европа? Где она? Китай может? Япония? Где критерий? — картавил язык бомж.
— Критерий — общечеловеческие ценности, — ответил врач.
— Ага. А-ля Джорж Буж. Типа мы выбираем президента коллегией выборщиков, а вам несём на крыльях ракет демократию.
— Общечеловеческие ценности — это как… жизнь, работа, права…
— Тогда ценности христианской цивилизации.
— Те ценности, которые несли на мечах крестоносцы, вырезая мусульман и евреев? Или ценности православной церкви с крепостным правом? — сказал врач и задумался.
Задумался и бомж. И так помолчали. Мимо проходили люди со своими мыслями, желаниями, заботами.
Потом бомж прервал тишину и тихо сказал:
— Видишь, доктор, ты сам не знаешь где головушку преклонить и во что верить, а пытаешься учить других, — и вытянул ладонь вперёд. — Вот он путь для России — подземный переход через дорогу этой так называемой цивилизации. Мы ещё не вышли из рабства крепостного, из рабства советского, но ещё никак не можем перейти к ней… И интеллигент не ты сейчас, а — я… Вот так сидим мы в России матушке, смотрим назад, на нашу историю, чешем затылок, играем в великое искусство страны нашей и ждем, как двуглавый орел с раскрытыми клювами, когда кто-нибудь от туда, — кивнул в одну сторону, — или оттуда, — кивнул в другую сторону, — кинет нам в кепку монетку. А там, наверху — развитые страны несутся, гудят…
