Ганс Носсак - Избранное
— А если звонили, пока вы еще сидели внизу? Что бывало тогда? Звала ли жена вас к телефону?
— Да, конечно, она звала меня наверх. Впрочем, как я уже говорил, это случалось довольно редко.
— Стало быть, жена не вела деловых разговоров, с тем чтобы постфактум поставить вас в известность?
— Нет, клиенты чувствовали себя спокойней, если они разговаривали лично со мной. В служебных отношениях надо учитывать и такие нюансы.
— Гм, это понятно. Скажите, внизу слышен телефонный звонок, когда аппарат стоит в спальне?
— Нет, если двери закрыты, то не слышен. Хотя моя жена, как ни странно, слышала звонки.
— Как так? Я думал, что ваша жена обычно была наверху.
— Я хочу сказать, жена слышала звонки, если мы случайно забывали аппарат наверху. Внезапно она говорила: «Телефон!» — и поднималась наверх. Я каждый раз поражался. У нее, видно, куда более острый слух, чем у меня.
— Вашей жене часто звонили по телефону?
— Да нет же. Кто мог ей звонить? Хотя время от времени, конечно, звонили, и, когда это случалось днем, она мне рассказывала о звонке вечером. За ужином мы всегда рассказывали друг другу, что было с нами днем. Ничего примечательного. Ибо что с нами могло стрястись? Поэтому мы делились каждой мелочью. Другие люди вообще не обращают внимания на такие мелочи. У нас не было секретов друг от друга. Иногда трудно было найти тему для разговора — ведь ничего особенного не происходило. Поэтому по дороге мы наблюдали за всем: за попутчиками в электричке или за собакой. И вечером дома рассказывали обо всем, что заприметили.
— Не знаете ли вы случайно, звонили по телефону вашей жене в ту ночь?
— В ту ночь?
— Да, тогда, когда вы еще сидели внизу?
— Но ведь если бы ей звонили, она бы мне сказала.
— Ваша жена могла забыть о звонке. Или потом ей уже пс представилось случая.
— Она позвала бы меня наверх.
— Может, у нее была причина не звать вас.
— Какая же причина?
— Звонили ведь не обязательно вам.
— Не мне? Значит, звонили ей? Разве ей звонили?
— Это мы у вас спрашиваем.
— Кто мог ей звонить? И к тому еще так поздно?
— Не так уж это было поздно, в сущности.
— Нет, это исключено.
— Почему вы считаете звонок жене исключенным? Ведь вы только что сами сказали, что, сидя внизу, вы не слышите телефона. К тому же не обязательно должен был раздаться звонок. С тем же успехом ваша жена могла сама позвонить кому-нибудь.
— Моя жена звонила?.. Но кому же? Вам что-нибудь известно на этот счет?
— Задавать вопросы имеет право только суд.
— Нет, нет. Я хочу сказать только, что в данном конкретном случае, господин председатель суда, должно быть сделано исключение. Нельзя слепо следовать глупым предписаниям. Ведь все это слишком серьезно. Речь идет о моей жене. И если вам что-нибудь известно, вы не должны скрывать это от меня. Ближе меня у нее никого нет. Для вас, для суда, это имеет только профессиональный интерес, для вас это своего рода игра или теория, а для меня… Нет, это трудно себе представить.
Подсудимый воздел руки к небу, словно заклиная суд.
— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал председатель. — Хотя, кстати сказать, я не совсем понимаю, почему вас так взволновало само предположение о том, что вашей жене могли позвонить без вашего ведома.
— Но представьте себе: у нее в комнате вдруг раздается звонок, гром среди ясного неба, да еще поздно вечером, — прокричал подсудимый хриплым голосом. — К тому же ей звонят по телефону… Нет, это немыслимо. Такого не должно быть. Только не по телефону! Что такое вообще телефон? Провода, слабые токи, мембрана. Это было бы ужасно. Мы все почувствовали бы себя еще более беспомощными, чем мы есть? Как? Вы и впрямь думаете, что моей жене звонили по телефону?
— Еще раз прошу вас успокоиться, — воззвал председатель к подсудимому. — Мы обязаны рассмотреть все возможности той ночи. Стало быть, обязаны заняться и телефоном тоже.
— Нет, телефон здесь ни при чем. С телефоном я не могу согласиться.
— Ну хорошо, оставим это. Скажите, знакомы ли вы с человеком по фамилии Грудиц?
— Грудиц? При чем здесь Грудиц? Он… ему принадлежит строительная фирма. Хороший клиент. Что случилось с Грудицем?
— В блокноте, который лежал рядом с телефоном на ночном столике вашей жены, ее почерком записано: «Грудиц — страхов. машины». Ниже стояла дата той ночи.
— Тогда, значит, звонил Грудиц? Почему же вы его не допрашиваете?
— Господин Грудиц будет вызван в суд в качестве свидетеля позже.
— Грудиц в качестве свидетеля? Но почему не сейчас? Ведь это могло бы все объяснить.
— Я не намерен из-за вас менять порядок судопроизводства. Впрочем, если вас это может успокоить, сообщаю: согласно протоколам предварительного следствия, господин Грудиц действительно позвонил вам домой приблизительно без четверти одиннадцать.
— Вот как? И что он сказал ей? Он должен был сказать какие-то решающие слова? Неужели? И почему именно он? Ведь моя жена вообще с ним незнакома.
— Если вы перестанете понапрасну волноваться и постараетесь выслушать меня… Одним словом, господин Грудиц позвонил вам из кафе в городе. Он вдруг вспомнил, что не застраховал новую машину, которую купил днем. Внезапно господин Грудиц перепугался и решил, что лучше позвонить хотя бы поздно вечером…
— И чем все это кончилось? Как странно, что жена ничего не сказала о его звонке.
— Насчет самой страховки можете уже не беспокоиться. На всякий случай из фирмы Грудица на следующее утро позвонили к вам в контору, и ваш доверенный отметил взнос. А в ту ночь с новой машиной никаких неприятностей не произошло.
— Какое счастье! — воскликнул подсудимый с явным облегчением. — Очень часто именно в такие часы и случается что-нибудь скверное.
— Удивительно, что урегулирование этого, в сущности, чисто служебного дела, к тому же довольно второстепенного, вызывает в вас такое ликование.
— Прошу покорно… — Но тут подсудимый неожиданно рассмеялся. — Да, извините, это действительно странно. Старая привычка, она укоренилась во мне еще в то время, когда я был таким положительным… Ох уж этот Грудиц! Однако что нам до Грудица? Милый человек, типичный подрядчик, глава фирмы, что ему еще нужно? И все же хорошо, что эта история так просто разрешилась. Теперь вы сами видите, что напрасно ломали себе голову насчет телефона.
— Быть может, вы позволите в дальнейшем вести допрос мне, я бы очень просил вас об этом, — сказал председатель суда. — И напрасно вы считаете, что все это так уж просто. Если господин Грудиц говорил с вашей женой по телефону, а вы, видимо, об этом не подозревали, если ваша жена не сообщила вам о звонке Грудица, то, стало быть, не исключено, что она говорила по телефону и с другими лицами, тоже не ставя вас об этом в известность. Не прерывайте меня, пожалуйста. Во всяком случае, такая возможность существует, хотя суд ничего определенного о разговорах вашей жены с другими лицами не знает. Для нас звонок Грудица важен и по другой причине: благодаря ему мы уточняем время. Без четверти одиннадцать кто-то в вашей квартире снял трубку, какая-то женщина. Я говорю «какая-то женщина» постольку, поскольку господин Грудиц не был знаком с вашей женой и, значит, не знал ее голоса, таким образом, это могла быть не ваша жена, а любая другая женщина.
— А какой у нее был голос?
— Подсудимый, суд предоставит вам слово только после того, как вас о чем-то спросят… Давайте предположим все-таки, что трубку сняла жена подсудимого, ведь уголовной полиции не удалось установить каких-либо фактов, противоречащих этому. Таким образом, господин Грудиц был тем последним человеком, который общался с женой подсудимого, правда, общался только по телефону… А теперь я хочу спросить вас, подсудимый, вот о чем… Только вникните хорошенько. Чем вы объясняете, что ваша жена вопреки обыкновению не подозвала вас к телефону, хотя господин Грудиц настоятельно просил об этом, хотел поговорить с вами лично?
— Это… это я тоже не понимаю. Может быть…
— Что?
— Может быть, она тогда плакала и не хотела, чтобы я увидел ее слезы.
— Пусть, звучит убедительно. Насколько нам известно, ваша жена ответила: «К сожалению, мой муж не может подойти к телефону». Или же: «Моего мужа, к сожалению, сейчас нет дома». Господин Грудиц не сумел дословно воспроизвести ее ответ. Он не исключает даже, что ему сказали: «Моего мужа, к сожалению, больше никогда не будет».
— Да нет же, господин Грудиц, наверно, просто неправильно понял ее. Я ведь был, сидел внизу, и жена это знала. Если бы я только услышал ее голос, я бы сразу понял… Ведь по голосу все понятно.
— Итак, напрашивается вопрос — допустим, мы правильно истолковали слова подсудимого, — напрашивается вопрос, что произошло наверху в спальне с десяти до приблизительно без четверти одиннадцать? Иными словами, что могла предпринять за эти сорок пять минут жена подсудимого? Что побудило ее в корне изменить свое поведение? И что, наконец, заставило со заплакать? Можно предположить, конечно, что все это случилось и позже. Итак, остается еще возможность другого телефонного разговора, который и дал последний толчок. Звонок Грудица, как бы то ни было, доказывает, что подсудимый вполне мог не услышать ни предыдущего звонка, ни последующего. Прислуга тоже не слышала телефонных звонков, она от них не проснулась… Прошу вас, господин прокурор…
