Маргарет Этвуд - Орикс и Коростель
— Вроде ваших компьютеров? — пробормотал Джимми. — На которых вы творите?
Скоро, говорили художники, игнорируя его слова, на всей планете останутся только длинные подземные трубы. В трубах будет искусственное освещение и искусственный воздух, потому что озоновый и кислородный слои Земли уже будут полностью уничтожены. Люди станут ползать по этим трубам, гуськом, нагишом, каждый видит только задницу впередиползущего, моча и экскременты падают вниз через отверстия в полу, а потом цифровое устройство случайным образом выбирает некоторых, обрабатывает и скармливает всем остальным с помощью приборов в виде игл, расположенных на внутренней стороне этих труб. Система автономная и потому вечная, все будут довольны.
— Да, это, пожалуй, решит проблему войн, — сказал Джимми. — И у нас будут очень крепкие коленные чашечки. Только вот как же секс? В таких условиях непросто, мне так кажется. — Аманда посмотрела на него неодобрительно. Неодобрительно, но понимающе: видимо, ей пришел в голову тот же вопрос.
Аманда мало разговаривала. Она человек образов, а не слов, объясняла она; утверждала, что думает картинками. Это вполне устраивало Джимми: немного синестезии никогда не повредит.
— Что ты видишь, когда я делаю вот так? — спрашивал он вначале, в их самые пылкие дни.
— Цветы, — говорила она. — Два или три. Розовых.
— А теперь? Что ты видишь?
— Красные цветы. Красные и лиловые. Пять или шесть.
— А если так? Милая, как же я тебя люблю!
— Неон! — Потом она вздыхала и говорила: — Это был целый букет.
Его трогали эти ее невидимые цветы — в конце концов, то было признание его талантов. А еще у нее был симпатичный зад и вполне настоящая грудь, хотя возле глаз Аманда была жестковата, он сразу заметил.
Аманда была родом из Техаса, клялась, что помнит Техас еще до того, как там все высохло и было унесено ветром, — правда, в таком случае, по подсчетам Джимми, ей было на десять лет больше, чем она говорила. Она работала над проектом, который назывался «Гриффити». Загружала прицеп частями тел крупных животных, вывозила их на пустое поле или стоянку заброшенного завода и складывала из этих кусков слова; потом ждала, когда прилетят грифы, и фотографировала все это с вертолета. Поначалу вокруг проекта поднялся шум и Аманда получила несколько мешков гневных писем от Садовников Господних и психов-одиночек. Одно из писем прислала старая знакомая Джимми, Бернис, которая за прошедшее время поднаторела в риторике.
А потом нашелся какой-то старый и дряхлый филантроп, заработавший состояние на спекуляциях донорскими органами, и дал Аманде приличный грант, полагая, что ее задумки — актуальное искусство. И это хорошо, сказала Аманда, потому что без денег ей пришлось бы расстаться с этой идеей: аренда вертолета стоит очень дорого, да еще разрешения от КорпБезКорпа. Она сказала, что ребята из КорпБезКорпа трясутся мелкой дрожью, едва речь заходит о воздушном пространстве. Им кажется, все хотят одного — взлететь повыше и сбросить на землю как можно больше взрывчатки, так что если хочешь взлететь на арендованном вертолете, они тебе фактически в трусы залезут, если ты не какой-нибудь богатенький принц из Компаунда.
Слова, которые она грифовала — это был ее термин, — должны были состоять из четырех букв. Аманда мучительно их обдумывала: у каждой буквы алфавита — свой заряд, говорила она, положительный или отрицательный, поэтому слова нужно выбирать тщательно. Концепция гласила, что грифование оживляет эти слова, а затем убивает. Это очень впечатляющий процесс: «Будто наблюдаешь за тем, как думает Господь», — сказала она во время сетевой конференции. Она загрифовала слово «БОЛЬ» — намек на ее фамилию, как она отметила в интервью в чате, — потом «КОМУ», а потом «ТЕЛО». Тем летом, когда с ней был Джимми, у нее случился творческий кризис: она никак не могла придумать следующее слово.
Когда Джимми понял, что еще одна порция вареных спагетти — и его стошнит, а Аманда, которая пялится в никуда и жует прядь своих волос, уже не вызывала желания и восторга, он наконец нашел работу. Предприятие называлось «НовоЧел», маленький Компаунд, расположенный так близко к одному из беднейших плебсвиллей, что вполне мог находиться на его территории. Немногие согласились бы там работать, будь у них другие варианты, решил Джимми в тот день, когда проходил интервью; а может, так казалось, потому что работодатели слегка заискивали. Джимми не сомневался, что их уже послали куда подальше десять или все двадцать предыдущих кандидатов. Ну, он им телепатировал: я не совсем то, о чем вы мечтали, зато продамся по дешевке.
Интервьюеры — двое, мужчина и женщина — сообщили Джимми, что их впечатлила его диссертация, посвященная книгам двадцатого века из серии «Помоги себе сам». Их Компаунд, сказали они, как раз занимается выпуском материалов для самосовершенствования — разумеется, не книг, a DVD, CD-ROMов и сайтов. Конечно, основной доход приносят не материалы, а оборудование и альтернативные лекарственные средства, которые необходимо заказать, чтобы добиться желаемого эффекта. В здоровом теле — здоровый дух, как говорится, и Джимми займется именно духовной составляющей. Другими словами, продвижением товаров.
— Людям нужно совершенство, — сказал мужчина. — Быть совершенными.
— Но они хотят, чтоб им объяснили, как этого добиться, — сказала женщина.
— Как можно доступнее, — сказал мужчина.
— Вдохновенно, — сказала женщина. — И позитивно.
— Они хотят услышать про «до и после», — сказал мужчина. — Это искусство возможного. Но, разумеется, никаких гарантий.
— Вы великолепно в этом разбираетесь, — сказала женщина. — Мы это поняли, прочитав вашу диссертацию. Нам она показалось очень зрелой.
— Если знаешь один век, знаешь и все остальные, — сказал мужчина.
— Но эпитеты изменились, — сказал Джимми. — Нет ничего хуже устаревших эпитетов.
— Именно! — сказал мужчина таким тоном, будто Джимми только что разгадал загадку вселенной. Мужчина пожал ему руку так, что у Джимми захрустели кости, а женщина улыбнулась тепло, но беззащитно, и Джимми тут же спросил себя, замужем ли она. Платили в «НовоЧеле» не очень хорошо, но, возможно, у этой работы будут другие преимущества.
Вечером он рассказал Аманде Пейн, как ему повезло. В последнее время она ворчала по поводу денег; ну, не ворчала, зато вставляла намеки — мол, у каждого свои обязанности — в тяжелые затяжные периоды молчания, которые ей особо удавались, — поэтому он решил, что ей будет приятно. Последнее время отношения у них не клеились — по сути дела, с тех самых «ПухлоКур». Может, они как-то наладятся сейчас, при расставании, к долгой, прочувствованной и эмоциональной финальной сцене. Джимми уже репетировал последние реплики: Я не тот, кто тебе нужен, ты заслуживаешь лучшего, я разрушу твою жизнь и так далее. Но такие вещи надо оттачивать, и пока он расписывал свою новую работу.
— Теперь я смогу приносить домой бекон, — сказал он в заключение тоном, который казался ему жизнерадостным, но ответственным.
Аманду это не впечатлило.
— Ты собираешься там работать? — только и спросила она; вероятно, это означало, что в «НовоЧеле» работает кучка омерзительных подлецов, которые наживаются на человеческих фобиях и опустошают банковские счета доверчивых больных людей. Оказалось, что у Аманды была какая-то подруга, которая подписалась на пятимесячный план «НовоЧела» — избавление от депрессии, морщин и бессонницы одновременно, — и эта подруга шагнула за грань — точнее, из окна своей квартиры на десятом этаже, — когда принимала настойку из коры какого-то южноамериканского дерева.
— Я в любой момент могу им отказать, — сказал Джимми, выслушав эту байку. — Вступлю в стройные ряды хронически безработных. Нет — пожалуй, стану жить на содержании у красивых женщин. Вот как сейчас, например. Шутка, шутка, только не бей меня!
Несколько дней Аманда молчала больше обычного. Потом сказала, что творческий кризис прошел, она придумала следующее ключевое слово для проекта «Гриффити».
— И что это за слово? — спросил Джимми, делая вид, что ему интересно.
Аманда вгляделась в его лицо.
— «Люби», — сказала она.
«НовоЧел»
Джимми переехал в маленькую квартиру в Компаунде «НовоЧел»: спальня в алькове, тесная кухня, репродукции мебели пятидесятых. Жилище мало чем отличалось от его комнаты в академии, но, по крайней мере, тут водилось меньше фауны. Вскоре Джимми понял, что с точки зрения корпорации является просто-напросто пишущим рабом. Он напрягал мозги и проводил десятичасовой рабочий день в лабиринтах синонимов и дебрях пустословия. А потом наверху оценивали то, что он написал, и возвращали на доработку. Нам бы хотелось более… менее… не совсем то. Но со временем он стал делать успехи, что бы это ни значило.
