Сара Уинман - Дивная книга истин
Рыбак спрыгнул на берег и закрепил швартов на причальном камне.
Привет, мы уже встречались. Я Нед Блэйни, сказал он, протягивая руку.
Дрейк, представился Дрейк.
О чем задумался? – спросил Нед.
Мост должен встать между этой и вон той выемками, пояснил Дрейк, указывая на островок. Есть идеи?
Нед окинул взглядом протоку и церковь на острове, шевеля губами и что-то прикидывая в уме. Затем посмотрел на свою лодку, на Дрейка – и решение было найдено.
Надо занести дальний конец моста в лодку, сказал он и перелез обратно через борт. Двигай его на меня.
Коренастый и сильный – настоящий корнуоллец, – он, балансируя в лодке, принял на себя основной вес подвигаемого моста и держал его над головой, пока Дрейк фиксировал один конец на берегу, а потом перебегал вброд на островную сторону протоки. Лодку дюйм за дюймом сносило, но он успел подхватить второй конец, и уже вдвоем они медленно опустили его в выемку. Мост встал на место как влитой. Отныне надежный переход посуху с берега на остров был обеспечен.
Они почти не разговаривали, только покурили в спокойном и дружелюбном молчании, обычно сопутствующем хорошо сделанному делу. Докурив сигарету, Нед вынул из кармана карточку с адресом пекарни и показал ее Дрейку.
Неплохо бы разжиться выпечкой, раз уж я тут очутился.
Дрейк улыбнулся.
Иди по тропе через этот лесок, а потом через луг. Там никак не заблудишься. Держи нос по ветру, и хлебный запах приведет прямо к ней. Но тебе лучше поспешить, а то пекарня скоро закроется, добавил он, взглянув на часы.
И молодой рыбак не стал медлить – махнул рукой Дрейку и вскоре исчез за деревьями.
Нед Блэйни бежал так, как никогда еще не бегал в своей жизни. Он пулей пролетел через лес и через луг, пока не остановился перед пекарней, с трудом переводя дух.
Обнаружив здесь очередь из покупателей, он постоял в сторонке, пока не была продана последняя булка. Мира уже собиралась повернуть табличку на двери словом «ЗАКРЫТО» наружу, когда перед ней, как чертик из табакерки, возник Нед Блэйни с большим пакетом в руке.
Снова ты! – сказала Мира.
Снова я! – сказал Нед.
Все уже продано, сказала Мира. Осталось только с полдюжины вчерашних лепешек.
Я их возьму, сказал он.
Но они уже слегка зачерствели.
Я их возьму.
Сказать по правде, они совсем черствые.
Я их возьму, повторил он в третий раз, тяжело отдуваясь: дыхание все еще не восстановилось после стремительного бега.
Я принес тебе вот это, сказал он, протягивая ей пакет.
Мне?
Да.
Но с какой стати?
Просто я проплывал мимо.
Проплывал? Твоя лодка пришвартована у крыльца?
Нед машинально оглянулся на дверь.
Э-э… ну… прилив сегодня высокий, промямлил он.
Мира рассмеялась.
Что у тебя тут? – спросила она.
Рыба.
Это я уже поняла по запаху. Какая рыба?
Ээ… мерланг.
Я люблю мерлангов.
Рад это слышать.
Как тебя зовут? – спросила Мира.
Нед.
А я Мира, сказала она, пожалуй, чересчур громко, потому как уже начинала нервничать.
Мира… – повторил он тихо и нараспев. Да, там есть еще несколько устриц. Если хочешь, могу их открыть.
Что ж, открой, согласилась Мира.
Он достал из кармана куртки складной нож, немало потрудившийся на своем веку, судя по состоянию рукояти и лезвия.
Вот, сказал он, протягивая ей первую устрицу.
Мира взяла открытую раковину из его заскорузлых рук. Запах моря и звук прибоя были заключены в этом перламутровом домике, а вытряхивая моллюска себе в рот, она ощутила на губах солоноватую прохладу – как поцелуй сказочного принца.
Вечером того же дня Нед Блэйни ужинал макрелью с картофелем в своем домике, из окон которого открывался вид на море и заходящее солнце. Внезапно, не одолев еще и половины порции, он замер, будто окаменел. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что Нед подавился костью, но дело было не в этом. Он медленно поднес руку к губам и скосил глаза на свои блестевшие от жира пальцы. Потом встал, направился к кухонной раковине и тщательно вымыл руки, наблюдая за стекающей с пальцев мыльной пеной и чувствуя, как что-то внутри него высвобождается и рвется наружу. По-прежнему медленно, как в полусне, он сел за письменный стол и взял ручку. Посмотрел на фотографию в рамке – они с братом сделали этот снимок в тот день, когда их призвали в армию, – и слова, так долго не желавшие слетать с его губ, теперь сконцентрировались на кончике пера и начали оттуда перемещаться на бумагу, поверяя ей сокровенные мысли и чувства Неда Блэйни.
С той поры он писал Мире еженедельно. То, что ему не удалось высказать в первом письме, он через неделю досказал во втором, затем продолжил в третьем и так далее. Он писал на скамейке в гавани, писал в лодке, придерживая локтем руль. Так, через письма, Мира все лучше узнавала своего ухажера. А при следующей встрече она заставила Неда прочесть эти письма вслух – и то, что ранее копилось на кончике пера, наконец-то прозвучало из его уст.
47
Сегодня снова рыба! – прокричала Мира, бегом спускаясь по тропе и останавливаясь перед мостиком. Дрейк оторвал взгляд от своего поплавка.
Что на этот раз? – спросил он.
Большущая сайда.
Да, это уже серьезно.
Ох, Дрейк! – воскликнула Мира, смущенно краснея.
Посиди со мной за компанию, предложил он.
Мира уселась на мостике, болтая ногами и глядя в сторону речного устья, которое распахивалось навстречу большому миру.
И как ты к этому относишься? – спросил Дрейк.
Нормально.
Сколько уже недель?
Я точно не помню.
Неужели?
Шесть недель и три дня.
Дрейк улыбнулся.
Он тебе нравится?
Я нравлюсь ему.
Я не об этом спросил.
Он приносит мне рыбу вместо цветов.
Значит, с ним ты никогда не будешь голодать.
Но мне больше нравятся цветы.
Дрейк рассмеялся.
Тогда разбей клумбу в своем саду, предложил он.
Мира промолчала.
Так в чем же проблема? – спросил Дрейк.
Просто я хочу знать наверняка.
Понимаю.
Так уж я устроена, Дрейк.
Он обнял ее за плечи.
Да, ты такая.
Вот, принесла тебе на пробу.
Она достала из кармана небольшой кулек.
Что это?
Сам скажи, когда распробуешь.
Он развернул бумагу, вонзил зубы в еще теплую булочку с ванильной глазурью, начал жевать и улыбнулся с набитым ртом, подумав: Да, именно так она устроена.
Превосходно! – сказал он вслух.
Вечернее солнце было оранжевым и румяным, как свежая булочка. Дивнию разбудили призывные крики за окном. Она спустилась по ступенькам фургона, передвигая ноги с таким трудом, словно послеобеденный сон не желал ее отпускать и, как смола, прилипал к подошвам.
Пойдем, Дивния! Ты должна это увидеть, сказала Мира.
Вслед за ней Дивния добралась до мостика и посмотрела с него вниз на реку.
Морские звезды!
Они прибывали поодиночке и небольшими группами, от трех до шести штук, и звездное скопление в тени моста постепенно разрасталось.
Джеку всегда нравились морские звезды, сказала Дивния.
Вот как? – произнес Дрейк.
Да, представь себе. Он даже сочинил для деревенской детворы сказку о том, как эти звезды упали с ночного неба после столкновения с кометой. По его словам, комета и звезды из-за чего-то повздорили – все эти яркие сиятельные особы слишком много о себе воображают, – и в конце концов комета просто смахнула их с небосвода своим хвостом. В падении звезды цеплялись за что попало, и оттого у них вытянулись пять лучей. Они громко кричали от страха, а когда Земля услышала этот крик, она ускорила свое вращение, подстраиваясь так, чтобы звезды угодили в море, а не разбились о твердую сушу. Потому как все были согласны, что они уже достаточно поплатились за свою гордыню. А морские звезды до сих пор тоскуют по своему прежнему дому. Иногда можно услышать, как они оплакивают свою участь и вздыхают на берегу, глядя ввысь. Вот почему звезды всегда помогают нам отыскать дорогу к дому: они сочувствуют всем потерявшимся и заблудившимся.
Все трое посмотрели вниз на вселенную оранжевых морских звезд, которые кружились и пританцовывали в слабом течении.
А кого они хотят вернуть домой сейчас? – спросила Мира.
Может быть, меня, сказала Дивния.
Она опустила в воду свою трость, и к ней тотчас потянулся один из оранжевых лучей ближайшей звезды.
Без сомнения, меня, прошептала Дивния.
А как ты поняла, что он и есть твой суженый? – спросила Мира.
Ты о ком?
О Джеке. Как ты это поняла?
Да потому что моя жизнь без него была бы лишена смысла.
Каким он был? – не успокаивалась Мира.
С виду вполне обычным. Но в душе его скрывался поэт, который не давал ему покоя. Зато благодаря поэту он по-особому видел мир – не так, как все остальные. Он был слишком хорош для той жизни, которую вел.
И что это была за жизнь? – спросила Мира.
Обычная жизнь горняка. Он стремился к чему-то большему, и он заслуживал гораздо большего. Но судьба распорядилась иначе. Он рассказывал мне про утро перед его первым спуском в шахту – ему тогда казалось, что это последнее солнечное утро в его жизни, что все прекрасное вскоре сотрется из памяти и его целиком поглотит черная пустота.
