Марк Леви - Каждый хочет любить…
Поздно ночью Антуан и Матиас сидели друг напротив друга за столом на кухне. Матиас так и не поужинал. Антуан достал бутылку красного вина, корзинку с хлебом и тарелку с сырами.
– Это просто потрясающе – наш двадцать первый век, – заметил Матиас. – Люди разводятся из-за любого пустяка, женщины заводят детей от проезжих серфингистов, а потом еще говорят, что нам не хватает той уверенности в себе, что была прежде…
– Да, а еще мужчины иногда живут вместе, под одной крышей… ты собираешься вылить мне на голову всю хрень, которая у тебя накопилась?
– Передай масло, – попросил Матиас, решивший приготовить себе бутерброд.
Антуан откупорил бутылку.
– Ей нужно помочь, – заявил он, наливая стакан.
Матиас отобрал у него бутылку и налил себе тоже.
– И что ты собираешься делать? – поинтересовался он.
– Отца нет… Я признаю ребенка своим.
– А почему ты? – возмутился Матиас.
– Из чувства долга, и потом, я сказал первым.
– Ну вот, две убедительные причины.
Матиас подумал еще несколько секунд и залпом выпил стакан Антуана.
– В любом случае это не можешь быть ты, она никогда не захочет, чтобы отцом ее ребенка был слепец, – заявил он с улыбкой на губах.
Друзья молча смотрели друг на друга, потому что Антуан явно не понял намека. Матиас продолжил:
– Уже сколько времени ты пишешь письма самому себе?
Дверь кабинета распахнулась, появилась Софи в пижаме, с покрасневшими глазами и обвела взглядом обоих папаш.
– Ваш разговор просто отвратителен, – бросила она им в лицо.
Она сгребла свои вещи, засунула ворох себе под мышку и вышла на улицу.
– Видишь, именно об этом я и говорил, ты совершенно слеп! – повторил Матиас.
Антуан кинулся вон из дома. Софи уже шагала вдалеке по тротуару, но в конце концов он нагнал ее. Она продолжала идти к бульвару.
– Да стой же! – взмолился он, обнимая ее.
Их губы сблизились, коснулись друг друга, и они впервые поцеловались. Поцелуй длился и длился, потом Софи подняла голову и посмотрела на Антуана.
– Я не хочу больше тебя видеть, Антуан, никогда больше, и его тоже.
– Не говори ничего, – прошептал Антуан.
– Ты устраиваешь ужины на десять человек, но сам не садишься за стол; ты едва сводишь концы с концами, но ремонтируешь ресторан Ивонны; ты завел общее хозяйство с твоим лучшим другом, потому что он чувствовал себя одиноко, хотя тебе самому этого по-настоящему не хотелось; и ты действительно веришь, что я позволю тебе воспитывать моего ребенка? А знаешь, что самое ужасное? Что именно из-за всего этого я и влюбилась в тебя с самого начала. А теперь иди, выполняй свой долг и оставь меня в покое.
Опустив руки, Антуан смотрел, как Софи уходит от него, одна, в пижаме, по направлению к Олд Бромптон-роуд.
* * *Вернувшись в дом, он обнаружил Матиаса, сидящего в саду.
– Мы оба должны дать себе второй шанс.
– С этими вторыми шансами никогда ничего хорошего не получается, – проворчал Антуан.
Матиас достал сигару из кармана, снял с нее обертку, повертел в руках и раскурил.
– Это верно, – признал он, – но мы – другое дело, мы же не спим друг с другом!
– Ты прав, это действительно огромное преимущество! – насмешливо согласился Антуан.
– А чем мы рискуем? – спросил Матиас, разглядывая завитки дыма.
Антуан встал, отобрал сигару у Матиаса. Он пошел к дому, но вернулся с порога.
– Ладно, хватит шуток!
И зашел в гостиную, выпустив изо рта огромный клуб дыма.
* * *Благие намерения следовало воплотить на практике не откладывая, а значит, начиная с завтрашнего дня. Взбивая шампуневую пену на волосах, Матиас во все горло распевал в своей ванной арию из «Травиаты», хотя на душе было муторно. Большим пальцем ноги он повернул кран, чтобы вода шла погорячее. Струйка, льющаяся в ванну, была совсем ледяной. По другую сторону стены Антуан, с резиновой шапочкой на голове, тер себе спину волосяной щеткой под обжигающим душем. Матиас зашел на половину Антуана, открыл дверцу душа, выключил горячую воду и вернулся к себе в ванную, оставляя по пути вереницу маленьких клочков пены на паркете.
Час спустя оба встретились на площадке второго этажа, в одинаковых домашних халатах, застегнутых на все пуговицы. Каждый направился в комнату своего ребенка, чтобы уложить его спать. Оказавшись вновь на площадке, они скинули халаты на пол и, шагая в ногу, спустились по лестнице – на этот раз в трусах, носках и белых рубашках при бабочках. Они натянули брюки, висевшие на спинке большого кресла, завязали шнурки на ботинках и, наконец, уселись на диван в гостиной, рядом с няней, вызванной по такому случаю.
Оторвавшись от кроссворда, Даниэль позволила своим очкам соскользнуть на кончик носа и по очереди оглядела их.
– Не позже часа ночи!
Оба мужчины вскочили и направились к входной двери. Когда они уже готовы были покинуть дом, Даниэль заметила халаты, валявшиеся на ступеньках, и поинтересовалась, не знают ли они слова из шести букв, означающего «большой беспорядок».
На дискотеке было полно народа. Матиаса прижало к бару, куда с трудом пробирался Антуан.
Некое создание, казалось, сошедшее со страниц модного журнала, подняло руку, пытаясь привлечь внимание бармена. Матиас и Антуан обменялись взглядами, но дело выглядело вполне безнадежным. Даже если один из них и набрался бы духу заговорить с ней, грохот музыки свел бы всю затею к нулю. Наконец бармен осведомился у молодой женщины, что она желает выпить.
– Все равно что, лишь бы в стакане был бумажный зонтик, – ответила та.
– Пойдем отсюда? – прокричал Антуан на ухо Матиасу.
– Последний, кто доберется до гардероба, платит за ужин, – отвечал Матиас, безуспешно стараясь перекричать голос Паффа Дэдди.
Им потребовалось почти полчаса, чтобы пересечь зал. Очутившись на улице, Антуан попросил переждать, пока утихнет пронзительный звон у него в голове. Матиас, со своей стороны, почти оглох. Они поймали такси и покатили в направлении клуба, который недавно открылся недалеко от квартала Майфаир.
Перед дверями тянулась длинная очередь. Лондонская золотая молодежь боролась за место. Вышибала заметил Антуана и сделал ему знак, что он может пройти без очереди. Тот, очень гордый, проложил дорогу через толпу, волоча за собой Матиаса.
Когда они добрались до двери, вышибала спросил, а где подростки, которых привел Антуан.
Клуб всегда поощрял тех, кто приходил вместе с родителями.
– Уходим! – немедленно заявил Антуану Матиас.
Еще одно такси, теперь уже в направлении Сохо, где в одном «DJ bouse» намечался концерт в лаундж-стиле. Матиаса водрузили на звуковую колонку, Антуану досталась четверть приставного сиденья… ровно на то время, которое им потребовалось, чтобы переглянуться и двинуться к выходу. Очередной blаск cab повез их к Ист-Энд-Ривер, который на сегодняшний день считался одним из самых модных кварталов.
– Есть хочу, – буркнул Матиас.
– Я знаю один японский ресторанчик неподалеку отсюда.
– Идем куда хочешь, но такси пусть подождет… на всякий случай.
Матиас нашел заведение сногсшибательным. Все сидели вокруг огромной стойки, по которой на движущейся ленте, как на конвейере, перемещались блюда с различными суси и сасими. Никто ничего не заказывал, достаточно было выбрать приглянувшуюся крошечную тарелку, проезжавшую мимо. Попробовав сырого тунца, Матиас спросил, можно ли получить хлеб и кусочек сыра; ответ был тот же, что и на просьбу о вилке.
Он положил свою салфетку на конвейер и вернулся в такси, которое ожидало, припарковавшись во втором ряду.
– Мне казалось, ты голоден? – заметил Антуан, присоединяясь к нему в машине.
– Не до такой степени, чтобы есть окуня пальцами!
По совету водителя, они отправились в « lap dance club». Наконец-то устроившись в удобных креслах, Матиас и Антуан потягивали по четвертому за этот вечер коктейлю, чувствуя, как подступает легкое опьянение.
– Мы слишком мало разговариваем друг с другом, – заявил Антуан, отставляя свой стакан. – Мы каждый вечер ужинаем вместе, но уже почти ничем не делимся.
– Именно из-за таких высказываний я и ушел от своей жены, – отреагировал Матиас.
– Это жена от тебя ушла!
– Ты уже в третий раз смотришь на часы, Антуан; даже если мы и договорились попробовать начать все заново, это не значит, что ты должен действовать из-под палки.
– Ты все еще думаешь о ней?
– Видишь, в этом весь ты: я задаю тебе один вопрос, а ты отвечаешь другим.
– Это чтобы сэкономить время. Я знаю тебя уже тридцать лет, Матиас, и тридцать лет все наши разговоры всегда сводились к твоим делам, так почему сегодня вечером что-то должно измениться?
– А потому, что это ты никогда не желаешь говорить о себе. Ну давай, на спор, скажи мне что-нибудь очень личное, хоть что-нибудь.
У них перед носом танцовщица, казалось, по уши влюбилась в металлический шест, с которым обжималась. Антуан набрал горстку миндаля, пропустил орехи сквозь пальцы и вздохнул.
