Олег Рой - Обняться, чтобы уцелеть
И он снова поднес лезвие к руке.
— Погоди! Нет! — истошно завопило отражение. — Не кори себя! Ты ни в чем не виноват и никого не обманул! Все было совсем не так. В этой игре ты как раз был жертвой, а не охотником…
В первый раз на протяжении всей этой сцены Голубеву изменила выдержка. Он дернулся в ванной так, что вода, испуганно плеснувшись, перелилась через край на кафельный пол под малахит, и изумленно уставился на своего собеседника.
— Что ты несешь?
— Я тебе сейчас все объясню. Подробно расскажу, что произошло на самом деле… Только положи бритву и выключи воду. Я не могу это видеть!
— Ты уверен, что скажешь мне нечто действительно важное?
— Не просто важное. Уверяю тебя, мои слова откроют тебе глаза!
Леонид отложил лезвие и повернул кран.
— Ну?
— Это длинная история… Я расскажу по порядку.
— Нет уж, ты мне зубы не заговаривай! Ответь коротко и по существу. Как это может быть, что обманул не я, а обманули меня? Кто? Кирилл? Чушь собачья! Бред!
— И тем не менее… Вся эта канитель с переселением душ нужна была не тебе, а другому человеку. Он все придумал, и он же все устроил.
— Опять ты несешь ахинею! Придумал все это я! Ну, может, мы с тобой вместе. А уж организовал тем более я. Довел Кирилла до петли, потом соблазнил…
— Нет, уверяю тебя, все было не так! Тебе лишь казалось, что ты стоишь у руля. А на самом деле всем управлял совершенно другой человек.
— Сам Кирилл?
— Да. То есть нет… В общем, не совсем.
— Слушай, я ничего не понимаю! Можешь объяснить толком?
— Говорю же — могу, но для этого надо рассказывать с самого начала.
— Ладно, валяй, так и быть, послушаю, — согласился Голубев, снова занимая удобное положение в теплой ванне. — Но учти, что я пока не отказался от своего намерения. И если твои слова окажутся байкой, я…
— Да понял я, понял! Лучше взгляни-ка сюда. Я тебе кое-кого покажу.
— Надеюсь, не того мерзкого старика, которого ты демонстрировал мне в Лондоне? — усмехнулся Леонид.
— Нет. Это будет совсем другой… совсем другие отражения. Ему померещилось, или с той стороны стекла действительно стало светлее, точно там зажглось несколько невидимых ламп? К величайшему удивлению Голубева, в зеркале появилась целая толпа странно одетых людей. Несколько мужчин были в напудренных париках и камзолах восемнадцатого столетия; еще один — в сюртуке и панталонах пушкинской поры; кто-то в цилиндре, фраке и коротком пальто, знакомом Голубеву по картинам импрессионистов; остальные — в косоворотках, мягких шляпах, френчах эпохи Первой мировой войны, костюмах-тройках и двойках разных стилей, двубортных коротких плащах, как носили в 1960-е, свитерах с оленями, джинсах… Мелькали в этой толпе и женщины, кто в декольтированном бальном наряде; кто в украшенной цветами шляпке и с кружевным зонтиком; одна в костюме и беретке в стиле модерн; другая в приталенном платье с широкой юбкой времен Мэрилин Монро, третья в расклешенных брючках и кофточке-лапше — почти так же одевались девушки во времена его, Леонида, молодости… Одежда, комплекция, лица, прически у всех были разными, но всех роднила одна общая черта — выражение безграничной скорби в глазах.
— Кто это? — удивленно спросил Голубев, разглядывая проходившую перед ним вереницу. — Кто эти люди? И почему они выглядят такими печальными?
— Это отражения, с которыми произошло одно и то же несчастье, — отвечало зеркало. — С их хозяевами случилось то же, что и с тобой, — они поменялись… Теперь эти отражения не могут обрести покоя и вынуждены скитаться где-то между вашим и нашим мирами.
— Послушай, ты меня совсем запутал! — рассердился Леонид. — Если ты хочешь, чтобы я хоть что-нибудь понял, то излагай, пожалуйста, внятно.
— Я так и сделаю. И начну свое повествование с восемнадцатого века. Ты слышал о масонах?
— Ну да, слышал, — кивнул Голубев. — Тайная организация, политическая, религиозная, философская и мистическая одновременно. Многие известные люди были масонами, в том числе треть американских президентов. Не так давно по телевизору была передача, где утверждалось, что масоны — не кто иные, как потомки легендарного рыцарского ордена тамплиеров… Но при чем здесь все это?
— История, которую я должен тебе рассказать, связана с ними напрямую. Она началась более трех веков тому назад в Петербурге. Надеюсь, тебе известно, что во второй половине восемнадцатого столетия масонство проникло в Россию и быстро завоевало популярность? Также ты знаешь и то, что эта организация не была единой структурой, она состояла из множества отдельных автономных подразделений, называемых ложами…
— Да, помню, помню, я читал что-то об этом, — нетерпеливо перебил Леонид. — В том числе и «Войну и мир», где подробно описывается, как Пьер Безухов проходит обряд посвящения. Все это, конечно, очень интересно, но я не понимаю, при чем тут я и какого черта…
— Потерпи… Итак, во времена правления императрицы Екатерины Второй в Санкт-Петербурге возникла масонская ложа, носившая название «Ложа пятерых» — по числу посвященных, которые в ней состояли. Их всегда было пятеро, и если один из участников умирал, на его место приходил следующий. При этом было принято, чтобы новенький — ученик — был не менее чем на десять лет младше самого молодого из членов ложи. «Ложа пятерых» была, если можно так выразиться, особо тайной из всех самых тайных подразделений, отбор в нее проводился еще строже и внимательнее, чем в другие.
— Почему?
— Это объяснялось родом занятий ложи. Вообще-то многие масоны имели то или иное отношение к оккультизму… Но «Ложа пятерых» продвинулась в этом направлении намного дальше других. Последний возглавлявший ее Мастер — его настоящее имя было Альберта Камилло Бернандино, но этого почти никто не знал, все называли его просто Магистром — был практикующим алхимиком и магом и достиг в своем деле необычайных высот. О его умениях можно рассказывать очень долго, но для нас с тобой сейчас важно только одно.
— И какое же именно?
— Тебе, наверное, известно, что долгое время серебряные зеркала умели производить только в одной-единственной стране — в Италии, точнее, в Венеции, которая была тогда отдельным государством? Зеркальные заводы были сосредоточены на острове Мурано, практически изолированном от всего остального мира, и мастерам-стекольщикам запрещалось покидать остров под страхом смертной казни…
— Слушай, — не выдержал Голубев. — Масоны, зеркала, стекольщики… При чем здесь я и Кирилл Рощин?
— Чем чаще ты будешь меня перебивать, тем больше времени тебе понадобится, чтобы понять это, — обиделся собеседник.
