Эрик-Эмманюэль Шмитт - Женщина в зеркале
Закончив, он, уверенный, что убедил меня, спросил, что я об этом думаю.
Я ответила первое, что пришло в голову:
— Надеюсь, что с такими гонорарами вы сможете наконец заменить ужасные гобелены в своей приемной.
— Ужасные? Чем?
— Качеством выделки, а в особенности сюжетом. Я ненавижу эту историю.
— Почему?
— Похищение сабинянок? Непристойное похищение. Римлянам не хватало женщин, и они украли их у своих соседей-сабинян. Восхитительный пример!
— Вы предпочли бы, чтобы они предались кровосмешению?
Шокированная этим замечанием, я пропустила его мимо ушей и продолжила:
— А еще хуже вторая картина, «Возвращение сабинян». Годы спустя они приходят забрать своих жен, но те теперь цепляются за своих похитителей, которых успели полюбить.
— А чем же она, по-вашему, хуже?
С такой тупостью я еще не сталкивалась! Мало того, он еще навис надо мной поверх своего стола, вытаращив глаза, как будто и правда хотел понять. Вот осел! Я вежливо поставила его на место:
— Послушайте, я пришла не поболтать о гобеленах, я пришла по личному вопросу.
— Когда вы обсуждаете картины, вы говорите о себе, мадам фон Вальдберг, вы рассказываете свою историю, а не их.
— Ах вот как?
— Да. Вы мне излагаете, что такое для вас насилие и что вам невыносимо.
При этих словах я замкнулась в себе. Имеет ли право человек быть таким поверхностным? Пустая болтовня на неприятные для меня темы, видите ли, излечит меня! Нельзя ли посерьезнее? Видя скептическое выражение моего лица, доктор Калгари снова принялся за свои объяснения лечения психоанализом — этих словечек у него был полон рот — и тут произнес такое, что окончательно вывело меня из оцепенения.
— В какие-то дни вы мне ничего не расскажете, госпожа фон Вальдберг, это будут просто рабочие сеансы. В какие-то дни будете плакать, и это будет шаг вперед. В другие дни вы будете меня ненавидеть. Тем не менее в последующие дни вы начнете меня ценить, слишком высоко ценить, вы воспламенитесь. И это будет переход. Можно уже сейчас предвидеть, что вам покажется, что вы влюблены в меня.
В это мгновение я связала воедино все нити невероятной галиматьи, которую он нес уже около часа, и ситуация прояснилась: он предвещал мне, что у нас с ним будет связь! Этот дамский угодник обольщал меня и еще уверял, что я — вот хам! — сделаю первый шаг. И он вел себя так спокойно, как будто выписывал рецепт.
Подкрепляя слова делом, он добавил, указав мне на покрытую ковром софу:
— Ложитесь сюда.
Я встала и вышла, резким тоном бросив ему:
— Вы ошиблись, сударь, я не из тех женщин.
Этот наглец имел бесстыдство преследовать меня на лестнице своего подъезда — какая невоспитанность! — к счастью, я не расслышала, что он там кричал.
Выскочив на улицу, я добежала до кареты тети Виви и, сев в нее, заявила:
— Вас обманули, тетя Виви. Мало того что это обманщик, он еще и совратитель женщин.
О моя Гретхен, мир населен одними хищниками и наивными людьми. Иногда хищник выглядит простодушным, например как доктор Калгари, а иногда хищник и ведет себя как простодушный, например тетя Виви. Как могла она поверить хоть на минуту, что этот шарлатан, который чванится потешным титулом «психоаналитика» — почему уж тогда не Великого Мамамуши, как мнимые турки у Мольера, — хоть чем-то может мне помочь?
Я постараюсь умерить свой гнев; пойду поглажу свои хрустальные шары.
Если я тебе не противна в таком состоянии, тогда целую тебя.
Твоя Ханна18
Машина чуть не опрокинулась, выехав на обочину, но в последнюю минуту вернулась на шоссе и потом резко, не сбавляя скорости, свернула на уходящую вправо дорогу. Автомобиль с откидным верхом под действием разнонаправленных сил, казалось, подобрался, напряг мускулы.
Шины скрежетали, как доспехи воинов, довольных тем, что идут на штурм.
Энни криком подбадривала их.
Какое опьянение! Ее босые ступни слились с педалями. На всем ходу, чувствуя себя в отличной форме, она ощущала, что слилась с автомобилем, гул мотора заменял ей дыхание, кузов был продолжением ее тела. Казалось, они друг друга уравновешивают, одно движение левого плеча поворачивало в сторону тонну железа. Энни водила машину, как жила, — рискуя жизнью.
Подставив лицо ветру, с распущенными волосами, она глотала хлеставший ее воздух. Это были пощечины, да, непрестанные пощечины одна за другой — вот что делал с ней воздух, вот как он с ней обращался!
Однако ей это нравилось, она на него не обижалась, нет, — она перечила ему, она рассекала его, пронзала насквозь, она выигрывала всегда.
Скорость освобождала ее от печалей, выводила ее к главному: чувствовать себя живой, интенсивно живой, потому что при двухстах на счетчике смерть следит за тобой из каждой канавы.
Послышалась сирена.
— Блядская страна! Пальцем не дают пошевелить!
Вне себя от злости, тем более что уровень адреналина в крови был высок, она остановилась на обочине и смотрела на подъезжавшего к ней полицейского.
Он остановил свой мотоцикл впереди нее, с важностью слез с него и двинулся к ней враскорячку, неся промеж ног воображаемый мотоцикл.
Энни расхохоталась:
— Смешно, правда?
Полицейский нахмурился, готовый возразить, но сдержался и предпочел прибегнуть к стандартным формулировкам:
— Мадам, вам известно, что вы ехали со скоростью двести километров в час?
— Еще бы не известно! Это не каждый сумеет. Малейшая неосторожность — и ты погиб. Вам тоже понравилось?
— Мадам…
— Ну как же! Зачем еще вы пошли в полицию, если не для того, чтобы легально нарушать ограничения скорости? Вы же ездите на мотоцикле не затем, чтобы дедушек на тракторах догонять? К счастью, время от времени попадаются сумасшедшие вроде меня, благодаря которым вы можете разогнаться.
Он растерялся и широко раскрыл рот. Пока она говорила, он постепенно узнавал ее.
— Вы… кинозвезда?
— Энни Ли, да.
Ему казалось, что он попал на экран. Возможно ли такое? Существо, которое он обычно видел с лицом пять метров на три, огромным, импозантным, теперь стояло в нескольких сантиметрах от него и только что мило, естественно ему ответило.
Она улыбнулась, довольная произведенным впечатлением:
— Вы довольны своим мотоциклом?
— Гм…
— Вы сами его выбрали или нет?
Хотя ему и очень хотелось поговорить, но надо было выполнять свою работу.
Но она его опередила:
— А как ваша семья отреагировала? Наверное, мама видеть не могла, как вы забираетесь на эту бандуру, но с тех пор, как вы носите форму, она уже не боится, правда?
