Александра Маринина - Ад
– Ага, – подхватил он, – я сказал, что не бывал, а ты тут же все перевернула с ног на голову и заявила, что, выходит, никакой Америки нет, раз я ее своими глазами не видел. Я тебя тогда сразу зауважал. И страшно злился на Родьку за то, что он ничего этого в тебе не видел и не ценил.
– Злился? – удивилась она. – Я не знала.
– А что ты вообще знала, шмакодявка? – насмешливо поддел ее Андрей. – Ты же была маленькая совсем.
– Да всего-то на два года младше вас с Родиком, не такая уж и маленькая, – возразила Люба.
– Ну, в том возрасте два года – это целая пропасть. Это сейчас два года значения не имеют, а тогда – совсем другое дело. А помнишь, как мы в первый раз все вместе из клуба возвращались после кино и Томка на меня набросилась за то, что я «Войну и мир» не читал и в любви ничего не понимаю?
– Конечно, помню.
– Я ведь, как только в Москву вернулся после каникул, сразу в школьной библиотеке «Войну и мир» взял и прочитал от корки до корки. Про войну было интересно, а про мир и любовь я пролистывал, скучно было.
– А я думала, ты сейчас скажешь, что прочитал Толстого и сразу понял, что любовь – это не ерунда, – уколола его Люба.
– Ничего подобного я не понял, – признался он, – но я понял другое: если Томка в этом разобралась, пробралась сквозь любовную скучищу и что-то поняла, значит, она умнее меня. И тогда я ее тоже зауважал. Кстати, как у нее дела?
– Нормально. Работает, руководит, деньги зарабатывает.
– Оправилась?
– Да как сказать… С виду – да. Спокойная, веселая, по театрам ходит, по концертам, по гостям. Я недавно к ней ездила. Выглядит она хорошо. Но знаешь, что она мне сказала? До смерти Гриши она жила одной жизнью, которая закончилась, ушла вместе с ним. Теперь началась другая жизнь, в которой никто не назовет ее Солдатиком и не скажет, как сильно ее любит. Жизнь, в которой она не любит никого так сильно, как Гришу. Она понимает, что новая жизнь другая, не такая, как прежняя, и ее надо достойно прожить, но ей очень трудно на эту жизнь настроиться, потому что в душе она все равно остается Гришиной женой. Понимаешь? Не вдовой, а именно женой. Для того чтобы жить новой жизнью, надо стать вдовой, а она по-прежнему жена. Тома говорит, что как будто выходит на сцену и произносит текст из совсем другой пьесы. Все актеры играют один спектакль, а она – какой-то другой и никак не может перестроиться и вспомнить правильный текст.
– Понятно, – задумчиво протянул Андрей. – Надо же, какой образ… неожиданный. Томка всегда была ни на кого не похожа.
Люба внезапно улыбнулась и легко прикоснулась к плечу Бегорского.
– А знаешь, что она мне говорила, когда мы были маленькими? Что я должна дружить с тобой, а не с Родиком, потому что от тебя я могу многому научиться и это будет мне полезно, а от Родика никакого толку.
– Да ну? – изумился он. – Правда, что ли? А ты что?
– А я обижалась и возмущалась, потому что какой же должен быть толк от дружбы? Это какая-то корысть получается, а не дружба от чистого сердца. В общем, я ее тогда не понимала.
– А сейчас поняла? – насмешливо спросил Андрей. – Смотри, Любка, осторожней: одно плохое слово про моего друга Родьку – и я тебя загрызу.
– Не дождешься, – рассмеялась она. – Про любимого мужа – только хорошее. Я имела в виду, что с годами поняла, насколько ты не похож на всех нас. А тогда, в детстве, я тебя ужасно боялась. Господи, Андрюша, кажется, это было совсем недавно, всё так свежо в памяти, словно только вчера произошло, а на самом деле так давно… Даже страшно.
– Почти сорок лет, – кивнул он. – Действительно страшно. Сорок лет мы знаем друг друга. Сорок лет ты беззаветно любишь Родьку. Это просто немыслимо! Если бы мне кто-нибудь рассказал, я бы не поверил, что такое бывает.
– Но поскольку ты видишь это собственными глазами, то веришь, – поддела его Люба. – Ой, мы уже почти приехали! Надо же, так заболтались, что я и дорогу не заметила. Повезло мне, что ты к вечеру оказался на месте и так рано собрался домой, ты же обычно гораздо позже уезжаешь.
Андрей притормозил возле арки, ведущей во двор дома Романовых, но въезжать не стал и заглушил двигатель.
– Что случилось? – обеспокоенно спросила Люба, которой предстояло тащить домой груду пакетов, и она рассчитывала, что Андрей довезет ее до самого подъезда. – Ты не будешь заезжать во двор? Мне уже выходить?
Андрей молчал, не отрывая глаз от светящейся вывески над обменным пунктом, расположенным у въезда в арку. В этом обменнике Люба и Родислав всегда в день зарплаты меняли российские рубли на доллары, чтобы потом по мере необходимости производить обратную операцию и менять доллары на рубли, но уже по более высокому курсу. Только таким способом можно было хоть как-то уберечь свои доходы от инфляции.
– Знаешь, почему я сегодня так рано еду с работы? – спросил Бегорский неожиданно глухим голосом. – Мне нужно помочь Вере собрать вещи.
– Она едет в отпуск? – удивилась Люба. – Одна? Вы же всегда ездили вместе, втроем.
– Она уезжает. Совсем.
– Я не поняла, – растерянно проговорила Люба. – Что значит – уезжает совсем? Куда?
– Переезжает к родителям в Томилин. Мы разводимся.
– Господи! – ахнула Люба. – Как же так? Почему? Вы ведь никогда не ссорились, у вас все было так хорошо…
– Да, все было хорошо, – повторил Андрей. – И в один прекрасный день Вера сказала, что больше не может со мной жить, забирает Ленку и возвращается к родителям.
– Но почему? – недоумевала она. – Почему она не может с тобой жить? Ты что, бил ее, плохо обращался, ревновал, денег не давал? Что ты мог сделать такого, после чего с тобой стало невозможно жить?
– Я не знаю, – вздохнул он. – Ты знаешь меня почти сорок лет, ты прекрасно понимаешь, что я никогда не подниму руку на женщину и не буду плохо с ней обращаться, ты знаешь, что я не ревнивый и не жадный. Ну скажи хоть ты мне, чем я мог так провиниться, чтобы со мной невозможно было жить.
– А Вера сама что говорит?
– Говорит, что я очень хороший человек, честный и порядочный, добрый и щедрый, но жить со мной невозможно. Я тебе дословно передаю то, что она мне сказала, никакой отсебятины. В общем, – он набрал в грудь побольше воздуха и развернулся к Любе всем корпусом, – я тебе это сказал не для того, чтобы ты меня жалела, а просто чтобы объяснить, почему я сегодня так рано еду из офиса. Ну и заодно чтобы ты знала, что мы с Верой разводимся.
– А Родик знает?
– Знает, я ему сегодня утром сказал. Но я хотел, чтобы ты узнала об этом от меня, а не от Родика. Так полагается между старыми друзьями. Вера забирает Ленку, теперь я смогу видеть ее очень редко. Мне придется пожертвовать своими отцовскими чувствами, чтобы сохранить позицию.
