Астра - Избегнув чар Сократа
Сам же Краська так не считал. Он ощущал себя совсем взрослым, и с наступившей весной решительно потребовал свободы действий.
— Мяу-мяу-мяу, — басовито произнес он и для убедительности стал царапать когтями входную дверь.
Тасина мама улыбнулась.
— Пусти его, дочка. Теперь не удержишь.
Но Тася лишь оттащила кота подальше от коридора.
— Нет, нет! Ни за что! А если он пропадет?
— Уступи добром, не то худо будет.
— Ничего не будет, — заупрямилась Тася и заперла кота в лоджии. — Там тоже свежий воздух.
— Тогда не плачь, если он сбежит сам, — предупредила мама.
И точно. Краська сбежал. Прыгнул с высоты второго этажа, пролетел по воздуху, правя хвостом точно рулем, мягко приземлился на все четыре лапы и исчез, стелясь по талому снегу.
Неизмеримо было тасино горе. Крася, Красенька, где ты, жив ли?
Напрасно подружки обшарили каждый уголок двора, чердака и подвала, напрасно Проша с друзьями опоясали следами двухколесных байков чуть не всю округу — кот как в воду канул.
— Где он теперь, Ката-Рика? Забыл о нас или вовсе пропал?
И попугай озабоченно молчал, думал, соображал.
Возвратился беглец на десятый день. Грязный и тощий, весь покрытый славой и боевыми ранами. Особенно не повезло его правому уху, кончик которого так и остался в чьих-то зубах. Со всех ног бросился он к миске и ел, ел, вздрагивал, оглядывался и снова ел, ел. Наконец, насытился и привычно вскочил на диван.
— Ой, нет! — замахала руками Тася. — Сначала купаться.
И вымыла кота по всем правилам, теплой водой с мылом. Вот теперь ее котик снова похож на себя, снова чист, пушист и красив на загляденье.
Но что это? Что прошмыгнуло под ее пальцами? Что это снует в шелковистой шубке? Блохи. Верные спутники свободной жизни. Они поселились во множестве. Он то и дело вскакивал, изгибался, цапая себя то за бок, то за хвост.
Ой-ой-ой… Вот так задача. Подумав, Тася подставила табурет, ища на полках ДДТ. Мама выводила им ос, свивших гнездо на балконе. Нашла. Обсыпала сопротивляющегося кота, завернула его в тряпку и… и опустила в квашню для теста, старую, еще бабушкину деревянную квашню, вынув оттуда полиэтиленовые пакеты. Под крышку.
— Посиди, посиди. Как только они выскочат, я тебя выпущу, а квашню чисто-начисто вымою и вытру.
Вот какое решение приняла Тася! И спокойно уселась за уроки.
Вскоре пришла с работы мама. Она просеяла муку, согрела молоко. Дочка давно просила напечь жаворонков с изюминками-глазами. И Олег тоже говорил, что семейный дом тогда «Дом» с большой буквы, когда в нем пахнет пирогами. «Не красна изба углами, а красна пирогами».
— Ополосни квашню, Тася.
В ответ ни звука.
— Тася!
Но Тася будто приросла к месту.
Не дождавшись, мама взялась за дело сама. Сняла крышку… и огромный кот с пеленкой поперек живота прыгнул ей она руки.
Что было потом, пересказывать нечего. Никогда еще не сердилась так тасина мама. Даже попугай словно очнулся от своих раздумий.
— Стыдись, Краська, стыдись, — вспомнил он свою дразнилку, — Краська, ты слышишь?
Но кот лишь дернул изорванным ухом и глубоко вздохнул, не просыпаясь. Повторное купание совсем сморило его. Он отрубился сразу и во сне ему снились его драки, его удалая жизнь.
В апреле в квартире Васиных раздался звонок междугородной. Оказалось, даже международной. Звонил из Швеции Окаста Вехов.
— Астра! Привет! Слышишь меня?
— Как из соседней квартиры, Окаста. Прекрасная связь. Как ты поживаешь? — Она впопыхах соскочила на «ты», и так и продолжала. — Как семья, как работа?
— Все о`кей! Астра… можешь ли ты мне помочь? Я в тупике, непонятно в чем, во мне свершается ужасное — Ничто. Невыносимо. Я сам не свой. Понимаешь?
— Вполне.
— Верю. Можешь ли ты найти человека, чтобы я мог поговорить с ним? Русского, мудрого. Я на краю.
Астра взглянула на календарь. Пятница.
— Я попытаюсь. Перезвони завтра.
— Но приехать смогу лишь в середине мая.
— Перезвони завтра. Там видно будет.
Вечером она подошла к освещенным окнам школы. В вестибюле села на скамеечку в ожидании В-нса. Вслушалась. Спокойна, сосредоточена. Давненько не приходила. И вдруг ощутила сожаление. Не увлеклась ли она так называемой «свободой», не есть ли это очередная ловушка? Вопросы, вопросы.
По одному, по два пробегали знакомцы, бросали приветствия, уходили в зал.
Появился В-нс. Астра вскочила, сложила рука «в намасте».
— Добрый вечер.
— О, какие редкие… редкости к нам пожаловали, — улыбнулся он.
— Редкие гости? — поправила она.
— Нет, редкости, — прислушавшись, повторил он.
— У меня поручение, В-нс.
И кратко пересказала разговор с Окастой. В-нс вслушивался в ее речь, мышцы лица его тончайше подрагивали.
— Вот, я увидел его. Передайте, что я вышел в его пространство и иду навстречу. Пусть выходит и он. Проблема у него сложная, придется разбираться.
— Он в Швеции, и сможет прибыть в мае.
— Это несущественно. Работа уже началась.
— Благодарю вас. Я останусь на занятия, можно, В-нс? — спокойно спросила она.
— Только соберите себя, вы отклонились.
Она кивнула и сосредоточилась.
Занятия проходили несколько иначе, чем раньше. Беседы не было, говорил один В-нс, возражения не принимались, на Астру посмотрели с удивлением, когда она по старой памяти вздернула руку для вопроса. Возросли нагрузки, сменились ключевые слова, появились новые люди, новые вдохновенные лица. Но оставались и прежние, богомольные, обожающе-уповающие, готовые до конца дней отсиживаться под зонтиком В-нса.
Перед внутренним взором Астры возникло кремнистое плоскогорье, тихо лежащее в косых лучах вечернего солнца, ряд древних арочных сооружений.
— Эти стройные аркады — мой дом. Мой дух.
Явственный цветочный аромат и дальний-дальний звук стали подтверждением.
И вдруг послышались необычные слова В-нса. Он говорил о том, что через месяц, одновременно с летним перерывом, он оставляет курсы, где полностью выполнил свое назначение, и дальнейшее его развитие едва ли будет связано с учительством.
Все молчали.
С тех пор, как Проша пошел в школу, хлопот его маме прибавилось. Учился он слабовато, гораздо хуже, чем ожидалось.
— Не огорчайтесь, — говорила учительница Астре. — Он просто маленький упрямец. Все будет хорошо.
Вот и на этот раз его мама опять пошла на классное собрание. Надела шляпку с цветными перышками, взяла сумочку и перед уходом позвонила в соседнюю квартиру.
— Тасенька, — попросила она, — не сможешь ли ты посидеть у нас, пока Проша сделает математику? Как только он все решит, пусть идет гулять.
Тася с готовностью согласилась.
— Как раз у меня сочинение, — сказала она, любуясь цветными перышками. — Как раз я буду писать у вас.
— Вот и замечательно. Кстати, на верхней полочке лежат для вас конфеты. И пусть не забудет надеть куртку, погода ненадежная.
Так и сделали. Проша устроился на одном конце стола, Тася на другом.
«Сочинение» — вывела она на первой странице. «Случай из жизни». И задумалась. О чем писать? Живет себе и живет, без всяких случаев. Она глянула вверх. По хрусталикам люстры перебегали цветные лучики, а за окном из набухших почек яблони уже выглядывали краешки белых лепестков. Вздохнув, Тася старательно вывела на первой странице: «Однажды…» и вновь задумалась, наблюдая, как Проша быстро и небрежно пишет столбики примеров.
— Пиши, как следует, — строго предупредила она. — Не то заставлю переписывать.
— Не заставишь.
— Заставлю.
— Не имеешь права.
— Имею. Надо стараться.
За окном суетливо прыгали воробьи, садились на балкон голуби, а сочинение писать было по-прежнему не о чем.
Вдруг по столу с угла на угол скользнула тетрадка. Ударилась о тасину руку и, вертясь, закачалась на самом краю. Проша выскочил из-за стола и вспрыгнул на тахту.
— Ты куда? А уроки? — Тася держалась строго, как учительница.
— Я уже, — ответил он, подпрыгивая, и вдруг с легкостью сделал сальто вперед.
Тася растерялась. У нее дома это невозможно, неслыханно!
— Перестань! Шею сломаешь! Слезай! Пыль летит!
— Опля! — и второй оборот, сальто назад, получился так же легко, как первый.
Качнув головой, она перелистала его тетрадку.
— Тут одни примеры. А где задача?
— Там опечатка.
— В учебнике? — усомнилась Тася и, перегнувшись, прихватила книжку кончиками пальцев. — Где, которая?
— Девятьсот сорок девятая.
— Ну-ка? «Напишите шесть трехзначных чисел, используя цифры 3, 5, 7, и не повторяя ни одно из них». Как не повторяя? Совсем?
— Я говорил.
— Надо подумать.
— Не буду я второй раз думать!
