Михаил Пак - Эолли или легкое путешествие по реке
Я смотрел на Элеонору, — ее темно-каштановые волосы вились и блестели, спадали шелковыми прядями на плечи. Белая, нежная кожа лица, шеи, без изъянов, без единого родимого пятнышка. Сложенные хрупкие руки пред собой на столе, точеные пальцы. На безымянном — блестело бриллиантовое кольцо, такие же камешки сверкали на мочках ушей. Костюм сидел на Элеоноре безукоризненно, ажурный ворот прозрачной розоватой кофты обрамлял шею. На шее под кожей виднелась голубая жилка. Предо мной сидела Эолли, верней, Элеонора в обличье Эолли. Элеонора… Хозяин дома Марк выглядел тоже великолепно. Оба — просто совершеннейшие существа, любо-дорого смотреть! Они притягивали мое внимание, невидимые теплые флюиды обволакивали меня с ног до головы, мне хотелось говорить им комплименты…
— И чем вы занимаетесь, Андрей? — полюбопытствовала Элеонора, отпив изящным движением из чашечки.
— Я… — ее вопрос застал меня врасплох. — Видите ли… я ловлю рыбу.
— Рыбу? — переспросила удивленно девушка. — Вы хотите сказать — ловите рыбу в свободное время?
— Нет. Именно рыбалка — моя основная работа.
— В самом деле? — Элеонора переглянулась с Марком. — А как вы это делаете, ловите рыбу?
— Летом кидаю удочку с берега, а зимой — сверлю лед.
— А холодно, наверное?
— Да нет. Овчинный тулуп, на ногах — валенки. Я привык.
— Очень занятно… — Элеонора слегка задумалась, обернулась к Романову. — А твой друг ведь пойдет с нами на званный ужин?
— Конечно, — сразу отозвался Марк. — Это не проблема, дорогая.
— Боюсь — задержаться мне здесь не удастся, — сказал я.
— Отчего же? — спросила Элеонора.
— Рыба — существо капризное. День-два пропустил и — нет клева.
— Жаль… А что мне надеть? — переключилась к другой теме девушка, обращаясь к своему хозяину. — То жемчужное ожерелье мне подойдет, Марк?
— В самый раз, — одобрил он. — Замечательно!
— Я куда-то его положила, не могу найти. Пойду — поищу. Не буду вам мешать. — С этими словами Элеонора встала и быстро удалилась, легко взбежала по лестнице, исчезла. Мы остались вдвоем. Наступила тягостная пауза.
— Да, вспомнил, — сказал Романов, тоже вставая. — Минуточку… — И пошел в сторону лестницы, но на второй этаж подниматься не стал. Открыл пристроенный шкаф в нише под лестницей, достал что-то. Вернулся. В руках он держал оранжевую папку.
— Ваш труд, — сказал Марк с блеском в глазах. — Вызволил в последний момент у Трикошина. Возвращаю вам!
Я смотрел с некоторым недоумением на нежданный подарок, потом открыл дипломат, положил в него папку. Подобрал пальто, пошел к выходу.
Я шел быстрым шагом по песчаной дорожке, но у ворот мои ноги вдруг подкосились. Меня под мышки подхватил Марк Романов, усадил в машину.
Когда сторож в своем домике нажал на кнопку и открыл ворота, мы выехали.
— Видишь, как все обернулось, — с сочувствием в голосе, заговорил Марк, переходя снова на "ты". — Я ведь предупреждал… Ты сам убедился — она другая.
Я молчал.
— Но я готов, когда наступит час, расстаться с ней, как и ты, — заключил Романов. — У Элеоноры кончится ресурс нынешней биографии, взамен заработает третья программа, соответственно, придет черед совершенно новой личности. И тогда это будет девушка с другим уже именем. Огорчаться не стоит… Может, тебе удастся сделать новый робот, более совершенный, где учтешь прежние недочеты?..
Я молчал.
— Куда тебя отвезти? — спросил погодя хозяин джипа.
Я смотрел вперед и молчал.
— В гостиницу? Или в аэропорт? Ты скажи, я все устрою с местом, билетом…
— Где тут у вас лес? — спросил я.
— Так по лесу же едем, — не понял Марк, поглядывая на меня.
— Другой лес, глухой, есть?
— Гм… имеется. На тридцатом километре к югу, в сторону Житомира.
— Давай, туда.
— А зачем тебе такой лес? — снова, не понимая, спросил Романов.
— Грибов хочу собрать.
— Я в грибах ни черта не смыслю, какие можно есть, какие нельзя. Постой! А какие сейчас грибы? Зима же.
— Есть, я знаю…
— Тогда ладно.
Джип летел по шоссе вперед как стрела. И вновь я не ощущал время, оно остановилось. Я только увидел вскоре лес, настоящий глухой лес. Автомобиль свернул на грунтовое бездорожье и затормозил у темного пруда. Пруд замерз только с края, тонкий ледок застыл неравномерно и рвано, а посредине зеркалом отражал густые облака. Темный пруд — справа, темный лес — слева. Позади далеко приглушенно гудела автотрасса.
Я взял свои вещи, вышел, захлопнул дверь. Направился вглубь леса, прошел метров тридцать. Огляделся. Небольшая полянка, темные деревья обступали со всех сторон. Чуть поодаль глядел на меня недоуменно Марк Романов. Я подошел к нему, сунул пистолет.
— Держи. Выстрелишь в меня дважды. Пистолет потом бросишь в пруд.
— Ты чего, дружище?! — отшатнулся Марк. — Спятил?! Ум за ум зашел?! А я думаю — какие грибы, озимые, что ли?! А он, оказывается… Вот так дела! Из-за чего?! Из-за какой-то куклы?! Когда вокруг настоящих полно! Я стрельну, как же! — Он передернул на пистолете затвор и выстрелил в землю, выпустил всю обойму. — Пошли, давай, отсюда! — И зашагал прочь.
Я стоял, оглушенный, пахло порохом, дым от пистолета медленно садился в густом воздухе. Когда я вышел из чащи, то услышал звук упавшего предмета в воду. Марк смотрел в мою сторону. Я оглянулся на лес, затем сел на корточки, вынул из дипломата папку, развязал шнурки, взял верхний лист бумаги — то был черновик чертежа — щелкнул зажигалкой, поднес пламя к кончику листа. Он тут же загорелся. Я взял другой лист, приставил к первому, горящему. Содержимое папки постепенно редело. Оранжевая папка… Через сколько же рук она прошла, прежде чем возвратиться к хозяину?.. Подошел Марк, сел подле, глядел на разгорающийся костер. Кивнул:
— Может, оно и правильно. Надо жить реальностью…
А в небе все сильней сгущались тучи, пахло снегом.
— А у тебя трава на лужайке вокруг дома особого сорта? — спросил я.
— Особого, — подтвердил Марк, глядя на огонь. — Из Швейцарии. — И рассмеялся громко. — Искусственная она! Мой компаньон производит. Весной газон убирается в сарай и на его месте растет уже натуральная трава. Этот мой приятель, что газон делает — шутник большой, принес однажды грушу, она так пахла вкусно и ароматно, а оказалась искусственная. Я об нее чуть зуб не сломал.
Марк довез меня до Крещатика, где мы расстались. Он молча подал мне руку, я пожал ее.
* * *Разыскав отель "Океан", я поднялся к себе в номер. Скинул обувь, лег на кровать. Малое пространство комнаты давило на меня. Я подошел к окну, раздвинул шире занавеску. Снаружи виднелись крыши домов, разномастные крыши уступами сбегали далеко вперед. Я обулся, накинул пальто и вышел на улицу. С серого неба лениво падали редкие снежинки. Я шел по улице, разглядывая магазины, прохожих. Дошел до перекрестка, перешел улицу, завернул вправо. Подул ветерок, стало зябко. Я вышел на площадь и увидел несколько желтых палаток, разбитых прямо на асфальте. Возле них толпились люди, держали в руках транспаранты. Их было немного, человек двадцать. Когда я поравнялся с манифестантами, какая-то девица у палатки, укутанная множеством одежек и платков, оттого выглядевшая толстушкой, окликнула меня:
— Эй, хлопец, поди сюды, а то бачу — замирз! — И подала мне чай в бумажном стаканчике, налитый из большого термоса.
— Спасибо! — поблагодарил я, принимая стакан. Чай был в самый раз, душистый, горячий, и, на глазах остывал от холодного воздуха, снежинки залетали в стакан и таяли.
— А ты чи с Харькивчины, чи Запирижья? — задала вопрос девушка.
— Из Москвы я.
— Ого! Откуда тебя принесло! — заметила она, переходя на русский. — А мы, видишь, бастуем. Давай, присоединяйся, выручай братьев-славян.
— А что требуете? — спросил я.
— Доступности медицины, образования, рабочих мест. Улучшения жизни одиноким людям.
— А к какой партии вы относитесь?
— Мы не левые и не правые. Мы — посередине. Наша партия — партия свободных людей! Разве у вас, в России, лучше обстоит дело с образованием, медициной, занятостью населения, проблемами одиноких людей?
— Да, — согласился я, — везде одинаково. И что, кто-нибудь из городского начальства вышел к вам поговорить?
— Как же, дождешься от них! — бросила сердито девица. — Они там, в тепле, у камина французское вино пьют и баб голых тискают!
— А что тогда зря мерзнуть?
— Не зря! Нас вначале пять человек было, а сейчас двадцать пять! Если молчать, они не зашевелятся!
Допив остывший уже чай, я смял стакан, кинул в урну и зашагал дальше. Но вскоре услышал за спиной догоняющие шаги и звонкий окрик:
— Постой, москвич!
Я обернулся. Давешняя девица, запыхавшись от быстрой ходьбы, сунула мне в руку брошюру.
