Уокер Перси - Ланселот
Поднимавшаяся по небосклону луна становилась ярче и меньше. Огромный бастион туч откатывался в сторону. Пики, ледники и плоскогорья Анд проплывали у меня за окном. Я сидел с открытым ртом. Дышать было тяжело, словно у меня астма. У меня нет астмы. Я бросил взгляд на настольный барометр «Аберкромби и Фитч», который Марго подарила мне на Рождество. Он показывал 735 миллиметров. Я подошел к открытой двери. Дети и подростки в ярком лунном свете играли на дамбе. Тишина, наступившая в разгар коловращения тайфуна, вскружила им головы. Одни с серьезным видом трудились над пирамидами будущих костров, подтаскивая к ним ивовые сучья и автомобильные шины для дыма, другие кувыркались или ложились на краю дамбы на бок, а потом скатывались с откоса. Какая-то девочка, поддерживая руками подол длинного белого платья, танцевала французскую кадриль, семеня то вперед, то назад, приседая и покачивая головой из стороны в сторону. Разреженный недвижимый воздух доносил до меня их крики, приглушенные как сквозь вату. Вдруг выделился голос девочки. Она пела. Ее голос звенел в застывшем воздухе. Песня была старая, из тех, что не забыты еще потомками смешавшихся с индейцами и неграми французов и испанцев, мне ее уже доводилось слышать в Бробридже.
Mouton, mouton — et où vas-tu?
A l’abatoire.
Quand tu reviens?
Jamais — Baa![125]
Странно. Вроде бы на Английской излучине нет таких полукровок. Разве что несколько негритянских семейств с французскими фамилиями, называющих себя «свободными джеками», поскольку, согласно легенде, их предкам свобода была дарована генералом Джексоном за услуги, оказанные во время битвы при Новом Орлеане.[126]
Откуда она взялась?
+++В 1862 году мой прапрадед Мэнсон Мори Лэймар, капитан 14 виргинского пехотного полка, нанес в долине Шенандоа удар по войскам А. П. Хилла,[127] блокировавшим переправу Харпера, захватил тринадцать тысяч пленных, после чего узнал о нападении Макклеллана на Ли в Шарпсберге[128] — это в семнадцати милях, — совершил марш-бросок, подоспел как раз, когда правый фланг Ли дрогнул, и с ходу ввел свою роту в бой. Это был самый кровавый день войны. Говорят, прапрадед избегал упоминать о нем. Впрочем, он вообще избегал пустых разговоров. Предпочитал помалкивать. Мой дядя сражался на Аргоннских высотах. Говорил, это было ужасно. Но добавлял, что за сорок лет он с тех пор так ни разу и не ощутил той полноты и реальности жизни.
Мой сын отказался ехать воевать во Вьетнам, залег на дно в Новом Орлеане, живет в старом трамвае, пишет стихи и предается нетрадиционной любви. Кто прав — он, я или ты?
+++Сегодня утром я ходил навестить Анну. Мы разговаривали. Она сидела в кресле. Она поправляется. Говорит медленно и монотонно, тщательно подбирая слова, как человек, приходящий в себя после инсульта. Но она поправляется. Она причесалась, надела юбку. Сидела, подвернув под себя ногу и натянув подол на колено, как положено приличной девушке из Джорджии. Я сказал ей, что скоро выписываюсь, и пригласил поехать со мной.
— А куда ты собираешься?
— Еще не знаю.
— Понятно.
Помолчав, она сказала:
— И ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?
— Да.
— Зачем?
— Просто так. Я хочу, чтобы ты была со мной.
— Ты меня любишь?
— Я не знаю, что это значит. Но ты мне нужна, а я нужен тебе. Я заберу к себе и Сиобан тоже.
— Понятно. — Похоже, она уже все знала о Сиобан. Это ты ей рассказал? Она кивнула. — Новая семья. Новая жизнь.
Больше она ничего не сказала, но продолжала кивать. Хотя не могу утверждать, что она вообще меня слушала. Как ты думаешь, она поедет?
+++Ты слышишь эту музыку вдали? Нет? Ну, значит, она мне почудилась, или это отголосок сна, точнее, видения, которое недавно меня посетило. Но могу поклясться, я отчетливо слышу, как маршируют и поют молодые ребята — бодрый такой, ритмичный марш. Может, это оркестр на параде Марди-Гра? Нет. Конечно же, ты прав, ноябрь на дворе, какой Марди-Гра? К тому же на школьный оркестр не похоже. Поют и маршируют взрослые мужчины. Всё гораздо весомее и четче, так у школьников не получится.
Анна сегодня получила печальное известие. От сердечного приступа у нее умер отец. Теперь она, как я, одна на всем белом свете. Он ничего ей не оставил, кроме хижины, амбара и пятидесяти акров земли в горах Блю-ридж близ Лексингтона, в Виргинии. Ну вот, все и решилось. Никаких метаний, оно и к лучшему. Кроме того, думаю, это знак свыше. Как раз в Виргинии нам и положено собраться. Теперь мне это совершенно ясно.
Почему в Виргинии?
Да ты что, не понимаешь? Все начнется в Виргинии. Как раз там живут люди, которые это сделают. Тогда, в начале, тоже все зародилось в Виргинии, или во всяком случае там были люди, способные понять идею великой Революции, они поднялись на борьбу и победили. Они начали и вторую Революцию, которую мы загубили. Возможно, третья Революция закончится по-другому.
Ну не в Калифорнии же ей начинаться! Она начнется в Виргинии.
Виргиния!
Неужели ты не понимаешь? Виргиния — не Север и не Юг. Она и то, и другое и ни на что не похожа. Она между. Остров между двух катастроф. Она обращена в обе стороны — к вымирающему оскверненному Северу и к цветущему, но порочному и всуе поминающему Господа Югу. Северянин — в глубине души порнографист. У него абстрактное мышление, плюс гениталии. Его душа в Гарварде, абстрактном капище, огромном замкнутом, стерильном университете, лозунг которого — истина, но уже лет сто никто там никакой существенной истины не находил. Его тело живет на 42-й улице.[129] Вы думаете, Гарвард и 42-я улица между собой не связаны? Это стороны одной медали. А южанин? Начинает джефферсонианским скептиком, а заканчивает жуликом-христианином. Ему удается вплотную приблизиться к своей сути, каковая состоит в том, чтобы становиться все большим и большим жуликом и христианином. Хотите я вам нарисую портрет нового южанина? Это Билли Грэм по воскресеньям и Ричард Никсон[130] в остальные дни недели. Он взывает к Господу и крадет, он занимается сразу и бизнесом, и политикой. В Луизиане крадут все у всех. Поэтому мафия и перебралась на юг — она предпочитает воровство порнографии. Все кончится тем, что мафия и профсоюзы приберут к рукам Юг, а порнография — книги, фильмы, пьесы — завладеет Севером, и все будут жить счастливо.
Калифорния? Запад? Здесь объединяется и то, и другое — Билли Грэм об руку с Ричардом Никсоном, — азарт, наркотики, порнография и развоплощающие человека идеи, самые абстрактные и бредовые из всех, что когда-либо посещали человечество в его неприкаянных блужданиях.
Вашингтон можно выбросить на свалку. Это все знают. Он отдан на откуп политиканам, бюрократам, пьяным конгрессменам, лживым президентам, проповедникам из Белого дома, ЦРУ, ФБР, мафии, Пентагону, порнографистам, фиглярам, мерзавцам, взяточникам и взяткодавцам, богатым северным подонкам и склеротическим южанам, и порнографии во всех жанрах — в книгах, фильмах, пьесах, телевизионных передачах, мыльных операх, он отдан педерастам, лесбиянкам, абортариям, христианским догматикам и антихристианским догматикам, вымирающим школам и курсам ебли для школьников.
А жители Виргинии? Может, они еще и не понимают этого, но они — последняя надежда третьей Революции. Первая Революция победила в Иорктауне.[131] Вторую проиграли при Аппоматоксе.[132] А третья начнется здесь, у реки Шенандоа.
Вот теперь я вспомнил, где я слышал эту музыку. Ты веришь в сны? То есть ты веришь, что сны сбываются? Ну-ну, улыбайся, улыбайся. Господи, неужто ты ни во что больше не веришь? Ты опять улыбаешься. Ведь это твой Господь любил являть откровения во снах. Нет, то, о чем говорю я, не было Божьим откровением, это было мое собственное видение грядущего. Я знаю, что будет. Мне это приснилось, но это грядет и наяву.
В горной седловине над долиной Шенандоа стоит юноша. На плече у него винтовка. Он очень загорелый, потому что жил в лесу. Освещенный закатным солнцем, он вопреки жаре стоит под дикой вишней неколебимо, неподвижно. Он чего-то ждет и к чему-то присматривается. Чего он ждет? Какого-то знака? Кто он? Белый англосакс протестант из Виргинии? Ирландец из Новой Англии? Креол из Луизианы? Еврей? Чернокожий? И где он живет? Трудно сказать. Он смугл, как индеец. Но с тем же успехом он может быть израильтянином из кибуца. Единственное, что можно о нем сказать, это то, что он осторожен и что-то замышляет. Но чего он ждет? А вот чего: ручным зеркальцем, вспыхнувшим в последних лучах солнца на вершине Северного хребта, ему послан сигнал. Однако он продолжает ждать. Солнце заходит, и вокруг быстро темнеет. Он поворачивается к северо-востоку и смотрит на слабое зеленоватое сияние великих умирающих городов Севера от Вашингтона до Бостона.
