Виктор Голявкин - Избранные
— У всех есть родители… — вздохнула Катя. — У Виконта ведь тоже есть родители, вы их никогда не видели?
— Нет, к сожалению, я никогда не видел его родителей, — сказал я.
— И мы не видели.
— Заходите к нам вечерком, если еще задержитесь.
— Спасибо, но бои закончены, вечером отчаливаем.
— Если увидите Виконта, напомните ему.
— Передайте, чтобы он вернул нам деньги, — сказал Картошин.
— Мне бы только его увидеть.
— Вы-то его увидите.
— До сих пор не удавалось.
— Ну, всего хорошего.
Мы вышли из русла реки и уже на берегу разошлись в разные стороны.
Я ему напомню. Я ему передам привет справа апперкотом в солнечное сплетение!
10Мысль послать в Баку телеграмму неотступно меня преследовала. Кому послать? Родителям ни к чему. А если Ирке? Разве будет она меня встречать? Вот и посмотрим, будет она меня встречать или не будет. Припрется с гимнастом. Ну и пусть. Очень даже хорошо, вдвоем встречают меня с победой, а чего плохого? Надо, надо послать телеграмму во что бы то ни стало. Не часто я бываю в других городах, послать ей телеграмму!
Как назло, на почте наши ребята болтались, не хотелось мне при них посылать. Начнется: кому да что. Не так-то сразу от них отделаешься. Я с ними вышел, а сам думаю: как бы мне улизнуть обратно на почту? Попробуй улизни! Сразу: ты куда? — и за мной. Не предполагал, что так трудно телеграмму послать. Повернулся и побежал от них со всех ног. Наверно, решили, с ума сошел, До чего дружные ребята, сил нет. Возвращаюсь в общежитие: уезжаем ранним поездом, чуть не опоздал. Билеты обменяли. С какой стати? Некогда расспрашивать. И-И сует перчатки, целую связку, держи, не забудь, отвечаешь. Пристали, зачем побежал, скорей, скорей, до отхода осталось мало. Сумасшедшая спешка, из-за телеграммы мог остаться здесь. Телеграмму послал, а сам остался, нелепица полная. Но при такой ситуации, значит, телеграмма липовая, поезд другой. Напрасно слал, выходит. Напутал все на свете, а я-то тут при чем? При чем, ни при чем, а напутал. Надо вторую телеграмму, а времени не хватает. Проверяю чемодан — запропастились трусы. «Ребята, вы не видели мои трусы? Я в них выиграл, где мои трусы, в которых я выиграл? Я с ума сойду, никто не видел?» — «Ах, отстань, бога ради, никто не видел твои трусы, не мешай, и так опаздываем, не до трусов!» — «Куда же они запропастились? Не могут же они улететь, ребята, где мои трусы! Я в них выиграл, не могут трусы испариться!» Вот они висят на окне, вчера переодевался и бросил их, а сейчас забыл. Хватаю трусы, запихиваю в чемодан, выскакиваю за командой, думаю о телеграмме. Наш капитан остался, приболел. Скорей, скорей на трамвай, на вокзал, на поезд. Неужели нельзя было заранее и спокойнее? Зачем обменивать билеты? С шахматистами никогда бы такого не произошло, верно рассуждал Дубровский.
Рассаживаемся в вагоне, толкотня обычная, будто расположиться не успеют. Надо, надо телеграмму мне послать! Есть у кого-нибудь листок и карандаш? Ни у кого нет? Неужели ни у кого нет чистого листка? Прошел по всему вагону, заняты своими чемоданами, ноль внимания. Ага! Отрываю от газеты корешок. У кого есть чем писать? Напротив меня сидит парнишка, а из кармана у него три авторучки торчат. Почему молчит? На весь вагон ору. «А я и не слышал, что вам авторучку, зачем на весь вагон орать, спросили бы у меня». Хватаю авторучку, пишу: «Произошла ошибка. Поезд приходит („Когда приходит поезд, вы не скажете, когда приходит поезд? Спасибо большое, это точно?“) десять часов утра завтра. Вагон („Какой наш вагон, будьте добры, скажите, какой наш вагон? Вы уверены? Спасибо“) два. Поезд („Номер поезда какой?“) двадцать восьмой». Выскакиваю на перрон. До отхода три минуты. Не успеть. У вагона провожающие. Кидаюсь к симпатичной старушке: «Будьте добры, я вас очень прошу умоляю, пошлите эту телеграмму, мне не успеть».
Поезд трогается, вскакиваю в вагон. Пробираюсь к своим.
— Опять ты пропал? А где перчатки?
— Ой, где перчатки?
— Я тебе вручил перчатки, где они? Куда ты их дел? — наседает на меня И-И.
— Я их оставил в комнате.
— Ты их оставил?! Не те мне попадаются, дурья голова! Я же просил тебя держать и не выпускать из рук?
— Просили. Я их выпустил из рук, и они остались в комнате.
— Полюбуйтесь! Дубровский, полюбуйся на него! Он их выпустил из рук! Куда ты все время бегаешь как ошпаренный? Ребята, куда он бегал, что с ним? Дубровский, ты не знаешь, что с ним? Ничего нельзя доверить! Никому нельзя доверить! Что мне с вами делать!
— Надо дать телеграмму, — говорят ребята, — Фазанов привезет перчатки.
— Надо дать Фазанову телеграмму, — повторяю я обрадованно.
— Да ты и телеграмму-то послать не можешь, поручи тебе.
Навалились на меня телеграммы, теперь пойдет. Телеграммный период начинается.
Прошелся по вагону, расстроился из-за перчаток. Все было хорошо, надо ему перчатки совать! В тамбуре прижался носом к стеклу, загляделся на виноградники. Необозримые сады вплотную к горам. Больше всего за свою жизнь я съел винограду и помидоров…
Ребята прискакали.
— Ах, ты опять сбежал!
— От вас сбежишь!
— Ты теперь в зале с нами занимайся, нечего тебе с новичками прохлаждаться.
— Азимов разрешит — я с радостью.
— Да он нам сам сейчас сказал.
В вагоне И-И подтверждает: теперь я буду заниматься с разрядниками, у него есть план на будущее.
— Какой план?
— Если бы перчатки не выпустил из рук, а поскольку ты их выпустил…
Махнув обиженно рукой, залезаю на полку…Сон мне снился дурацкий, будто в кировабадской столовой, где мы ели, натаскали юпитеров, свет адский и адская жара, снимают для хроники команду за едой. Но ни у кого не оказывается вилок. Мы кричим, чтобы нам дали вилки, эпизод уже снимается, кадры пропадают впустую, нету вилок. Ба, да это московский режиссер руководит съемками, кричит, ругается, размахивает руками: «Дайте им вилки, остановите съемку!» А оператор шпарит, съемку не останавливает и хохочет. Смеющиеся официантки кидают нам вилки, много вилок парят в воздухе, как странные птицы, и опускаются медленно на стол. Хохот сплошной. Дальше я не помню…
Утром И-И потянул меня за ногу: «Приехали, сводный оркестр Каспийской флотилии тебя встречает». Меня действительно должны встречать, разумеется не оркестр, спрыгиваю с полки, натягиваю спортивный костюм. Подходит поезд к перрону. Встречающие машут руками, улыбающиеся лица, я ищу ее. Не успел помыться, сонное состояние, проспал все на свете.
Тихо спрашиваю стоящего рядом Шароева:
— Тебе снились когда-нибудь летающие вилки?
Он посмотрел на меня с удивлением и ответил:
— Селедки снились.
Я схватил свой чемоданчик и стал протискиваться к выходу.
11Я выходил из вагона и ахнул: увидел ее с отцом, матерью и бабушкой, подслеповатой старушкой, вечно шнырявшей с сеткой по магазинам. Ирка смотрела в сторону, на окно. Родители ее разговаривали между собой, а бабушка моргала глазами и, по-моему, ничего вокруг не замечала. Я судорожно дернулся с площадки в сторону и юркнул в толпу. Кажется, окликнул меня Азимов, но голос его только подхлестнул меня, и я налетел на носильщика, который крепко выругался. Смыться скорей с глаз неожиданно нагрянувшей семейки! Встречали они не меня, по всей видимости. Телеграмму я не подписывал — вполне возможно, имеются у них в Кировабаде родственники или знакомые. Оказавшись в безопасности, далеко за спинами встречающих, я отдышался. Наши меня не преследовали. Теперь мы дома, и нечего за мной по пятам ходить. Появление на вокзале всей семьи настолько меня ошарашило спросонья, что я до сих пор не мог прийти в себя. Единственно, я ожидал ее увидеть в обществе гимнаста.
Немного успокоившись, я захотел поглядеть на них со стороны, как семья будет вести себя. Я перешел через линию, на главный перрон, и оттуда стал наблюдать из-за толпы. Постепенно перрон пустел, прошла наша команда. Я видел, как отец Ирки зашел в мой вагон и вскорости вышел. Они еще немного постояли и медленно двинулись в мою сторону. Вид у них был растерянный, оно и понятно — никого не встретили.
Я пропустил их вперед и двинулся следом, прячась за прохожих.
— Чьи-то фокусы, — сказал глава семьи.
— Прибавим шагу, — сказала супруга.
Старушка захныкала, и они пошли так же медленно.
— Такси нам, конечно, не взять в такой толчее, — сказала она
— Какое там такси, — сказал глава, — век тут проторчим.
— Давайте на трамвайчик, — сказала старушка.
— Ты не забыл, сегодня нам в театр, — сказала супруга.
В это время Ирка повернулась, но меня не увидела. От волнения я не расслышал, что ответил глава семейства. Тащиться за ними не было смысла. А впрочем, почему бы не сесть с ними в трамвай, необязательно я с поезда. Даже интересно. Но я повернул к автобусной остановке, рассчитывая встретить их возле дома как ни в чем не бывало.
