Эмиль Ажар - Страхи царя Соломона
Но уговоры были бесполезны. Царь Соломон оставался «непростительным». Он так свыкся со своим готовым платьем, что и слышать ничего не хотел. Я даже не знаю, действительно ли я все это говорил, а он выслушивал мои мольбы, умолял ли я его громко, шепотом или молча, мы ведь были почти как отец и сын, а при таком взаимопонимании и говорить-то нечего.
Я посидел еще немного, подождал, не подбросит ли он мне что-нибудь такое, что можно будет принести мадемуазель Коре, но, видимо, он это приберег для другого раза. И даже глаза закрыл в знак окончания беседы. С закрытыми глазами, неподвижный и отключенный, он был еще серее, чем на полном ходу.
36
На коммутаторе меня ждало сообщение от мадемуазель Коры. Она просила ей срочно позвонить. Я набрал ее номер, и она тут же отозвалась:
— Жанно! Как мило, что ты мне звонишь.
— А я и так собирался это сделать.
— Такая чудесная погода, и вот я подумала о тебе. Ты будешь смеяться, но… — Она засмеялась. — Я подумала, что было бы приятно покататься на лодке в Булонском лесу.
— Что?
— Покататься на лодке. Денек выдался как на заказ для катанья на лодке в Булонском лесу.
— Господи!
Я не мог сдержаться, я чуть не завыл.
Она была довольна.
— Конечно, тебе это и в голову не пришло бы, верно?
Я поглядел на ребят, сидящих у коммутатора: Жинетт, Тонг и братья Массела, в обычной жизни они были студентами.
— Мадемуазель Кора, а вы уверены, что есть такая возможность? Я никогда об этом не слышал.
— Катанье на лодке. Я часто каталась в Булонском лесу. Я прикрыл рукой микрофон и сказал ребятам глухим голосом, настолько я был взволнован:
— Она хочет кататься на лодке. В Булонском лесу, черт подери.
— Подумаешь, пойди погреби, что особенного, — сказала Жинетт.
— Нет, но шутки в сторону, она что, совсем спятила или как? Не стану же я средь бела дня грести! У нее крыша окончательно поехала. Я предложил ей тактично:
— Мадемуазель Кора, я могу вас отвести в зоопарк, если вам угодно. Вам будет приятно. А потом пойдем есть мороженое.
— Почему ты хочешь идти в зоопарк, Жанно? Что это тебе взбрело в голову?
— Вы могли бы изящно одеться, взять белый зонтик, и мы полюбовались бы красивыми зверями! Красивые львы, и красивые слоны, и красивые жирафы, и красивые гиппопотамы. Что скажете? Там полно красивых животных.
— Послушай, Жанно! Почему ты со мной разговариваешь как с маленькой девочкой! Что это на тебя нашло? Если я тебе надоела, то скажи… Голос ее осекся.
— Извините меня, мадемуазель Кора, но я волнуюсь.
— Господи, с тобой что-то случилось?
— Нет, но я всегда волнуюсь. Хорошо, это решено, мы не пойдем в зоопарк, мадемуазель Кора. Спасибо, что вы меня вспомнили. До скорого, мадемуазель Кора.
— Жан!
— Уверяю вас, мадемуазель Кора, я очень тронут, что вы обо мне вспомнили.
— Я-не-хочу-идти-в-зоо-парк! Я хочу кататься на лодке в Булонском лесу! У меня был друг, который меня туда всегда водил. Ты себя плохо ведешь со мной! Что ж, видно, придется иначе.
— Послушай, Кора, заткнись! Не то я сейчас приду и всыплю тебе как следует! И я повесил трубку. Она наверняка была счастлива. Есть один тип, которому она не безразлична. Я глядел на ребят, а они на меня.
— Скажите, есть ли среди вас чокнутый, который катался когда-нибудь на лодке? В старое время этим будто бы занимались.
Старший из братьев Массела смог что-то смутно вспомнить на этот счет.
— Есть такая картина у импрессионистов, — сказал он.
— Где она?
— Должно быть, в музее «Оранжери»'. Она, наверное, хочет пойти посмотреть импрессионистов.
— Да нет, она хочет кататься на лодке в Булонском лесу, — заорал я. — Нечего пудрить мозги, вот чего она хочет, а вовсе не импрессионистов.
— Верно, — сказал младший из братьев Массела. — Импрессионисты — это на Марне. Мопассан и все прочее. Они завтракали на траве, а потом катались на лодке.
Я сел, где стоял, и закрыл лицо руками. Я не должен был ездить к людям на дом. Одно дело отвечать на телефонные звонки, а совсем другое — ездить по квартирам, туда, где все происходит. Я взял трубку у Жинетт, чтобы сменить ход мыслей. Первый звонок был от Додю. Бертран Додю. На SOS его знали как облупленного. Он звонит уже не первый год, несколько раз в день и в ночь тоже. Он ни о чем вас не спрашивает и ничего не говорит. Ему просто необходимо удостовериться, что мы на дежурстве. Что кто-то ответит. Этого ему достаточно.
— Здравствуй, Бернар.
— Ой, вы меня узнали? Счастье.
— Конечно, Бернар, конечно, мы тебя узнали. Как дела? Все в порядке? Он никогда не отвечал ни да, ни нет. Я представлял его себе хорошо одетым, с легкой сединой на висках…
— Вы меня слышите? Это вы, друг SOS?
— Конечно, Бернар, мы здесь, да еще как! Мы здесь всерьез и надолго, не сомневайся!
— Спасибо. До свидания. Я позвоню попозже.
Я всегда недоумевал, что он делает в остальное время, когда не звонит. И представить себе не мог.
Потом со мной случились еще два-три несчастья на другом конце провода, и я несколько успокоился. Меня это отвлекло от моей проблемы, я был меньше в нее погружен. Я позвонил Алине в книжный магазин, чтобы с ней поговорить. Сказать мне ей было нечего, я просто хотел услышать ее голос, и все. Она получила согласие от дирекции магазина на то, чтобы в понедельник устроить презентацию книги и продажу с автографами. Я тут же позвонил месье Жофруа де Сент-Ардалузье.
— Вот, договорились на следующий понедельник. Они были в восторге, уверяю вас.
— Но неделя — это слишком короткий срок. Нужна какая-то предварительная реклама!..
— Месье Жофруа, тянуть не стоит. Вы и так достаточно долго ждали. Вам надо торопиться. Мало ли что может произойти.
— А что, собственно, может произойти?
Я почувствовал себя идиотом. Я об этом всегда думал, а они — никогда.
— Не знаю, месье Жофруа, что именно может произойти. Да все, что угодно. Вас может убить террорист, книжный магазин вдруг сгорит, сейчас есть такие ядерные системы, которые срабатывают за несколько минут. Одним словом, вам лучше поторопиться.
— Мне семьдесят шесть лет, я ждал всю свою жизнь, я могу еще немного подождать.
— От всего сердца желаю вам еще немного подождать, месье Жофруа. Выигрываешь всегда в конце. У вас правильный взгляд на вещи. Но презентация будет в следующий понедельник, ровно через неделю. Рекламу они обеспечат. Для вашей следующей книги постараемся это получше подготовить, но сейчас уже ничего изменить нельзя. Вот как обстоит дело. Теперь ваш черед, вы должны подготовиться.
— Это самый важный момент моей жизни, мой дорогой друг.
— Знаю, хорошо знаю. Соберите все ваше мужество и подготовьтесь. Там будут представители.
— Представители печати?
— Не знаю, какие представители, я в этом ничего не понимаю, но кто-то там еще будет, как обычно!
— А как я туда попаду?
Это меня развеселило. Подумать только, ему и транспорт подавай!
— Вам ни о чем не надо будет беспокоиться, месье Жофруа, за вами заедут.
Вешая трубку, я все еще продолжал веселиться. Мне следовало бы заниматься рождениями, рождественскими праздниками, добрыми предсказаниями на будущее, чем-то розовым и веселым, всем тем, что начинается, а не кончается. Какая жалость, что месье Соломон не лежит в яслях.
— Твою мать! — сказал я ребятам. — В следующий раз я буду заниматься только новорожденными.
Я снова позвонил мадемуазель Коре.
— Мадемуазель Кора, договорились, поедем кататься на лодке.
— Жанно, мой Зайчик, ты душка!
— Я прошу вас не называть меня Жанно Зайчик, меня от этого выворачивает. Меня надо звать Марсель, Марсель Беда. Запиши это себе, пожалуйста.
— Не сердись.
— Я не сержусь, но имею же я право, в конце концов, иметь нормальное имя, как у других людей.
— В котором часу ты за мной заедешь?
— Не сегодня, у меня много срочных вызовов. В другой день, как только будет хорошая погода.
— Ты обещаешь?
— Да-а-а-а…
Я повесил трубку. От жары можно было сдохнуть, но открывать окно было нельзя из-за шумов с улицы, которые мешали бы разговорам по телефону. Я послушал несколько минут, как говорил младший Массела, который усердствовал, не щадя себя.
— Я знаю, я понимаю. Я видел эту программу. Да, конечно, это ужасно. Я не сказал, что ничего нельзя поделать, Маривонн. Есть мощные организации, которые этим занимаются. Есть Эмнести интернэшнл и Лига по защите прав человека. Подожди минутку…
Он взял сигарету и прикурил.
— Она вчера по телеку видела ужасы в Камбодже, — объяснил он.
— Не глядела бы, — сказала Жинетт.
— Я думаю, что бесполезно протестовать против программ второго канала, Маривонн, поскольку первый канал передает то же самое. Если не в Камбодже, то в Ливане. Я знаю, что тебе хочется что-то сделать. Сколько тебе лет? Так вот, в четырнадцать лет не надо оставаться одной. Ты должна проводить время с ребятами твоего возраста и обсуждать с ними то, что тебя мучает, и после этого тебе станет куда легче на душе. Вот у меня есть список дружеских встреч, которые организованы специально с этой целью. Возьми карандаш, я тебе сейчас его продиктую. Я знаю, знаю, что от обсуждения ничего не изменится, убивать будут так же, но идеи становятся более ясными. Невольно узнаешь географию. А когда идеи проясняются, всегда чувствуешь себя лучше. Ты не хочешь себя лучше чувствовать? Что ж, я и это могу понять, вполне могу понять. Так всегда бывает у тех, кто чувствителен, кто живет сердцем. Но обязательно надо объединиться с другими ребятами; это очень важно. Вы, конечно, ничего не сможете изменить в первое время, ты права. Но во второе и третье время, с ясными идеями, с терпением и настойчивостью, постепенно чего-то удается достичь, и тогда чувствуешь себя куда лучше. Главное здесь — не быть одной, а объединиться с другими, понять, что и у других есть сердце и что многие люди полны доброй воли. Понимаю, все это звучит как утешение, а ты вовсе не ищешь утешения. Могу я с тобой говорить откровенно? Ты мне позвонила, потому что чувствуешь себя одинокой и несчастной. Ну да, и еще потому, что хочешь что-то сделать, для Камбоджи или против нее, в общем, против Камбоджи, — сама видишь, идеи твои недостаточно ясные — и не знаешь, как за это взяться. Итак, у тебя две проблемы: первая — ты одинока и несчастна. Вторая — Камбоджа. Обе проблемы между собой связаны. Но начать надо с первой. Ты можешь не чувствовать себя одинокой и несчастной, это во-первых, это важнее всего потому, что прибавит тебе мужества. А во-вторых, ты перейдешь к другим проблемам, которые тебя волнуют. Совершенно очевидно, что ты нам звонишь оттого, что не знаешь, к кому обратиться. Так что возьми карандаш и запиши список организаций, которые могут тебе помочь. Названия? Сейчас… Помочь тебе — помочь другим…
