Владимир Вертлиб - Остановки в пути
— Прости, я не хотела…
— У, развалина, тебе на свалку пора! — рычит Боря, дав злосчастной кровати пинка. — Тебе там самое место. Ладно, подожди, не на того напала! Чтобы я такой вонючей, грязной сволочи сдался!
— Господи, да что с тобой? Что ты так разволновался-то?
— Кто это разволновался? У меня все прекрасно, это тебе что-то в голову взбрело, а у меня все просто замечательно, я ни о чем в жизни так не мечтал, как о том, чтобы тащить вот эту кровать. Мускулы развивает, и потом, может, сброшу пару килограммов, а? Ты только свой конец подними, и пойдем, и совсем будет хорошо, лучше не бывает.
— Что-то мне твой настрой не нравится, — вставляет Галя.
Он хватает кровать за один конец, Галя берется за другой, и вот они уже тащат ее дальше, мимо того самого места, где мы с Борей разговаривали пару часов назад.
Боря чувствует, как с каждой минутой прибывают силы.
— Да и правда, — утешает он себя, — всего-то ничего осталось. Вот еще квартальчик, и все, а я-то уж думал, не дотащу…
Внезапно улица уезжает куда-то вбок, дома падают вниз, в какое-то мгновение мимо него проносится светло-синяя лента дорожной разметки, а потом яростно обрушивается солнце…
Мы окружаем его, пытаемся поднять. Мы — это многочисленные соседи, друзья, знакомые, зеваки. Я тоже протискиваюсь сквозь толпу и дергаю его за руку. Кто-то пробует делать искусственное дыхание. Все кричат, суетятся, наперебой что-то советуют — кроме Лёвчика. Он стоит поодаль и, как ни странно, молчит.
Вызвали «скорую помощь». Но уже поздно.
Тело уносят.
Уводят рыдающую Галю и голосящую Крейну Соломоновну.
И только чуть позже, когда квартал затих, точно вымер, от предвечернего зноя, я выглядываю из окна и вижу, как двое — мужчина и женщина, возможно, муж и жена — потихоньку уволакивают кровать.
IX. Читатель-нелегал
Бостонская Публичная библиотека снаружи больше похожа на театр. Фасад пятиэтажного здания украшают роскошный лепной декор и эркеры. Библиотека втиснулась за маленьким сквериком между невыразительными коробками из стекла и бетона. Над массивным входом красуется поддерживаемая рядом колонн галерея, на которой возвышаются белоснежные мраморные Эдгар Аллан По, Уолт Уитмен, Генри Лонгфелло, Джеймс Фенимор Купер и Марк Твен — застывшие титаны нетленной американской литературы.
Внутри здания, построенного примерно в тысяча девятьсот десятом году, царят простота и функциональность. В читальном зале расставлены современные полированные белые столы. Узкие, освещаемые неоновыми лампами коридоры между книжными стеллажами немного напоминают подземные переходы или туннели метро. Некогда просторные помещения библиотеки загромоздили антресолями, перегородками и лестницами. Извилистый путь, петляя, ведет мимо бесконечных книжных стеллажей, где спят тысячи книг, расставленных по непонятной системе буквенных и цифровых шифров.
Библиотека быстро становится для меня одним из самых притягательных мест в городе. Я несколько месяцев почти каждый день нырял на большой перемене то в одну, то в другую книгу школьной библиотеки, все на свете забывая, и потому в конце концов мне посоветовали записаться в городскую. «It's the best library you've ever seen in your life, — уверяла меня учительница. — We've got wonderful libraries here in the States… The best in the world».[43] В это я как-то не очень поверил. Я уже тысячу раз слышал, что в Америке, мол, то-то и то-то— самое лучшее, самое красивое и самое большое в мире. А мой учитель истории даже без тени иронии утверждал, будто США — «the richest and most democratic country of the universe».[44] Впрочем, он признавался, что за границей побывал всего один раз — в Канаде.
Но теперь учительница была права: такую большую библиотеку я точно никогда не видел. Филиал Венской городской библиотеки в Бригиттенау занимал всего два зальчика, а пожилая библиотекарша не то что помочь, даже любезно с тобой разговаривать редко изволила. Как-то я у нее спросил, не закажет ли она для меня книги на русском. «Чего? — пробормотала старуха и взглянула на меня сначала растерянно, а потом и с нескрываемым весельем: — Ты что, надо мной издеваешься, что ли?»
Вот тогда-то я в первый и единственный раз увидел, что она умеет улыбаться.
Примерно через час я разобрался в головоломной системе шифров и отыскал пару кассет группы АББА и несколько книг: историю Гражданской войны в Америке, томик рассказов О. Генри (кое-какие его вещи я еще в русском переводе читал) и фолиант под названием «Путешествие в Квебек», который я взял только потому, что на обложке была изображена почтовая карета. В своих фантазиях я часто видел себя дворянином, дипломатом или офицером XVIII века, предпринимающим полное опасностей, авантюрное путешествие. Я бы, конечно, и от книги под названием «Секс: от желания к воплощению» не отказался, тем более что авторы вводили читателя в тему при помощи не только текста, но и фотографий, и всякого наглядного материала. Но не успел я снять ее с полки и начать листать, как мне показалось, будто кто-то заглядывает мне через плечо.
Пункт выдачи книг — в вестибюле. Библиотекарши в светло-голубых блузах с нагрудными карманами, белыми воротничками и белыми пуговицами, со своими табличками с именем, приколотыми к груди, — вылитые полицейские.
Профиль старшей, миссис Райан, необычайно полной дамы лет пятидесяти, недвусмысленно говорит о ее «принадлежности к страдающему и вот уже две тысячи лет преследуемому народу», как выразился бы отец. Движения у нее мягкие и бесшумные, как у кошки, и томные, как в замедленной съемке.
— Как дела? Все в порядке? — спрашивает она у каждого читателя, широко улыбаясь, перекладывая формуляры в специальный ящик, и почти всегда слышит одинаковый ответ:
— Спасибо, очень хорошо!
Миссис Фримен, чернокожая красавица, куда общительнее:
— О, вы выбрали хорошие книги! — говорит она иногда. — Интересные. Вот эту я сама читала. Очень увлекательный детектив…
Миссис Кардуччи, самая молодая, проверяет сданные книги и укладывает их на особую тележку.
Сгорая от нетерпения, я стою в длинном хвосте читателей и жду. Наконец, подходит моя очередь, я выкладываю книги на стол и говорю, что пришел впервые.
— Замечательно! — одобряет миссис Райан. — Вижу, ты уже сам во всем разобрался.
Я киваю.
— Я бы тоже могла тебе все показать, — с улыбкой, мягко упрекает меня она.
— Спасибо, не стоит.
— А ты откуда приехал? — спрашивает она. — По-английски говоришь здорово, но с небольшим акцентом.
— Из России.
— Надо же! Вот и бабушка с дедушкой мои тоже из России были. Из Бердичева. Они еще до Первой мировой в Бостон перебрались… Кстати, у нас и на русском книги есть, и по иудаике, если ты этим интересуешься, а еще целый раздел для новых иммигрантов. Вообще, если что понадобится — обращайся прямо ко мне.
Она добродушно улыбается и протягивает мне листок с правилами пользования библиотекой и формуляр, который я должен заполнить. «Прошу выдать мне формуляр Бостонской Публичной библиотеки…» — читаю я. Имя. Адрес. Номер телефона. Следующий пункт… И тут земля уходит у меня из-под ног. Нет, не может быть! Книги мне никогда не выдадут! Меня душат бешенство и разочарование. Хочется орать, ругаться, топать ногами.
Номер социального страхования!
Надо указать номер социального страхования. Как же я раньше не допер?
Номера договора социального страхования у меня нет, хотя в Америке мы уже почти год. Перебрались из Нью-Йорка в Бостон, потому что тут живут мамины друзья, они нам обещали помочь. О предоставлении вида на жительство мы, само собой, ходатайствовали, но суд первой и второй инстанции отклонил ходатайство, а апелляция ждет своего часа в Верховном суде штата Массачусетс, и шансов на успех почти нет. Само собой, ни у кого из нас и в помине нет карты социального страхования, маленького, невзрачного удостоверения, без которого в Америке тебя не считают полноправным членом общества. То, что я, не имея карты социального страхования, учусь в школе — просто чудо, обстоятельства так удачно сложились, а школьная администрация недоглядела.
От злости я чуть не роняю авторучку.
— Ну, что случилось? — вопрошает миссис Райан, отбирает у меня анкету и просматривает. — Ты что, свой номер социального страхования не помнишь?
Я качаю головой.
— А удостоверение личности какое-нибудь есть?
Я опять качаю головой.
— Кстати, нам еще фотография твоя нужна. Для читательского билета.
Я вот-вот расплачусь.
— Да, а потом его еще родители твои должны подписать.
Ну, вот и все, конец. Отец мне никогда в жизни не разрешит, если там номер социального страхования требуют. На душе погано, примерно так было три недели назад, когда директор нашей Оллстонской средней школы давал рекомендацию лучшим ученикам для перевода в куда более престижную школу Бостонского университета.
