Лебедев Andrew - Орёлъ i соколъ
– От ночи с тремя наложницами, – по-китайски шепнул сзади товарищ Ван Хэ, полагая, что переводчик не станет переводить на арабский эту его реплику.
– В интересах Поднебесной не отказываться, а приобретать, – сказал товарищ Лю ден Лао со своей неизменной исполненной мудрости улыбкой, – мы не станем ни от чего отказываться, господин Ходжахмет, в интересах наших могучих государств только приобретение, только взаимовыгодное сотрудничество, а не самоограничения.
Потому что самоограничения это удел побежденных и слабых.
– Вы правы, господин Лю ден Лао, – сказал Ходжахмет, – вы воистину являетесь достойным преемником великих мудрецов древнего Китая, как мне и говорили о вас.
– Спасибо за приятный комплимент, – прижав руку к груди, сказал Лю ден Лао, – но отчего вы не поинтересуетесь, в чем мы видим наше взаимовыгодное сотрудничество?
Ходжахмет отложил палочки, которыми ел рис, вытер усы и бороду, и с пол-минуты молча пожевав губами, наконец произнес, – мы остались единственными реальными силами на этой планете, господин Лю, и мы должны договориться. Договориться, но не уничтожать друг-друга. Мы должны поместиться на этой планете таким образом, чтобы не мешать друг другу. И именно за этим я сюда и приехал.
– Вы полагаете, что вы уже окончательно покончили с русскими? – спросил молчавший до этого товарищ Ван Хэ.
– Вы ведь знаете, я сам русский, – ответил Ходжахмет, пристально поглядев товарищу Ван в его коричневые глаза, – я сам русский и поэтому очень ревнив в отношении того, как будет делиться русское наследство.
– А вам доподлинно известна дата Третьего Пришествия? – спросил товарищ Лю ден Лао.
Это был главный вопрос переговоров.
Кто знал о Третьем Пришествии, тот знал и о ключе Времени.
А кто знал о ключе Времени, тот знал и имя хранителя Ключа.
Товарищ Ван Хэ внешне сохраняя спокойствие, весь дрожал изнутри и сердце его, изнемогая от избыточного адреналина, стучало, словно дизельный мотор подлодки, на которой товарищу Ван Хэ довелось пройти всю срочную службу после окончания университета…
Товарищ Ван Хэ не сводил глаз с господина Ходжахмета.
– Неужели он знает? Неужели, товарищ Лю ден Лао не ошибся в своих предположениях?
Ведь новый и последний передел мира, о котором писали древние китайские мудрецы, должен произойти тогда, когда соединятся прошлое и будущее…
Ни один из толкователей пророчества не мог объяснить ныне очевидного…
Связь прошлого и будущего, когда соединятся времена.
Так вот…
Знает ли об этом Ходжахмет?
Знает ли он о том, что ключом к новому и окончательному переделу станет ключ от Времени?
– Мне известна дата Третьего Пришествия, – спокойно ответил Ходжахмет, – и мне известно, у кого ключ.
3.
– А не передерутся они за российское наследство? – спросил Мельников.
Они сидели в бывшем кабинете Старцева.
Генерал Ерохин, исполнявший обязанности Командующего резервной ставкой, майоры Грабец, Цугаринов и герой последних событий – Саша Мельников.
На столе стояла початая бутылка коньяка и пять рюмок.
Пятая, накрытая кусочком хлеба – стояла рядом с фотографией генерала Старцева.
– У Ходжахмета встала работа его научного центра, – сказал Цугаринов, – он без китайской помощи теперь никак не сможет продвинуться дальше, ему нужны чистые проводники из Тибета.
– А китайцам нужна Сибирь до Урала, – заметил Грабец, – может они сторгуются?
Ерохин поглядел на Цугаринова и кивнул, угадав его намерение наполнить еще по одной.
– За Старцева, светлая ему память, – сказал Ерохин, – только благодаря его решимости, Ставка выстояла и пока мы еще живы и сражаемся.
Молча выпили.
Ерохин слегка сморщился от резкой горечи не шибко т о марочного грузинского коньяка и задумчиво поглядел в дно опустошенной им рюмки.
– Судя по всему, не долго тебе придется Саша побыть подле жены да маленького сына, – сказал Ерохин, – надо тебе теперь снова собираться к Ходжахмету.
– Вот личные дела ученых Сидельникова и Бурлакова, – оживившийся Цугаринов подсунул Саше две простых картонных папки с бумагами, – тебе теперь предстоит заняться этими господами.
– Мне привезти их сюда живыми? – спросил Саша, ставя рюмку на стол.
– Это был бы идеальный вариант, – кивнул Цугаринов, – но если привезти Сидельникова с Бурлаковым не получится, надо сделать так, чтобы они не успели ничего сделать, когда Ходжахмет привезет Заир-паше новых тибетских проводников.
Значит снова в дорогу?
Значит, снова лететь с генералом Закосовым на его спарке Су-37…
***
– Значит, ты снова улетаешь? – спросила Катя.
– У меня служба, – ответил Саша, щекой прижавшись к катюшиному затылку.
– Мы будем тебя ждать, – тихо сказала Катя, и добавила со вздохом, – ты только помни там, что у тебя есть сын, которому нужен живой отец.
– Буду, – ответил Саша, поднимаясь.
В коридоре его уже ждал ординарец, а на верху, возле устья шахты ждал УАЗик, чтобы отвезти Сашу на аэродром.
Чтобы отвезти Сашу в бездну ВЕЧНОСТИ, где нынче обитал обладатель ключа ВРЕМЕНИ.
Ольгис Гимпель …
Было седьмое октября.
На дворе, ненавязчивой мудростью червонного золота шелестела тихая осень.
Снегирев поймал себя на том, что вот уже минут пять как, выпростав из под одеяла ноги, сидит на кровати и словно растение, без единой человечьей мысли глядит в окно, то ли просто изумленно любуясь парадом каратиновых красок, то ли гармонично слившись вдруг с этим осенним садом – в невольном резонансе союзных с ним вибраций…
В противоречивой прохладе дерев, Снегирев почуял покорную и вместе с тем исполненную благородства готовность этой красоты – умереть… Умереть, выполнив свой долг – родив плоды и накормив птиц… Но умереть красиво, дав свой последний перед смертью парад, перед вечным сном – нарядившись в нежно желтые и в смело – красные цвета.
Зваными гостями на этот праздник, в пустой по утру сад, потихоньку слетались веселые птицы.
И грустные мысли тоже потихоньку слетались в голову Олега.
Потому как для чего еще рдеют осенние сады – как не для пира веселых птиц и не для ветра грустных мыслей в головах созерцателей!
Босыми ногами Снегирев прошлепал к двери.
Отодвинул занавеску, которая была нужна в жаркие дни ушедшего лета. Считалось, что пропуская воздух, она вроде бы как служит преградой для насекомых… Теперь эти высохшие кадаврики, так и не добравшихся до Олеговой крови комаров – черными точечками нарушали белую гармонию подоконника… еще раз косвенно напоминая – что лето ушло безвозвратно..
Лето ушло.
Вот скоро и птицы, склевав остатки черноплодной рябины – улетят в теплые края – в Турцию, в Египет…
И только он – человек – царь природы – останется в зимнем заснеженном саду.
Потому как он – человек – не так зависим от природных колебаний.
Потому, как человек – более сложное творение, нежели комар или птица…
Босыми ногами Олег ступил на холодные, неожиданно неприятные в своей колкости доски крыльца. А в иные времена – когда их нагревало утреннее июльское солнце, это дерево под ногами так приятно и шершаво ласкало его Олегово плоскостопие!
Осень…
Птицы улетят.
Лишь он – царь природы – останется.
Олег Снегирев.
Красный снегирь в белом безмолвии заснувшего Божьего сада.
В царствии своем.
В своем царствии Снегиря. …
Этот сад Олег реконструировал по детским воспоминаниям.
До самых мелочей.
До трещинки в третьей плитке мощения той самой дорожки, до незабываемого изгиба тропинки в том месте, где она пронизывала куст ивняка.
Особенно повозился со старою березой.
Конечно же ее давно срубили, когда луга в пойме реки Пахры тоже стали нарезать под садовые участки.
А ведь с той березой так много было связано.
Сколько было лазано-перелазано по ее податливым и таким удобным для детских игрищ сучкам! Это была ласковая береза. Она любила детей и как бы поддавалась, как иной раз в игре взрослые поддаются любимым внукам. Хочешь почувствовать себя настоящим индейцем? Полезай – не бойся! Не упадешь!
У той березы одна ветка очень характерно отходила от ствола – на высоте поднятых детских рук под самым натуральным прямым углом. И тем самым образовывался как бы удобный турник, или если надо – скамейка – чтобы сидеть вдвоем, а то и втроем – глядеть, как взрослые ребята играют в футбол.
А береза и стояла как раз на краю их футбольной площадки.
Олег помнил, как его дяди – дядя Женя и дядя Толя, когда были еще совсем молодыми – ставили там футбольные ворота, снимали дерн по канту поля и штрафных площадок, обозначали центральный круг. И еще помнил, как дядя Женя учил бросать нож, чтобы тот втыкался в дерево на высоте груди.
Тогда все взрослые с ума сходили по Великолепной семерке с Юлом Бриннером.
