Коллектив авторов - Здравствуйте, доктор! Записки пациентов [антология]
— Мама… в автобусе была, — произнесла Оля дрожащим голосом. И, схватив Митьку за руку, бросилась вон из квартиры.
Собрав всю волю к жизни на кончике сознания, Ирина Геннадьевна мучительно карабкалась вверх из вязкого медикаментозного забытья, цепко обхватившего ее своей огромной тушей. Последним, что она помнила, была неприятная компания гогочущей молодежи, сидевшая перед ней в автобусе.
«Сердечный приступ? Или авария? Автобус стоял у остановки… потом тронулся… А может… меня уже нет? Все, конец? Боже, как же они это переживут?!» — вспыхивало у нее в голове, ритмично отдаваясь тупыми ударами в висках. «А вот парень в белом наклонялся надо мной? Это было — или бред?» — думала она, хватаясь за обрывки воспоминаний. Вдруг отчетливо вспомнилась фраза «что на рентгене?», сказанная сиплым прокуренным женским голосом. «Что это? Пахнет как-то знакомо», — медленно, словно по буквам, спросила она себя. «Да, так в больнице пахнет. И когда Олечку рожала — так же пахло. Я в больнице! Или… Нет! Я в больнице! Ну уж точно не в роддоме», — поняла Ирина Геннадьевна, улыбнулась и, что было сил, рванула вверх.
Титаническим усилием разомкнув веки, она застонала от резкой колкой боли. И тут же услышала голос дочери.
— Мамочка, мамочка, все хорошо, ты только не двигайся, слышишь, нельзя тебе, нельзя. Папуля сейчас с врачом поговорит и тоже придет, — стараясь сдерживать слезы, скороговоркой лепетала она.
— Олечка, до… доч-ка, — с трудом произнесла Ирина Геннадьевна, увидев родное лицо перед тем, как снова закрыть пульсирующие гранитные веки.
— Господи, спасибо! Спасибо! — отчетливо произнес Митин голос.
«И Митя тут, — звучало в ее обессиленном сознании приглушенным эхом. — Повезло с ним дочуре моей. Три года назад еще и не знали его, а сейчас — словно своя кровь».
Подмятый тяжестью отступающего стресса, Митька стоял в послеоперационной палате, накинув белый гостевой халат на плечи. Мягкая синева сумерек опускалась на город, густея с каждой минутой. Перегруженные адреналином мозги отказывались соображать, требуя заслуженного отдыха и гоняя по кругу пошлую попсовую песню, случайно застрявшую в дальних пределах его памяти. На Олю и Ирину Геннадьевну он старался не смотреть, чтобы не расплакаться. Стараясь успокоиться, он бродил бессмысленным взглядом по палате. Слева направо и обратно. Слева направо. Слева направо…
Внезапно взгляд его остановился, намертво вцепившись в стойку капельницы, на которой был закреплен пустой пластиковый контейнер с остатками донорской крови.
— Что?! Как это… так… — еле слышно прошептал Митя, не веря своим глазам.
На контейнере была крупно обозначена группа крови: 3RH-.
А ниже, чуть помельче, ясно виден регистрационный номер.
Приглядевшись, Митька отвернулся и с силой потер лицо ладонями, тихонько сказав в сжатые пальцы «ну ни хрена себе».
Снова глянул на капельницу, украдкой улыбнулся. Все верно, ошибки быть не могло: 3RH-12/33.
Роман Хахалин
Записки пожилого человека
© Роман Хахалин, 2014
Вегетарианское УЗИ
— Вы случайно не вегетарианец? — спросил доктор, приближая к намазанной гелем моей желудочно-грудной зоне датчик УЗИ.
Почему он задал такой вопрос? Внутри меня поднялась волна паники, правда, быстро схлынувшая.
— Нет, я не. А почему вы спрашиваете? Что-то указывает в моих симптомах на вегетарианство?
Вот если бы я не знал, что пришел проверять наличие метастазов в районе груди (ну и желудка, соответственно), то точно впал бы в ужас от вопроса врача.
— Не переживайте, вегетарианство не дает резко выраженных желудочных симптомов, — обнадежил доктор. — Просто у вас вполне интеллигентное выражение лица, а я сам склонен к вегетарианству как наиболее правильному способу питания, вот и решил спросить.
— Не опасаясь услышать в ответ хамскую реплику? — уточнил я.
— Именно.
Доктор продолжал задумчиво водить датчиком по мне, иногда залезая на бока, которые гелем смазаны не были. А несмазывание поверхности туловища или иных частей организма гелем, говорят, не способствует точности ультразвукового исследования.
С другой стороны, предложенная доктором тема разговора была достаточно интересной. И тут уж вопросы начал задавать я сам.
— Вы же человек с высшим медицинским образованием… — начал я свой вопрос, но получил ответ, не успев договорить:
— Я вообще-то не врач по образованию, я инженер-технолог летательных аппаратов. Жизнь заставила, — вздохнул он. — Разве прокормишь сейчас семью, будучи инженером-технологом? Вот пришлось получить переквалификацию. Два года — и я уже здесь.
— Разве это возможно — переквалифицироваться на врача? Врачей учат по шесть лет плюс интернатура…
— А что, Россия победившего капитала предоставляет любые возможности. Я слышал, что с нами учились на переквалификации человек пять, которые просто заранее оплатили свои дипломы.
— Ну это повсеместная практика. Мне интересно, почему вы стали вегетарианцем?
— Ах, это… Все просто. Сначала не на что было покупать еду — в начале 2000-х, а фрукты-овощи-корнеплоды-крупа в сезон дешевеют, можно накупить запас на полгода. Ну а как себе самому обосновывать, что ни ты, ни твоя жена, ни твои дети почему-то не могут есть мясо, яйца, масло, рыбу? Начал читать про вегетарианство. И тезисами из прочитанного подкреплять — и жене, и детям — ситуацию. Чтоб на психику не слишком давило. А потом уж привыкли. Я, хоть и переквалифицировался, и денег сейчас достаточно, животный белок по-прежнему не ем. Да и семья моя тоже. Стали уже убежденными вегетарианцами. Поэтому и вас спросил — вдруг, думаю, брат по убеждениям. С таким лицом, как у вас, человек в России богатым быть не может.
Вообще-то, мне мое лицо всегда нравилось и казалось лицом человека, в основном, в себе уверенного. А в профиль (когда мне удавалось увидеть свой профиль на фото) я вообще сам себе напоминал какую-то успешную лошадь чистых кровей — ну там, ахалтекинской породы либо арабской. И вот я думал, что с таким лицом, а тем более профилем, никто из слабых мира сего никогда не примет меня за своего. О, как я ошибался!
Но тут меня озаботили результаты УЗИ-исследования. Я вспомнил, что пришел именно по этому поводу.
— Ну что, как мой желудок-пищевод-легкие? — деловито спросил я доктора.
— Ах, это… — молвил он, возвращаясь датчиком с моих ненамазанных гелем боков в намазанную гелем зону желудка. — У вас тут, кажется, затемнения какие-то — и в легких, и в желудке. А давайте еще и печень проверим? — вдруг встрепенулся он.
— Это что же, метастазы? Затемнения эти?
— Со стопроцентной уверенностью, конечно, не скажешь. Нужно бы к онкологу обратиться. Я вам сейчас порекомендую — вместе со мной с педагога французского языка переквалифицировался. Очень хороший врач, не пожалеете.
Еле волоча ноги, я вышел из клиники. Я не пошел к замечательному онкологу — педагогу французского. Я не пошел и в государственную больницу, потому что там мне тремя неделями раньше перепутали анализы и объявили, что я болен туберкулезом в терминальной стадии. Я не пошел никуда.
Прошло пять лет. Мои желудок, легкие, печень и остальные органы в порядке. Но я до сих пор жалею, что не попал к замечательному онкологу, а там, глядишь — к великолепному хирургу, переквалифицировавшемуся за пару лет из управдома.
Кого надо ногаТравмпункт сиял пятнами свежей краски на вспученных стенах. Пятна были лишь кое-где, видимо, там предыдущая краска уже отвалилась кусками. Пол — хороший, по всему — новый, керамогранитный. Но кое-какие плитки уже тоже треснули и вогнулись, как будто укладывали их прямо на почву, а не на специально подготовленную поверхность. Спасибо, хоть молодая травка из-под них не пробивалась.
Вдоль стен как-то вразброс стояли несколько разномастных стульев. Прекрасная новая белая дверь с табличкой «Рентген» была воткнута среди тех самых вспученных стен и казалась ведущей в какой-то другой мир — мир порядка, чистоты и покоя. И действительно, внутри рентгенкабинета блестел различными сложными частями рентгеновский аппарат с наклейкой на самом видном месте «Национальный проект „Здравоохранение“».
— Что у вас? — Молодой врач окинул меня мало заинтересованным взглядом.
— Да вот, доктор, что-то нога побаливает, ударился в темноте о газонную ограду, боюсь, нет ли трещины…
— Ложитесь, а ногу вот сюда вытяните. Эта нога? Вот сюда, в лоточек ее.
Рентгеновский аппарат, руководимый врачом, несколько секунд производит некоторые эволюции.
— Подождите в коридоре, пока снимок будет готов.
Я выхожу и пристраиваюсь на покосившемся стуле. Вокруг меня — бытовые картинки рабочего района. Вот веселится пьяненький опухший мужичок с забинтованной вкривь и вкось головой, которого постоянно дергает за рукав женщина неопределенного возраста и расплывающейся внешности, видимо жена: «Сиди тихо, ссскотина!» Но мужичку весело, он резвится, хочет общения. «Как это тебя угораздило, пацан?» — обращается он к подростку с рукой на перевязи. Тот не хочет общаться, но мужичку все равно: «А мы с Семенычем вчера, вишь, подрались. В гараже. Главное, сидим, выпиваем спокойно, чинно. И чего Семеныч взъелся на меня? Он мне на жену жаловался. А я ему и говорю — сука она у тебя. А он хвать пассатижи и по башке мне. Главное, чего он? Сам же рассказывал, как она ему жизни не дает — и меня же пассатижами по башке!»
