Наталья Нестерова - Однажды вечером (сборник)
После обеда пришла доктор из детской поликлиники. Люда не вызывала, какая-то из мамаш ходила со своим ребенком на прием и сообщила о найденном младенце. Докторша была нестарой, но злобно-усталой. Из породы тех молодых женщин, что лиха еще не знали, не натрудились дома и на службе до синих чертиков в глазах, а уже устали.
– Где ребенок? – спросила врач, не здороваясь, не сменив уличную обувь на комнатные тапочки.
– Спит в комнате, – ответила слегка оробевшая Люда.
– Показывайте.
Врачиха распеленала спящего мальчика, провела рукой по головке, отыскивая родничок, положила младенца на живот, вытянула ножки, будто меряя, одной ли длины. Еще проделала несколько манипуляций – быстро, молча, словно имеет дело не с ребенком, крохотным человеком, а с бездушным куклой. Достала стетоскоп, воткнула проводки себе в уши, холодной бляшкой принялась тыкать в грудь, в спину мальчика. На носу врачихи были очки – узенькие стеклышки в прямоугольной металлической оправе. Очки усиливали впечатление ледяного равнодушия и безжалостности. Пририсуй докторше усики – чистый Берия.
Люда помнила педиатра Веру Петровну, которая лечила сына и дочь. Войдет с улыбкой, ласковое слово ребенку скажет, кругляшку стетоскопа ладонью погреет, прежде чем к тельцу малыша прикладывать. Развеет панику, успокоит, толковые рекомендации даст. Уйдет, а у тебя ощущение, будто добрый ангел побывал. Не то что эта… клизма очкастая.
Холодно равнодушные манеры докторши вызвали у Люды неприязнь и помогли справиться с волнением, обычно вспыхивающим при виде белого халата.
– Лучше, чем можно было ожидать, – поставила диагноз врач. Говорила себе самой, а не Людмиле. – Сейчас выписываю направление в больницу. Где у вас телефон? Надо вызвать перевозку.
Последнее слово – «перевозка» – окончательно настроило Людмилу на воинственный лад. Когда ночью во сне умер папа, от инфаркта, с утра до вечера не могли добиться, чтобы приехала «перевозка покойников».
– Мальчик пока еще жив! – гневно воскликнула Люда. – И в больнице ему делать нечего!
Старая педиатр считала, что дома стены лечат, поэтому в больницу ребенка надо класть в самом критическом положении, когда капельницы требуются. Люда боялась больниц, как рокового казенного места, где человек зависает между жизнью и смертью. Без нужды и по пустякам кто же в больницу отправится?
– Что вы несете? – скривилась докторша.
– Мальчику капельницы нужны? – уточнила Люда.
– Возможно.
– Но не точно? – допытывалась Люда.
– Послушайте! – зло блеснули очечки. – Не морочьте мне голову! Я с утра на приеме, по двум участкам. А тут еще главврач требует идти подкидыша осматривать. Я не резиновая.
– Сомневаюсь.
Докторша казалась Люде именно резиново бездушной, как надутая игрушка из полиэтилена.
– Что? – не поняла врач, но ответа не стала дожидаться. – Так, хватит болтовни. Вы к этому ребенку отношения не имеете.
– Мы его от смерти спасли!
– Не важно. По инструкции ребенок должен находиться месяц в больнице, на карантине.
– Он заразный? – ахнула Люда.
– Не имеет значения, – пожала плечами докторша.
– Как это не имеет? – возмутилась Люда. – Вы же доктор! Так скажите мне, здоров ребенок или болен?
– Я вам русским языком объясняю: ребенка следует поместить в больницу, на обследование, затем передать в «Дом малютки». Все!
Села за стол, достала бланк, стала писать. Подняла голову:
– Как зовут ребенка?
– Да-к неизвестно…
– В самом деле, что я спрашиваю, – улыбнулась врач.
На несколько секунд она превратилась в нормальную молодую затюканную женщину, которой постоянно не хватает отдыха, чтобы пополнить запас жизненных сил. Но потом снова напялила маску злой мымры. Людмила и пожалеть-то докторшу не успела.
Запеленала младенца, взяла на руки, наблюдая, как врач вписывает что-то в строчках направления, заговорила решительно:
– Вы там хоть что пишите, а маленького я в больницу не отдам! И зовут его… зовут… Егор! Да! Егор Егорович Попов. Правда, мой сладенький? Тетя холодной штукой в тебя тыкала, хоть бы погрела, врач называется. А ты не плакал. Ты у нас герой. Опять-таки про кормление и какашки не спросила. Вот видишь, Егорушка, какие педиатры пошли. Я тебя плохой тете не отдам, не бойся. Он улыбается! Улыбается мой драгоценный.
Откинувшись на стуле, с каменным выражением лица врач выслушала обвинения. Упреки ее мало задевали. Молодая врач была уверена, что хронические доброта и сердечность – удел людей интеллектуально неразвитых или полностью благополучных. Дебилы, как правило, любят весь мир – от букашки до солнца. Развитой личности легко прослыть доброй, когда в шоколаде купается, когда у нее есть все, что захочет, и даже больше. Почему же не подарить людям участие, сострадание – как объедки с барского стола. А голодные милостыню не подают и не жалеют всех и каждого, их бы кто пожалел. Если было бы у нее хоть полчаса времени – после приема в поликлинике заскочить домой, где твердолобая свекровь пичкает двухлетнюю дочь солеными огурцами «для аппетита». Если бы не нужно было мчаться в частную клинику на подработку, там зарплата вдвое превышает государственную. Если бы была уверенность, что муж сегодня придет до полуночи и трезвый. Если бы взрослая жизнь, начинавшаяся в фейерверках любви, надежд не обернулась пошлыми препирательствами со свекровью, двумя работами, мужем-неудачником и хроническим алкоголиком. Если бы красный диплом не пылился в ящике стола, если бы не забеременела, если бы унаследовала миллионы, если бы… И вы еще хотите от меня ласковых улыбочек?
Люда не знала и не могла знать личных обстоятельств докторши. Да и знай, не приняла бы ее философии. Люда считала, что доброта у человека внутри и от внешних условий не зависит. Какие обстоятельства не предъяви, судьба маленького ребенка не должна коверкаться из-за чьих-то рухнувших надежд или дурного настроения.
– Мне этого ребенка Бог послал. Мама-покойница так и сказала, явившись сегодня утром, – заявила Люда. – В больницу или в приют не отдам Егорушку.
Слабые ростки сомнения, признание справедливой критики были убиты на корню. Молодая доктор экзальтированным особам, которым с вечера на утро «Бог послал» ребенка, нуждающегося в госпитальном обследовании, оставить младенца не могла. Да и права не имела.
– Вот направление в больницу, – поднялась она.
– Не отдам!
– Копия направления, – не слушала докторша, – будет в диспетчерской «неотложки», – посмотрела на часы, – успею занести. В случае вашего сопротивления вызовут милицию.
Пошла к выходу, горбясь по-старушечьи, но цокая каблучками, будто выбивая остатки самоуважения.
