Ирина Семина - Счастье сейчас и всегда
— И точно, переломный! — осознала я. — Если бы не перелом, я бы даже не задумалась о том, какие модели мира выстраиваю!
— Я рад, — улыбнулся практикант. — Если вы не возражаете, я вас оставлю. У меня дежурство заканчивается. А вам еще поспать можно до утреннего обхода.
— Спасибо, молодой человек, — взглянула на него я. — Было исключительно интересно с вами пообщаться. Только для практиканта-травматолога у вас чересчур обширные знания в области философии. Нет?
— Да, — смутился он. — Я, собственно, и не травматолог. Скорее психотерапевт… В общем, спокойной ночи, я пошел.
И он тихо выскользнул за дверь, словно его и не было. Мы с Мышкой еще немного пошептались, обсуждая юного доктора, вопросы «За что?» и «Зачем?» и наши сегодняшние открытия, а потом незаметно уснули.
Утром, когда санитарка Таисия пришла мыть пол перед обходом, я спросила, что за прелестный практикант дежурил у нас ночью.
— Какой такой практикант? Отродясь у нас по ночам никаких практикантов не водится, — отвергла мысль Таисия.
— Но как же? Молодой такой. В очках. Весь в белом, аж светится! Сказал, ночное дежурство у него, — наперебой стали описывать ей ночного сидельца мы с Мышкой.
— Тю на вас, девчонки! Таблеток, что ли, объелись? — засмеялась Таисия. — А может, это к вам Дежурный Ангел прилетал. Слышала, бывает такое. Прилетает, когда у человека кризис в жизни случается.
— Дежурный Ангел, — повторила Мышка. — А что? Похож.
— И как раз в переломный момент. То есть в кризис! — поддержала я.
— Вы мне лучше скажите, как это вы в карантин умудрились мужика в палату протащить? — воинственно спросила проснувшаяся Бабка. — Всю ночь шушукались! И за что мне то наказание?
— Не «За что?», а «Зачем?», — хором сказали мы с Мышкой и засмеялись. Похоже, наш переломный момент уже начал приносить очень позитивные результаты!
История нас необычайно воодушевила.
— Да здравствует Переломный Момент! — ликовала я.
— Да здравствуют осознания! — вторила мне Эльфи, выделывая фигуры высшего воздушного пилотажа среди ветвей своего могучего Древа.
— Долой страхи! Освобождаемся от стра… Эльфи, стой! — вдруг опомнилась я. — А есть какой-нибудь сказочный способ расстаться со своими страхами?
— Ну разумеется, есть, — сообщила Эль, зависнув напротив меня, как маленький рыжий вертолетик. — Самый сказочный способ — это сказка! Объявляем всем страхам амнистию!
— Даешь амнистию! — с энтузиазмом поддержала я, бросаясь к компьютеру.
Сказка двадцать вторая
АМНИСТИЯ
есть об амнистии разнеслась по тюрьме мгновенно.
— Амнистия! Амнистия! — раздавалось то тут, то там. Заключенные были возбуждены, и каждый лелеял тайную надежду, что вот теперь-то — его очередь. Надзиратели сохраняли хмурый вид, но внутренне тоже надеялись, что выпустят побольше: тюрьма была переполнена, камер не хватало, энергии уходила уйма.
— А в чем дело? В честь чего амнистия? — жадно интересовался молодой и глупый Страшок Старости.
— Ты не мельтеши. Ты здесь недавно появился, тебе еще сидеть да сидеть, силу набирать, бороду отращивать, — посмеивался Страх Темноты. Он был одним из самых старых заключенных, его еще в раннем детстве посадили.
— А чего сразу я? — заныл Страх Старости. — Может, еще выпустят?
— Щас, — с садистским удовольствием сказал огромный, тучный Страх одиночества. — Тюрьма-то чья? Во-во. Женщины, знаешь, они такие… Старости боятся до самой старости…
— А в старости чего боятся? — не унимался юный Страшок.
— А там тебя амнистируют, а на твое место посадят, например, Страх Смерти. Так что сиди и жди! — пообещал Страх одиночества.
Под сводами тюрьмы раздался зычный голос:
— Собрание! Собрание! Все на собрание!
Залязгали двери камер, заключенные потянулись на голос. Развлечений в тюрьме было мало, собрания любили. Можно было потрепаться, новости узнать, амнистию обсудить.
— Граждане заключенные! Страхи и Страшки! — начал речь Главный Надзиратель. — Сообщаю вам, что хозяйка Тюрьмы решила ее немножечко разгрузить. И поэтому кое-кто из вас сможет освободиться.
— Ты нам тут тюльку не гони! — забузил нахально-иррациональный, в приблатненной кепочке, Страх Мышей и Крыс. — Ты дело говори. Кого на свободу, почему на свободу.
— Ты помолчи, тебе не светит, у тебя вообще пожизненное, — урезонил его Надзиратель. — Сам ведь не знаешь, кто тебя и за что посадил. Не знаешь ведь?
— Да бабы дуры! — наехал Мыше-Крыс. — Кошек не боятся. Хомяков не боятся. А крыс-мышей — боятся! А спроси почему — ведь сами не знают! А меня, мальчишечку, замели ни за что. «Таганка, я твой бессменный арестант!» — затянул было Страх, но Надзиратель властной рукой заткнул ему рот.
— Художественная самодеятельность будет на Новый год, а сейчас мы про амнистию. А амнистия вот в честь чего: наша Хозяйка записалась на прием к психологу, хочет поработать над собой. Сами знаете, это всегда заканчивается освобождением части Страхов.
Заключенные радостно загудели. Такое уже случалось, психолога в тюрьме считали в законе и очень уважали.
— Да, освобождение! Но не для всех! — строго сказал Надзиратель. — Давайте-ка перекличку сделаем. На свободу — с чистой совестью, так сказать… С левой крайней камеры — начинай!
— Страх Темноты, сижу с детства, — монотонно забубнил Страх Темноты. — За что сел — не знаю, вернее, не помню. Под амнистию не попадал.
— Страх Боли, — представился изящный хлыщ во фраке и с бабочкой на длинной шее. — Посадили после аппендицита. Сама дотянула почти до перитонита, а я остался виноватым, — усмехнулся он. — Теперь боится любой боли — хоть зубной, хоть душевной. А я регулярно ей эту боль поставляю, — рассмеялся Страх Боли.
— Как это — поставляет? — шепотом спросил Страх Старости.
— Ну ты и темный! — удивился Страх Темноты. — Ты чего, не знаешь — каждый Страх, который попадает в заключение, притягивает ситуации по своей теме.
— Зачем??? — еще больше удивился Страх Старости.
— Ну как «зачем»? Конечно, чтобы выпустили! Нет страха — нет ситуаций, что тут непонятного? — с досадой сказал Страх Темноты. Ему очень хотелось на свободу, но им никто не занимался — все к нему привыкли.
— Так мне что, надо Старость притягивать? А как? — озаботился юный Страшок.
— Ну, это просто, — вмешался в разговор Мышино-Крысиный Страх. — Будешь ей морщинки новые в зеркало показывать. Целлюлит, опять же. Седые волоски. Чем больше она будет пугаться, тем сильнее будешь становиться ты. Ее страх — твоя пища, дуралей!