Джин П. Сэссон - Мольба Мариам
27 декабря 1979 года пришлось на четверг — начало мусульманских выходных. Дядя Омар с дочерью приехали рано утром. Когда дверь в квартиру за нами закрылась, я ощутила приступ тошноты, но ничего не сказала и лишь смахнула выступившие слезы. По дороге в аэропорт мы почти не говорили.
Аэропорт был заполнен толпами людей и повсюду стоял страшный шум. Нам едва удалось пробиться сквозь столпотворение. Казалось, множество афганцев заплатило за то, чтобы выехать из страны для получения медицинской помощи. Только тогда я поняла, почему президент Амин лично рассматривал все заявления. Несомненно, его закрома теперь ломились от полученных денег.
Наш президент был вором, хотя и обаятельным.
Мы с папой сели, остальные встали вокруг, и тут удача отвернулась от нас: к нам подошли два полицейских в гражданской одежде. Они проверили наши документы, паспорта и медицинские справки, а затем обратились к папе:
— Вы тоже улетаете?
— Да, — спокойно ответил папа. — Моей дочери предстоит операция.
Тот, что был повыше, посмотрел на меня и ухмыльнулся:
— Смотри не повреди больную ногу такими высокими каблуками.
Я не ответила и лишь в глубине души принялась ругать себя, что надела столь неподходящую обувь для человека с больной лодыжкой.
Оба уселись рядом, стараясь найти повод, чтобы арестовать нас. Слава Аллаху, уже через несколько минут объявили посадку на наш рейс. Я принялась целовать и обнимать маму, дядю и кузину. Мама заплакала, и мы с папой тоже расчувствовались. Никто не знал, когда мы увидимся вновь.
Выходя из зала ожидания, я ощутила на себе взгляды полицейских. Я попыталась прихрамывать, но актриса из меня всегда была никудышная, и поняла, что они видят меня насквозь. Однако полицейские ничего не сделали, чтобы остановить нас.
Когда мы с папой вошли в салон самолета и устроились на своих местах, я уже разрыдалась по-настоящему. Несмотря ни на что, я любила свою страну. И глубоко внутри чувствовала, что больше никогда ее не увижу.
Папа тоже был перевозбужден утренними событиями.
— Больше всего я хочу жить и умереть здесь, в стране, где я родился, — промолвил он, пытаясь справиться со слезами. — Жизнь моя погружается в страшные сумерки.
Он повернулся к иллюминатору, и я последовала его примеру, чтобы сохранить в памяти бесценные воспоминания. И тут мы оба с изумлением увидели множество советских самолетов, из которых выгружали танки, вооружение и солдат. Русские солдаты бежали по взлетным полосам. Что это?
У меня перехватило дыхание, а папа побледнел.
Афганистан стоял на пороге каких-то значительных событий. Неужто мы наблюдали военное вторжение русского чудовища?
Папу начала бить дрожь. Он, стиснув зубы, вглядывался в иллюминатор до последнего мгновения, пока мы не взлетели. За два часа полета до Нью-Дели он не проронил ни слова.
ГЛАВА 11
В течение многих лет Нью-Дели был местом нашего семейного отдыха. Мы всегда приезжали в этот город, обуреваемые радостными предчувствиями. Однако в тот день, 27 декабря, мы выходили из самолета в крайне мрачном настроении. Прежде всего мы направились к мистеру и миссис Дилеп, индийской чете, у которой обычно останавливались и которая была изумлена нашим неожиданным приездом. Однако они оказались настолько гостеприимны, что уже через несколько минут на столе стоял изысканный индийский обед. Во время трапезы папа сообщил им о тяжелых временах, наступивших в Афганистане. Они с сочувствием отнеслись к нашему отчаянному положению.
Извинившись, я вышла из-за стола, чтобы достать мешочек с афганской землей, спрятанный в моем бюстгальтере.
— Папа, смотри. Это тебе, — объявила я, вернувшись в комнату.
Папа кинул на мешочек недоуменный взгляд, пока до него не дошло, какой ценностью обладает этот предмет. Он схватил меня в объятия и начал покрывать поцелуями.
После обеда мистер Дилеп проводил нас к маленькому двухкомнатному меблированному домику, который нам предстояло снять. Домик находился недалеко от их места жительства, так что чета Дилеп могла по-прежнему помогать нам.
Надеясь на то, что утро принесет нам известия о причинах советского военного вторжения, я практически сразу легла и крепко проспала до утра, поскольку очень устала.
Я очнулась от громких криков папы:
— Мариам! Вставай! Мариам!
Он слушал свою любимую радиостанцию Би-би-си.
— Мариам! Я не верю своим ушам! Это оккупация! В тот самый момент, когда мы взлетали, Афганистан был оккупирован советскими войсками!
— Что ты сказал?! — потрясенно переспросила я.
— Все убиты. Русские расправились с президентом Амином и всей его семье й.
— Президент Амин убит? — изумленно переспросила я. Я не могла представить себе его мертвым. Несмотря на то что я его ненавидела за введение коммунистического строя и мечтала о его свержении и изгнании из страны, я вовсе не желала ему смерти.
Естественно, прежде всего нас тревожила судьба мамы и остальных наших родственников. Им, несомненно, грозила опасность. И мысль об этом была невыносима.
И тут в домик вбежала Надия. Она училась в медицинской школе в Бангалоре, но, когда мы приехали, папа позвонил ей, и она отпросилась, чтобы встретиться с нами в Нью-Дели.
Папа рассказал Надие обо всем, что произошло в Кабуле с момента ее отъезда. Тогда-то я и узнала многое, о чем даже не догадывалась. Мама настояла на том, чтобы меня сопровождал папа, поскольку ему грозил арест. Приятель, имевший связи в правительстве, предупредил родителей, что коммунисты планируют истребление всех офицеров, которые раньше служили эмиру. Это распоряжение распространялось и на тех, кто давно находился в отставке. Так что, останься папа в Кабуле, его скорее всего казнили бы.
Теперь нам следовало как можно быстрее вызволить из Афганистана маму. Сначала папа попытался воспользоваться легальными способами и написал письмо своему другу в министерстве о том, что у него возобновились симптомы болезни, а я нахожусь на операционном столе, поэтому мы оба нуждаемся в мамином присутствии. Министр ответил, что, к сожалению, маме было отказано в ее просьбе навестить нас в Индии. Впрочем, он обещал еще что-нибудь предпринять, но папа уже понимал, что все это ни к чему не приведет. Русские не позволяли всем членам семьи выезжать за границу, оставляя одного в качестве заложника. Они не сомневались в том, что мы вернемся, если они не выпустят маму.
Тогда папа сообщил, что успел договориться с контрабандистами, обещавшими вывезти маму из Афганистана, если не будет получено официальное разрешение. Мы должны были вызволить ее любыми способами.
