Уильям Хоффер - Только с дочерью
Когда я повесила трубку, Хэлен нервно заламывала пальцы.
– Как насчет пиццы завтра на ужин? – спросила я.
– Да! – в один голос ответили Махмуди, Маммаль и Нассерин, не подозревая, что это уловка.
Я не сомкнула глаз всю ночь. Вопросы, роившиеся у меня в голове, не давали мне уснуть. Разумно ли я поступаю? Стоит ли мне последовать совету чиновников из посольства или надо хвататься за любую соломинку в своем стремлении к свободе? Не подвергаю ли я опасности Махтаб? Есть ли у меня на это право? А что, если нас схватят? Отправят ли меня назад к Махмуди или, что еще хуже, вышлют из страны, отняв у меня Махтаб и передав ее «истинному владельцу» – отцу? Эта кошмарная мысль была невыносима. Одна я ни за что не хотела возвращаться в Америку.
Я до предела измучилась, взвешивая все «за» и «против». В предрассветной мгле, когда Махмуди встал для отправления молитвы, я все еще лежала без сна, все еще пребывала в нерешительности. Когда он влез обратно под одеяло, то прижался ко мне, чтобы согреться: зимние утра были холодными. Притворяясь спящей, я мгновенно приняла решение. Я должна уехать от этого негодяя.
Спустя два часа, когда мы с Махтаб собирались в школу, Махмуди все еще нежился в постели.
– Сегодня я немного задержусь, – сказала я как бы между прочим. – Мне надо будет заглянуть в «Пол пиццу» за сыром.
– М-мм, – промычал Махмуди. Я восприняла это как согласие.
В полдень, когда занятия в подготовительном классе закончились, Махтаб, возбужденная не меньше меня, однако более умело скрывавшая свои чувства, была готова ехать. Поймав такси, мы примчались в парк Карош, где нашли телефон-автомат.
– Мы на месте, – сказала я Триш.
– Появимся через пять минут.
И действительно, ровно через пять минут подкатил белый «пакон» с двумя женщинами и несколькими плачущими ребятишками. Женщина, сидевшая спереди со стороны пассажира, выскочила, схватила меня за руку и поволокла к машине.
– Скорей, поехали, – приговаривала она. Я отдернула руку.
– В чем дело? Мы должны поговорить, – сказала я.
– Мы разыскиваем вас вот уже несколько недель, – ответила женщина. – А сейчас мы вас просто увезем.
Снова схватив меня за руку выше локтя, другой рукой она потянулась к Махтаб.
Та, громко вскрикнув, в страхе отпрянула.
– Вы должны немедленно поехать с нами, – приказала женщина. – Мы не оставляем вам выбора. Или вы едете, или мы прекращаем вам помогать.
– Послушайте, я ведь вас даже не знаю, – возразила я. – Расскажите, как вам стало обо мне известно. И каков ваш план действий?
Женщина заговорила быстро, пытаясь успокоить Махтаб. При этом она нервно озиралась по сторонам, опасаясь, как бы мы не привлекли внимания полиции или пасдара.
– Я Триш. Нам про вас рассказала Джуди. Мы переговариваемся с ней каждый день. С вашими близкими тоже. И мы знаем способ, как вывезти вас из страны.
– И как же?
– Сейчас мы отвезем вас на квартиру. Там вы будете скрываться некоторое время – месяц, несколько дней, несколько часов – видно будет. А затем мы поможем вам выехать.
Женщина, сидевшая за рулем, вышла из машины, чтобы выяснить причину задержки. Я узнала в ней больную диабетом, которая приходила к Махмуди. Триш представила ее как Сюзанну.
– Ну хорошо, – сказала я. – Расскажите, что вы намерены делать. Я согласна повиноваться.
– План уже разработан, – заверила меня Триш. – Но нам бы не хотелось вас в него посвящать.
Меня одолевали сильные сомнения, и я решила не садиться в машину с этими странными, перевозбужденными женщинами до тех пор, пока не получу разъяснений.
– Езжайте домой и дорабатывайте свой план, – сказала я. – Мы встретимся еще раз, и, когда все будет готово, я с вами поеду.
– Мы только и делали, что день и ночь караулили вас на улицах, желая помочь убраться отсюда, и вот этот час настал. Либо вы едете, либо забудьте о нас.
– Пожалуйста! Дайте мне двадцать четыре часа, а тем временем продумайте до конца все детали.
– Нет. Сейчас или никогда.
Мы спорили еще несколько минут, но я не отважилась очертя голову устремиться к свободе. А что, если эти женщины, спрятав нас с Махтаб в какой-то квартире, так и не сумеют осуществить свой план? Сколько времени пройдет, прежде чем будет объявлен розыск матери и ребенка в стране, где ненавидят американцев?
Наконец я сказала:
– Ну что ж, до свидания.
В ярости Триш открыла дверцу машины.
– Просто вы боитесь его бросить, – заявила она. – И никогда этого не сделаете. Только болтаете языком, чтобы другие вам поверили. А на самом деле вы не прочь остаться здесь.
Машина умчалась, влившись в уличный поток движения.
Мы с Махтаб остались одни, чувствуя себя совершенно оторванными от мира, несмотря на толпу пешеходов. Монолог Триш отдавался у меня в ушах. Почему же я упустила шанс получить свободу? Была ли в ее обвинениях доля правды? Не занималась ли я самообманом, внушая себе, что мы с Махтаб сумеем когда-нибудь отсюда выбраться?
От этих вопросов мне стало страшно. Сейчас мы с Махтаб могли бы мчаться в белом «паконе» в неизвестном направлении навстречу туманному и, возможно, опасному будущему. Вместо этого мы спешили в магазин «Пол пицца» за сыром, чтобы побаловать вкусненьким моего мужа.
10
Мы стали регулярно видеться с агой и ханум Хаким. Мне очень нравился «человек в тюрбане» – он вовсе не был религиозным фанатиком. Махмуди тоже ему симпатизировал. Обладая большими связями в высокопоставленных кругах, где было немало его старых приятелей, ага Хаким пытался помочь Махмуди найти работу – место врача или, на худой конец, преподавателя. Кроме того, ага Хаким убедил Махмуди взяться за перо и перевести на английский язык труды их деда, которые он сам перевел с арабского на фарси.
Махмуди купил пишущую машинку, объявил мне, что отныне я буду его секретарем, и засел за перевод книги «Отец и дитя», где Тагати Хаким выразил свой взгляд на эту проблему.
Вскоре обеденный стол Маммаля и Нассерин, которым почти не пользовались по назначению, был завален рукописями. Махмуди передавал мне – на другой конец стола – исписанные от руки странички, которые я тут же перепечатывала.
В процессе работы я пришла к более глубокому пониманию мировоззрения Махмуди. По мнению Тагати Хакима, вся ответственность за воспитание ребенка ложится на отца – именно отец обязан привить ему нормы достойного поведения, «должный» образ мыслей и жизни в соответствии с заповедями ислама. Мать была здесь абсолютно ни при чем.
Неделю за неделей мы трудились в поте лица. Дед Махмуди писал витиеватым, высокопарным, назидательным стилем. Каждый день, когда я приводила Махтаб из школы, меня ждала стопка исписанных листков, и я немедленно должна была приниматься за работу, ибо Махмуди считал сей труд необычайно важным.
