Джон Грин - Бумажные города
А мне все это показалось таким нелепым и банальным. Бумажные детки играют в бумажные игры. Я попробовал пробраться через толпу к Бену и, к собственному удивлению, наткнулся на Радара с Энджелой.
— Что тут за фигня происходит? — спросил я.
Радар посмотрел на меня, перестав считать.
— Да! — воскликнул он. — Явление Эксклюзивного Водителя! Да!
— Почему все сегодня так часто говорят «да»?
— Хороший вопрос, — прокричала Энджела.
Она надула щеки и вздохнула. Похоже, ей все это нравилось не больше, чем мне.
— О да, блин, это хороший вопрос! — подтвердил Радар, у которого в каждой руке было по красному пластиковому стаканчику с пивом.
— Он пьет из обоих, — спокойно объяснила Энджела.
— Почему тогда не ты — эксклюзивный водитель? — поинтересовался я.
— Они тебя выбрали, — сказала она. — Решили таким образом вытащить тебя сюда.
Я закатил глаза. Энджела выразила сочувствие.
— Он тебе, наверное, реально нравится. — Я кивком показал на Радара, который поднял обе руки с пивом над головой, продолжая громогласно выкрикивать цифры.
По-моему, все жутко гордились тем, что научились считать.
— Да, он даже сейчас в некотором смысле очень милый, — ответила она.
— Ужас, — не сдержался я.
Радар коснулся меня одним из стаканчиков:
— Посмотри на нашего другана Бена! Оказывается, в стойке на пивном бочонке он гениален, как какой-нибудь ученый-аутист. Я так думаю, он сейчас на мировой рекорд идет.
— Что это за стойка на пивном бочонке? — не понял я.
Энджела показала на Бена:
— Вот это.
— А. Ну… неужели висеть вверх ногами так сложно?
— Как я поняла, самая длинная стойка в истории Уинтер-парка — шестьдесят две секунды, — объяснила она. — Это рекорд Тони Йоррика.
Это был громадный парень, который окончил школу, когда мы только поступили; теперь он играл в футбольной команде Флоридского университета.
Я был бы рад, если бы Бен поставил новый рекорд, но присоединиться к вопящей толпе оказался не в силах. «Пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят, шестьдесят один, шестьдесят два, шестьдесят три!» Бен вытащил краник изо рта и завопил: «ДААААА! Я КРУЧЕ ВСЕХ! МИР ПОТРЯСЕН!» Джейс со своими бейсболистами перевернули его обратно вверх головой и принялись катать на плечах. Заметив меня, Бен ткнул в мою сторону пальцем и издал громчайший и полный чувства вопль: «ДААААА!!!!!!!!» Даже футболисты, выиграв мировой кубок, не так радуются.
Бен соскочил с плеч бейсболистов, приземлившись довольно неуклюже на корточки, а потом, покачиваясь, поднялся на ноги и обнял меня за плечи.
— ДА! — снова повторил он. — Прибыл Квентин! Величайший чувак! Поприветствуем Квентина, лучшего друга мирового рекордсмена в стойке на бочонке!
Джейс потрепал меня по голове и сказал:
— Кью, дружище!
Потом в другом ухе раздался голос Радара:
— Кстати, мы для них тут как народные герои. Мы с Энджелой ушли с нашей афтепати, чтобы попасть сюда — Бен пообещал, что ко мне будут относиться, как к королю. Они, блин, имя мое скандировали. Похоже, им Бен чем-то до жути приглянулся, так что мы им теперь тоже нравимся.
И я ответил — и Радару, и всем остальным:
— Круто.
Бен отвернулся от нас и схватил Кэсси Задкинс. Он положил руки ей на плечи, она — ему, и он объявил:
— Моя половинка чуть не стала королевой бала.
А Кэсси ответила:
— Я знаю. Здорово.
Бен:
— Знаешь, последние три года я каждый день думаю о том, чтобы тебя поцеловать.
Кэсси:
— Тогда надо это сделать.
Бен:
— ДА! Супер!
Но он ее не поцеловал. Вместо этого Бен повернулся ко мне и сказал:
— Кэсси хочет со мной целоваться.
Я:
— Да.
Он:
— Это же супер!
А потом Бен сразу забыл и про меня и про нее, как будто сама мысль о том, чтобы поцеловать Кэсси, была лучше, чем поцеловать ее на самом деле.
Потом Кэсси говорит мне:
— Крутая вечеринка, да?
Я:
— Да.
Она:
— Полная противоположность тому, что устраивали ребята из оркестра, да?
Я:
— Да.
Она:
— Бен — придурок, но я его обожаю.
Я:
— Да.
— И у него глаза такие зеленые.
— Угу.
Она:
— Все говорят, что ты симпатичней, но мне нравится Бен.
Я:
— Ну и ладно.
Она:
— Такая крутая вечеринка, да?
Я:
— Да.
Говорить с пьяным — все равно что с чокнутым трехлеткой, полным щенячьего восторга.
Как только она отошла, ко мне подвалил Чак Парсон.
— Джейкобсен, — сухо сказал он.
— Парсон, — ответил я.
— Это же ты сбрил мне чертову бровь?
— Ну, по сути, я не сбривал, — сказал я. — Мы удалили ее с помощью депиляционного крема.
Чак довольно сильно ткнул меня в грудь.
— Ты подонок, — сказал он со смехом. — Старик, кишка у тебя явно не тонка. Всех за ниточки дергаешь, и все дела. Я, конечно, напился, но я прямо как-то люблю тебя сегодня, засранец.
— Спасибо, — сказал я.
Мне все это дерьмо было как-то чуждо, в смысле, эти бредни типа «мы-же-столько-лет-проучились-вместе-так-что-надо-признаться-как-мы-все-друг-друга-любим». Я представлял себе Марго на этой вечеринке, — или на тысяче ей подобных. Как бы она с пустыми глазами слушала пьяный лепет Чака Парсона, мечтая сбежать от него, живой или мертвой. Я одинаково четко мог представить себе оба пути.
— Зассанец, пиво будешь? — спросил Чак.
Я вообще мог бы забыть, что он стоит рядом, но от него так несло перегаром, что не замечать его было сложно. Я покачал головой, и он отошел.
Мне хотелось домой, но я понимал, что торопить Бена нет смысла. Может, это лучший день во всей его жизни. Он это заслужил.
Так что я отыскал лестницу и пошел в подвал. Я столько времени провел во тьме, что у меня появилось желание спрятаться от света, я хотел прилечь где-нибудь, где хоть немного тише и темнее, и снова представить себе Марго. Но проходя мимо спальни Бекки, я услышал негромкий шум, — точнее сказать, стоны — поэтому остановился перед дверью, которая оказалась чуть-чуть приоткрытой.
Мне было видно голову и торс Джейса, он лежал на Бекке уже без рубашки, а она обвила его ногами. Они еще не разделись до конца, и ничего не началось, но намерение было очевидным. Может, человек поприличнее отвернулся бы, но таким, как я, нечасто выпадает шанс посмотреть на голую Бекку Эррингтон, так что я остался у двери, глядя на них. Вскоре они перевернулись, Бекка оказалась сверху, она поцеловала его, вздыхая, и начала снимать майку.
