KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Татьяна Соломатина - Роддом или жизнь женщины. Кадры 38–47

Татьяна Соломатина - Роддом или жизнь женщины. Кадры 38–47

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Татьяна Соломатина, "Роддом или жизнь женщины. Кадры 38–47" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Родителям он о Мальцевой ничего не рассказал. Какими бы они ни были моложавыми и современными – Татьяна тут права. Одно дело восхищаться тем, как Мадонна раз за разом юных жиголо меняет, а другое дело – решить, что твой сын в роли этого самого жиголо. Тут его славная матушка, сама похожая на девчонку, могла бы выдать первостатейную хабалку. Все, даже самые отличные и мудрые мамаши, имеют риск стремительной манифестации и тяжелейшего озлокачествления ханжества, когда речь идёт о собственном кровном «онжеребёнке!». Другое дело, если (то есть когда!) всё будет на мази – тут его родители молодцы. Имеют мудрость отличать одно от другого. И ничего уже не скажут. Ну, мама губы подует. А когда она с Татьяной Георгиевной познакомится – и губы дуть перестанет.

Александр Вячеславович Денисов, шедший подвалом на утреннюю врачебную конференцию, резко оборвал в мыслях своих сцену знакомства матушки с женой. А она уже так ясно и чётко прорисовалась. Вот Таня, в чём-то лёгком, воздушном, батистово-кружевном, хлопочет на кухоньке вокруг высокого стульчика, в котором царственно восседает откормленный, кудрявый, блондинистый младенчик. Вот он сам – голый торс, джинсы – варит Таньке кофе. (Почему вечно все её мужики варят ей кофе?! Впрочем, это как раз нормально. Ладно, пусть остаётся…) Вот – звонок в дверь. «Саша, открой!» Сняв турку с огня, он идёт открывать. Вваливаются загорелые родители. Мама с визгом повисает у него на шее. Поцелуи, объятия. «Чего не предупредили, балбесы?! – Да мы и не думали лететь, в последний момент решилось! – Очень на вас похоже! Проходите, мойте руки, сейчас будет кофе. Знакомьтесь, это моя жена Таня, это наша дочь Муся… Выпить? Выпить можно. Танька любит выпить. Прямо как ты, мамочка! Только ей сейчас нельзя. Разве что бокал вина. Мы ждём второго…» У родителей отвисают челюсти. Папа с собой справляется моментально. Улыбается широко и обаятельно. Раскрывает невестке радушные (хотя и слегка наигранные – поначалу!) объятия. Мама смотрит недоверчиво и ревниво, но, получив от папы шлепок по мягкому месту, опоминается и сперва несколько театрально, а затем и самым естественным образом…

– Идиот! – пробурчал Денисов себе под нос. И постарался принять хмурое выражение лица. Не то, похоже, глаза так сияют, что клубящаяся в луче пыль искрится.

Да, любой крепкий, взрослый, психически уравновешенный мужчина понимает, что если любимая женщина с тобой переспала – значит она с тобой переспала. И ничего больше. «Любимая» не равно «любящая». Частенько даже если любящая с тобой переспала – это ничего не значит. У Татьяны Георгиевны такой модус вивенди – затрахивать боль, усталость, гнев, радость, любое значимое событие любого знака. Она очень страстная. Очень живая. Всегда такой была, судя по анамнезу. Такой осталась, судя по тому, что наблюдается в текущем статусе. И такой она и будет до самого конца, не будь он уже мало-мальски врач, в чьи функциональные обязанности входит в том числе прогнозирование состояний.

«Да, мамочка! Я женился на старой шалаве, и что? Ты правда имеешь что-то против старых шалав? Мать, ты же женщина широких взглядов и прочей парусиновой демократии! Во всяком случае, ты прежде всегда на этом настаивала. Лицемерие, мать? Двойные стандарты? Ай, нехорошо!»

На пятиминутке Мальцева делала вид, что его не замечает. Ну, разумеется! То есть как – «не замечает»… Она конечно же смотрела на него, когда он докладывал о дежурстве. Ровно так, как она смотрела на дежурантов обсервации, физиологии и неонатологии. Она, естественно, задавала дежурному врачу отделения гинекологии вопросы. Но ровно таким же деловитым собранным тоном, как задавала она вопросы прочим. А чего ты ждал? Что она с её неподражаемым, блаженным контральтовым хриплым влажным придыханием произнесёт:

– Гематокрит у ночной апоплексии?

А час ночной между тем был совершенно неземной. И не час, а почти два. Как раз через два часа и позвонили из приёмного. Острая боль в животе. Хирурги говорят, их патологии нет, зовите гинеколога. Ночные апоплексии – результаты невоздержанности.

Но с Мальцевой он сдерживался. Видит бог – и только он! – как он сдерживался. Она требовательна и капризна в постели и плевать хотела на то, что там испытывает мужик и что он – не железный. Особенно после почти года воздержания. Эпизоды самоудовлетворения не в счёт. Это имеет такое же отношение к удовольствию, как опорожнение полного мочевого пузыря. Не сдохнуть же теперь. А других баб совершенно не хочется. Член встаёт. Но других баб не хочется. Своя рука – владыка… Таньке же не дай бог не доставить удовольствия. Так и столько, как и сколько хочет она! И никаких указаний, разумеется. Кто не догадался – тот лох! Этим в том числе она и хороша. Для неё постель – не подиум. И не реконструкция. Для неё всё по-настоящему. Откуда-то крутится в голове, что доведенные до крайности добродетели превращаются в изъяны. Если умение отдаваться любви «постельной» – добродетель для женщины… А это без «если» – добродетель… То Мальцева – крайность. Изъян. Но почему же он так привязан к этому изъяну?!

– Потому что молод ещё!

Сухой голос доцента Матвеева вернул Александра Вячеславовича в реальность.

– Что?

– У Брэдбери рассказ есть. О марсианском дурдоме. Рядом с ненормальными постоянно парит плотная визуализированная мыслеформа. Я под капельницами всю библиотеку фантастики перечитал. Между блёвом и поносом. Так что при мне сходи с ума по Мальцевой потише, я уже одной ногой там, откуда всё очевидней.

Александру Вячеславовичу хватило ума ничего не говорить доценту. Он лишь улыбнулся и пожал плечами. Матвеев понимающе и слегка саркастично усмехнулся.

Юрий Владимирович сильно сдал. Из поджарого, спортивного, бодрого мужчины в расцвете среднепоздних лет он превратился в высушенного старика [49]. Он пережил паллиативную операцию, химиотерапию. И все мучения – без эффекта. Как сейчас жил? Неизвестно. А держался известно чем: работой. Ею держался – ею и жил. Его даже не пытались отправить «в санаторий», «в отпуск», «на реабилитацию». Всё одно что старого верного пса из дому выгонять умирать в ветеринарную клинику.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*