Брэдли Дентон - Лунатики
Лили слабо ей улыбнулась:
– На самом деле я думаю, что мое. Думаю, что несу ответственность за то, что произошло между тобой и Стивеном. И за то, что может произойти в результате. Мое присутствие заставило тебя делать то, что ты бы сама не сделала.
Кэролин была теперь не просто раздражена. Она опять пришла в ярость. Ярость – ее компаньон, ее оружие, ее щит – вернулась.
– Давай условимся, Лили, – сказала она, встав. – Ты меня не контролируешь. Это мое дело. Пусть я регулярно вляпываюсь во всякое дерьмо, но это остается моим делом. Я трахнула Стивена, потому что я хотела его трахнуть. И причины, почему я этого хотела, – мои и больше ничьи. Ты не имела к этому никакого отношения.
Лили даже не моргнула:
– Уверена, что Арти и Кэти думают так же.
Кэролин повернулась спиной к Лили и подняла мусорное ведро. Слушать, как Лили упоминает имена Арти и Кэти вместе, было равносильно смерти.
– Иди ты четырежды к черту, – сказала она. – Иди Ты к черту в четвертый раз и отвали от меня.
– Но я не закончила уборку, – сказала Лили.
Кэролин открыла дверь и вошла в рабочее помещение.
– Мне плевать. Убирайся отсюда. Убирайся вон.
Что-то громыхнуло на тротуаре позади нее. Она вздрогнула от шума, опустила ведро и обернулась.
Совок и фиолетовая блузка Лили лежали посреди переулка. Лили исчезла. Пекановые деревья опять шелестели на ветерке.
Кэролин некоторое время стояла потрясенная. Но она никогда не позволяла себе долго оставаться в потрясении.
– Скатертью дорога, – сказала она.
Она вернулась в переулок и подобрала совок и блузку. Потом, идя обратно в магазин, посмотрела наверх и увидела, что над крышей поднялась полная Луна.
– Убирайся туда, откуда пришла! – закричала Кэролин.
Потом вошла в магазин разбираться с бардаком, что оставила ей богиня.
Глава 17
За утесом чернела река
За утесом чернела река. Джек видел Луну, звезды и роскошные дома, мерцавшие в реке. Здесь реку называли Остинским озером, и богачи строили великолепные здания на берегах. Время от времени Остинское озеро разливалось и затопляло дома, но Джек сомневался, чтобы их владельцев это сильно волновало. Богатых вообще мало что волновало, поскольку если что-то шло не так, как надо, они могли заплатить тому, кто сделает все как нужно. Для этого и нужно богатство.
Но с обрыва, что назывался утесом Боннелл, даже самый обычный человек мог смотреть вниз на эти великолепные дома и думать о том, как бы на них поссать. От этого никуда не денешься. Эта мысль приходила в голову каждому, и тут уж ничего не поделаешь – Джек был в этом уверен. Это первое, о чем он подумал, очутившись тут впервые, и он сомневался, что был оригинален. Любого бы соблазнило обещание такой власти, такой пожизненной победы. Если помочишься на крышу богатого человека, он может нанять кого-то ее вымыть – но всегда будет помнить, что на его крышу кто-то нассал.
Наверное, некоторые из тех, кто поднимался на утес Боннелл, даже пробовали, но Джек подозревал, что они потерпели неудачу. Из-за высоты утеса казалось, что здания на берегу расположены как раз внизу, как раз в пределах досягаемости струйки мочи… но на самом деле и они, и берег реки были на расстоянии сорока ярдов. И хотя в старших классах и в колледже Джек был свидетелем потрясающих подвигов писунов, человека, который сумеет помочиться на сорок ярдов даже при условии попутного ветра, еще нужно поискать.
А вот бросить камень – другое дело. Наверное, можно с лучшими намерениями бросить камень, который отлетит рикошетом или шлепнется на кровлю какого-нибудь богатенького. Джек вспоминал, что вроде несколько человек так и поступили и их за это арестовали. И он был доволен, что их арестовали. Моча была бы незабываема, но безопасна. Камни, напротив, могли бы у кого-нибудь отбить всю память напрочь. Джек предпочитал оставаться при памяти и думал, что всем остальным тоже не стоит ее терять.
Он припомнил, что существовало еще целое братство пьяниц, которые находили здесь смерть путем издевательского ритуала. Но они никогда не падали слишком далеко от утеса и ни разу никого не травмировали. Обычно они просто умирали, проткнутые острыми ветками деревьев. Худшее, что один из них сотворил, – пробил крышу туристического трейлера. Но в трейлере никого не было, так что никто не пострадал.
Сегодня вечером Джек не собирался ни мочиться, ни кидать камни – и он никогда не допивался до того, чтобы присоединиться к братству, – но полицейские, несомненно, арестовали бы его, если бы здесь застукали. Он сидел на каменной ограде на самой высокой точке утеса и был абсолютно голым.
В конце концов, сегодня Полнолуние. И поскольку они с Лили на сей раз решили встречаться в Остине, Боннелл казался лучшим выбором. Джек уже выяснил, что сидеть голым на бордюре рядом со своей квартирой – плохая идея. Но ворота муниципального парка Боннелл закрывались в десять часов, и после этого патрули заглядывали сюда лишь время от времени. Потому вероятность, что его здесь арестуют, меньше, чем в городе; вдобавок на такой высоте его лучше видно сверху.
Но он решил, что сидит в неправильном месте. Прямо позади него стояла будка, и его может затенять крыша, так как Лили полетит с востока. Он хотел увериться, что полностью купается в лунном свете и что у нее не будет никаких проблем с его обнаружением.
Так что Джек отвернулся от реки и от домов богачей, спрыгнул с ограды и начал спускаться на юг по каменистому склону. Он давно был здесь в последний раз, но помнил, что на отвесном берегу есть место, мало чем отличающееся от самой Луны. Бесплодное, открытое всем ветрам известняковое плато у самой воды. Он жалел, что не может надеть ботинки, чтобы туда добраться. Склон был очень крутой, а камни острые. Но правила встречи с Лилит были четкими: голый значит голый. А если на тебе ботинки, ты не голый. Так что он оставил свои ботинки вместе с остальной одеждой у ограды.
Один раз он поскользнулся на склоне, но сумел удержаться на неровном валуне и не упасть. Несколько секунд постоял, держась за скалу и тяжело дыша. Он поражался происходящему. Уже конец августа. Он встретил Лили в Полнолуние ноября, так что уже десятый месяц, как он без ума от нее до такой степени, что карабкается по горам в голом виде. Она могла отдаться ему лишь один раз в каждый Лунный Цикл… и несмотря на это, он до сих пор готов был сделать все, чтобы это произошло. И не было никаких признаков спада этого желания.
Он понимал, что весь мир, включая его друзей, считает его сумасшедшим. И если бы он совершал свои безумства просто так, он бы понимал, почему они так думают. Но проделывать их ради Лили – нет, это не безумие.
Это просто любовь.
Так что если все остальные не могут понять, почему он так себя ведет, – это их проблема. На самом деле он жалел таких людей. Если они даже не могут вообразить, как делают то же самое, тогда они никогда не узнают то, что знает он, никогда не почувствуют то, что чувствует он. А это значит, что в их жизнях нет великой радости.
Холодный ветер подул на утес, высушив пот на коже Джека. Август в Остине был просто зверским, и сентябрь будет таким же влажным и жарким. По мнению Джека, вместо законов, карающих публичную наготу, надо ввести закон, требующий, чтобы люди при такой погоде ходили голыми.
Ветер стих, и Джек продолжил спуск к известняковой плите на южном склоне. Добравшись туда, он сел, скрестил ноги и стал ждать. Он не мог сдержать усмешки. Здесь было великолепно. Только один ржавый кабель отмечал западный конец плато, где утес нависал над богачами. Но отсюда Джек не видел ни их дома, ни даже реку. Он был один в центре Вселенной.
В нескольких милях отсюда к юго-востоку электрическая линия горизонта, где находился Остин, отбрасывала золотистую ауру в туманную ночь, но и при таком доказательстве существования цивилизации Джек не чувствовал себя менее одиноким и свободным. Здания и их огни, казалось, не имели никакого отношения к людям. Они были просто частью пейзажа, каким-то производным Земли, как сам утес Боннелл.
Джек был голый, одинокий и счастливый. Он знал, что Лили его найдет.
И она его нашла. Но Джек заметил: что-то не так. Он увидел, как шатко она спускается по спирали с высоты, будто ослабела или ранена. Он встал в испуге, думая, что она может упасть и ему придется ее ловить. И когда она приземлилась на скале перед ним, она споткнулась и упала в его объятья. Джек был так ошеломлен, что даже не смог ее спросить, почему она так странно одета. Ее грудь была голой, что еще имело какой-то смысл, – но на ней были черные джинсы и теннисные туфли, что никакого смысла не имело.
Лили спрятала лицо у него на груди, и Джек крепко прижал ее к себе.
Несколько перьев упали с неба, и тогда Джек увидел, что крылья Лили как будто линяют.
